Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова Страница 34

свою мать, это она «его» покрывает, не хочет скандала дома». Моему гневу не было предела. Я стала требовать от отца немедленного размена квартиры, так как жить под одной крышей с подонком не хотела, опасаясь пагубных последствий его влияния на маленького Руслана. Но отец был непоколебим, ему было очень жаль делить четырехкомнатную квартиру, и он предложил другой вариант, врезать замок в нашу дверь. Выхода другого не было, новый замок отец тут же установил.

Тем временем, преуспевая на новом рабочем месте, легко освоив работу бухгалтера, я проявляла себя с самой лучшей стороны. Казалось бы – живи и радуйся. Но завистников и недоброжелателей хватает везде…

Нас находилось восемь человек в одном кабинете, все дружно работали, шутили, общались.

Как-то в отдел вошел мужчина, поздоровавшись со всеми, мельком взглянул в мою сторону, и неожиданно резко покраснев, быстро прошел к зам. главного бухгалтера. Отдав ей наспех документы, поскорее удалился. Девчата не равнодушно смотревшие ему вслед, неоднозначно-вопросительно смотрели в мою сторону. И как будто черт какой дернул меня спросить: «А это кто?». На что все дружно ответили, что это не формальный муж заведующей А.Н.Туембаевой. Без всякой фальши, необдуманно, я вдруг выложила ненужную информацию: «Вот, врунишка, а мне говорил, что холостой, до дома не раз подвозил, предлагал ненавязчиво встречи!». Но хоть звали – то его действительно Геннадием. Сказанная реплика без особого умысла была просто машинальной. Но кому-то из присутствующих в отделе стало на руку, быть в милости и пресмыкаться под началом властной, жесткой, и далеко не соответствующей своей занимаемой должности, заведующей горОНО, по истине, не женщиной, а тираном! Не могу утверждать, что ее кто-то тогда вообще уважал, скорее, терпели, боялись и ненавидели. Высказав реплику, я как-то осеклась, услышав мнение Маши, сидевшей в углу, напротив меня: «Ну, все, Галка, теперь держись, Туембаева не потерпит соперницу, тем более молодую!». А я тут же ответила, что не боюсь ни каких угроз, и что касается работы, то к моей безупречности просто не подобраться, «зубки пообломаете». Продолжая жить и мечтая о чем-то личном, я почти забыла о том случайном инциденте. Дома хватало своих забот и проблем.

Тем временем Нуртай стал общаться со своим школьным товарищем Юрием и его братом, Толиком. Совершенно случайно я оказалась гостем у них дома вместе с братом, где нас очень радушно встретили их родители. За столом меня познакомили с Ильфатом, товарищем Толика, он был татарином. Слегка выпившие и веселые, мы все пошли гулять по ночному Серебрянску. Новоиспеченный знакомый Игорь, как он представился, провожавший меня до дома, рассказывал о неудачах в семейной жизни, я слушала его без особого интереса. По всему было видно, что и он любитель подвыпить. От наших не значительных встреч остался негативный осадок и разочарование. Близилось время моего отпуска, решив съездить к родственникам в Алма-Ата, я предполагала посмотреть город, и если понравится, то может быть там и остаться.

Купив наспех билет на самолет, мы с Русланом поехали в аэропорт Усть-Каменогорска. Родственников в столице нашла легко. Сам город нравился, но невыносимая жара просто сводила с ума. Руслан почти на ходу засыпал. Надя, сродная сестра по линии матери, встретила нас радушно. Как-то выделив время, она пошла гулять с нами, знакомя с достопримечательностями. Но жизнь в столице меня несколько утомила и показалась не интересной. А Руслан вновь удивил своей выходкой. Во время контакта с моим судимым братом, он преуспел набраться от него различного негатива…

В прекрасном настроении, мы вместе с Надей, прогуливаясь возле красивейших фонтанов, забавлялись, о чем-то весело вспоминая. Руслан, уверенно шедший бойким шагом, взглянув на большой плакат с изображением В. Ленина, на стене высокого здания, закричал: «Ленин-Голбачев!», и вдруг споткнувшись, упал, сильно поранив колено. Я собиралась приласкать его, успокоив, но от удивления, мы с Надей потеряли дар речи!

Проходившая мимо женщина из сочувствия стала успокаивать малыша, сожалея ласковыми словами: «Ой, маленький, да такой сладенький, да так сильно ударился…». А милый ребенок резко и неожиданно ответил, как отрезал, словно бывалый уголовник: «Сука траханная, блядь…». Было стыдно перед женщиной, пришлось объяснять его поступок, и успокаивать самого Руслана.

Шокированная Надюха от стыда, не останавливаясь, шла медленно стороной, словно плыла, как будто нас не знает. То была действительно забавная история. Пробыв в столице не более двух недель, я решила вернуться домой. Изнурительная непривычная жара, пыльные ветра, землетрясения, все это вместе вынудило нас так быстро покинуть город, с которым толком мы ознакомиться не успели.

Дома тем временем своими выкрутасами вновь во всю удивлял отсидевший очередной срок Нуртай. Он все чаще приводил к себе грязных блудниц и пьяниц, не работал, устраивая родителям душераздирающие концерты. Его злости и гадостям не было предела, казалось, от этого он получал огромное удовольствие.

Однажды я имела ошибку, попав под его буйное настроение, упрекнуть бедолагу, при этом огрызаясь и ругаясь с ним. Неожиданные действия братца меня повергли в шок. Он с яростной злобой и бешенством в газах, вынув неожиданно острый нож из своих носок, замахнулся над моим оцепеневшим телом. Еще мгновение, и конец… Стоявшая рядом мама бросилась между нами. Закрыв собой меня, она кричала: «Меня убей, не трогай Галю, умоляю-ю-ю…». И как-то подействовало, нож замер в сантиметрах, от грозившей трагедии, а Нуртай резко развернувшись, взревев как дикий зверь, выскочил на улицу. От неожиданности, я зарыдала в истерике. Угрожая ему, поставила мать в известность, что это дело так просто не оставлю, подам на него заявление. В этот вечер мы не выходили с Русланом из своей комнаты, я горевала, обдумывая свои действия, а мой малыш очень чутко жалел и обнимал меня, понимая и чувствуя какую-то тревогу и беду.

А братец той ночью, поразмыслив и посоветовавшись с матерью, решил на время бежать к родственникам в Абай. Он просил о моем прощении через маму и очень боялся очередной судимости. Во мне боролись злая ненависть к нему и жалость к матери. Было решено, что время нас рассудит.

Жить в Абае Нуртай не смог, как и предполагалось. Терпеть его действия там никто не намеревался, тем более безработного и не знающего родного языка, просто необходимого для той местности. Он вернулся домой.

Мы не общались. Я обратилась к властям с заявлением, предупреждая о неизбежности трагедии. Меня попросту никто не слышал. А начальник милиции так и заявил: «Ведь он же никого еще не убил и не покалечил!», и развел руками. Оставалось только ждать, когда тот действительно кого-либо