Глеб Исаев - Ангел специального назначения Страница 35

Замерев, она с ужасом глядела на кажущиеся громадными фигуры налётчиков. На взгляд Алексея, обычные шестёрки, но ей эти ублюдки казались воплощением вселенского зла.

— Кто с тобой ещё? — Задал вопрос предводитель городских шакалов.

— Никого. — Она замотала головой.

— Никого? А вот мы сейчас иначе спросим. Значит и «Камаза» ты одна завалила, и Ахмеда? — Бандит постепенно входил в состояние истерического азарта, которым так умеют заводить себя уголовники.

— Чего ты гонишь? Тварь. — Здоровый кулак с размаху врезался в солнечное сплетение девочки. Подброшенная ударом, она рухнула и, падая, врезалась головой в стену. Из раны потекла струйка крови.

— Эй, Петро, ты никак её мочить собрался? Мы ж ещё не попользовали? — Недоуменно влез тощий верзила с морщинистым серым лицом лагерного «тубика».

» — Ах ты, страдалец». — Ярость выжигала мозг, Леха физически ощущал, как его воля рвётся из отведённого ей закутка.

Ольга, закрыв лицо руками, жалобно поскуливая, прижалась к стене.

— Ладно, тащи папахена. — Распорядился голос. — Чтоб не дёргалась, его на пику поставим.

— Как шёлковая будет. — Глумливо ощерился тот, которого звали Петром.

«Черт, ну какой паскудный народ — урки. — Диверсант, в силу специфики своей профессии, редко желал чьей‑то смерти душой, но сейчас хотел только одного. На минуту, хоть на десяток секунд просил он у Всевышнего дать возможность управлять её телом.

Из соседней комнаты вышел чахоточный, волоча связанного. По тому, как она вздрогнула, понял — отец. Лехиного, примерно, возраста, но крепко мятый жизнью и тяжёлым трудом мужик, с обильной сединой в волосах. Выглядел он страшно.

Посланцы «Сотника», пытаясь заставить его вызвать Ольгу, перестарались. Лицо — огромный фиолетовый кровоподтёк. Рука висит плетью, правый глаз залит кровью.

«Крепкий мужик, — с уважением, несмотря на трагичность момента, подумал он, — не продал дочку. А вот то, что мать не вытащили, признак плохой. Похоже, в живых её уже нет, да и отца не выпустят. Зачем им свидетель?»

Оля, увидев, во что превратилось лицо отца, вскрикнула и бросилась к нему. Но, встреченная пинком тощего, отлетела в угол и завыла уже в голос.

«Суки, да лучше пять раз на гранате подорваться, чем такое видеть. Может, стоило тогда, на горке, «духам» сдаться? — Мелькнула бестолковая мысль, — они бы только меня замучили».

— Оленька. — Сипло выдохнул отец и вдруг крикнул, повернувшись в сторону соседней комнаты. — Будьте вы прокляты.

— Из распухших щелей, в которые превратились его глаза, потекли слезы, оставляя две дорожки на запёкшейся крови.

«Лось» — мелкий, парашного вида урок, синими от наколок пальцами ухватил его за сломанную руку и, повалив на пол, прижал лезвие к горлу.

— Ну, давай, не тяни. — Бросил он Петру, в нетерпении пританцовывая на месте.

— Слышь, подруга, сейчас мы чуть побалуем, а ты, если хочешь, чтоб папаша жив остался, примешь.

Обрюзгшие щеки, исчерченные мелкими багровыми сосудами, покрылись испариной. Браслеты зацепились, и он никак не мог совладать с ними. Тогда, выхватив ключ, насильник расстегнул наручники и придавил жертву своим телом.

Почувствовав, что руки освободились, она рефлекторно попыталась защититься. Новый удар по лицу сломил сопротивление. Но тут отец, не вынеся муки, схватил рукой лезвие ножа и попытался отобрать его. Кровь из рассечённых пальцев обильно брызнула на пол. «Лось» дёрнулся, вырывая клинок. Отточенное жало финки скользнуло и легко, словно ломоть сала, рассекло плоть. Захрипев перерезанным горлом, отец забился в конвульсиях.

Глаза её захлестнула багровая пелена. Из глубины сознания поднялась неодолимая волна. Ненависть к убийцам, боль от потери и бог знает, что ещё сплелось в ней. Но главное, все знания и навыки, весь опыт профессионального «дивера», выплеснулись на поверхность и намертво вплелись в естество.

Незряче, на инстинктах, Ольга выдернула из кармана ручку и вонзила её в глаз насильнику. Пробив зрачок и глубоко уйдя в мозг, пика навечно успокоила бандита.

А она, выскользнув из‑под тела, молнией кинулась к Лосю. Хлёстким круговым ударом достала висок убийцы.

Тот закатил глаза и, выронив нож, завалился в сторону.

«Кострома», увидев, с какой стремительностью жертва вырубила подельников, метнулся на выход, но успел только развернуться. Подхватив нож, Ольга махнула рукой. С хрустом вспоров ткань, клинок вошёл под лопатку. После такого добивать не требуется. Страшная, с безумным взглядом, она работала как автомат. Подойдя к лежащему, вырвала нож и развернулась к оглушённому Лосю.

Сколько времени продолжалась обеспеченная изощрённым знанием диверсанта месть? Временами, даже Лехино, тренированное к тягостным сценам, сознание словно выключалось». Она не подарила изуверу лёгкой смерти.

Умер тот, когда её тоска стала нестерпимой. Поняв, что так её не унять, и добив то, что осталось от мокрушника, Ольга склонилась над отцом.

«Странно, Алексей замечал, как смерть меняет людей. Одни вдруг приобретают благообразность, другие наоборот её теряют. Он лежал совершенно такой же, как был при жизни.

Смешной венчик пегих волос, чуть заметная лысина.

Леха даже засомневался, «неужели опыт меня обманул, и он жив». Но рана оказалась смертельной. Просто, сделав всё, чтобы спасти дочь, он не потерял себя. Не знаю, какой был в жизни, но в том, как умер, была любовь.

Она сидела, обняв его голову, слепо глядя в пустоту. Но безумия не было. Девочка говорила с отцом, а он говорил с ней. Она уже знала, что её мать, не выдержав пытки, умерла, что соседку даже не били, а лишь припугнули.

— Не сердись на неё, Оленька, — попросил отец. — Она уже наказана. Не плачь, попросил на прощанье. Его душа уносилась куда‑то, в ту даль, где Лехе ещё только суждено было оказаться.

И тут Алексей понял. — «Теперь она знает о нём всё. Их души, расплавленные вспышкой эмоций, слились в единое целое.

Леха шептал какие‑то слова утешения. Но они были не нужны, девочка изменилась. Боль из её сердца не ушла, но появилась способность рассуждать. Просто, словно мы сто лет знакомы и близки, она спросила — Алёша, и как теперь жить? Скажи?

— Оля, побудь с отцом. Я всё сделаю. Держись.

— Хорошо, — беззвучно прошептала она, и Алексей осознал, что опять один.

Канитель с милицией, протоколами, допросами, очными ставками, продлилась насколько дней.

Кто знает, смогла бы она перенести армейскую простоту наших Ментов, заботы о похоронах и прочие тягостные мелочи. Наконец, признав самооборону, отцепились.

Беглых уголовников списали на боевые потери. Поудивлялись, как девчонке удалось совладать с ними, и только.

Её сознание вернулось в день похорон. Она стояла над двумя холмиками со свежеструганными крестами и молчала. Молчал и Алексей.