Владимир Монастырев - Искатель. 1974. Выпуск №6 Страница 35

— Согласен… Есть вопросы и уточнения к плану ликвидации «Национального центра»?

Феликс Эдмундович встал за столом. Худощавый, с серым от постоянного недосыпания и колоссального напряжения лицом.

— Оперативный план утверждается. Особое внимание прошу обратить на необходимость выявления источника шпионской информации. Работа Особого отдела, естественно, должна быть максимально активизирована… Конечно, товарищи из оперативного отдела сделают все возможное, чтобы помочь. Однако главная задача в этой части возлагается персонально на вас, Вячеслав Рудольфович… — Дзержинский на мгновение замолчал, покосился на Артузова и добавил: — И на Артура Христиановича тоже…

— Поможем товарищу Менжинскому, — откликнулся Артузов.

ГЛАВА VI

В ночь с девятнадцатого на двадцатое сентября оперативные группы, отряды войск ВЧК и части ЧОН сосредоточились на сборных пунктах.

В кабинете Дзержинского собрались руководители операции. Немногословный, деловито собранный Менжинский, хмурый Аванесов и начальник Особого отдела Московской ЧК Евдокимов.

— Кто у нас следующий? — спросил Феликс Эдмундович.

— Фомин… Идет к Алферову.

— Правильно… Фомин умеет дело делать без лишнего шума. Пригласите его.

В кабинет вошел Фомин. Остролицый, с большими внимательными глазами, сосредоточенно глядевшими из-под строгих бровей. Воротник гимнастерки был великоват для худой шеи.

— Прошу получить ордер, товарищ Фомин, — тихим голосом сказал Вячеслав Рудольфович, протягивая вошедшему бумагу, подписанную председателем ВЧК. — На арест и обыск… Обыск произведите самым тщательным образом. Особое внимание обратите на письма, записи и всякого рода заметки. Они могут оказаться чрезвычайно важными. Не упустите из внимания ни одного написанного слова… Вы понимаете меня?

— Понимаю, товарищ Менжинский, — ответил Фомин и чуть прищурился. — Как не понять!

Опытный работник ВЧК, прошедший суровую жизненную школу, Фомин с внутренней улыбкой воспринимал тихие слова штатского человека в пенсне с золотыми ободками. На чекистской работе Фомин, как говорится, собаку съел, а его наставляет человек, который в ВЧК без году неделя. Арестов и обысков Фомин провел не один десяток. Уж как-нибудь сообразит, что ему делать и где смотреть.

— Да, товарищ Фомин, ко всяким записям на сей раз проявите особое внимание, — сказал Дзержинский.

Фомин смутился. Зеленовато-серые глаза Феликса Эдмундовича, казалось, обладали способностью читать в душе, что думают в данный момент подчиненные.

— Ясно, Феликс Эдмундович, — торопливее, чем следовало, откликнулся Фомин. — Сам буду смотреть и ребятам строго-настрого накажу… Ничего не упустим.

— Не имеем права упустить, товарищ Фомин, — заговорил Менжинский. — По всем данным, Алферов у них важная птица… Знает много и потому представляет для нас особую ценность… Прошу покорнейше обойтись без стрельбы.

— Есть, обойтись без стрельбы.

— И осторожность… Учтите, товарищ Фомин, заяц всегда выскакивает там, где его меньше всего ожидаешь.

На лице Фомина растаял иронический прищур. Он вдруг ощутил, что человек, вручивший ордер на обыск, так же как и Феликс Эдмундович, умеет заглядывать в глубь человека много дальше, чем другие, и понимать, что думает сию минуту даже такой опытный чекист, как Фомин.

Вспомнились вдруг слова, сказанные в приемной о Менжинском: «ЦК направил с особыми полномочиями…»

В тусклом свете лампочки, вполнакала горевшей на площадке, Алферов увидел молчаливых людей и черное дуло направленного на него нагана. Он резко подался назад, норовя захлопнуть дверь, но было уже поздно.

— Спокойно, гражданин Алферов. Просим не шуметь.

С ордером на обыск директор школы ознакомился с непонятным равнодушием. Скользнул глазами по бумаге и тут же вернул ее обратно. Сидел за столом, потухший, обмякший и грузный, ковыряя пальцем невидимое пятнышко на плюшевой скатерти.

Хозяйка дома вышла к чекистам в полупрозрачном пеньюаре, отделанном пышными кружевами. В пене кружев угадывалась высокая грудь. Красивая голова была независимо откинута назад. Глаза щурились от света. Пожалуй, только набрякшая жилка, вздрагивающая возле уха, выдавала страх, который всеми силами старалась не показать хозяйка дома.

— По какому праву вы нас обыскиваете? Как вы смели ворваться в дом к мирным людям?

Она вываливала один вопрос за другим, не дожидаясь ответов.

— Алекс, объясни же им наконец… Мой муж директор показательной школы… У нас похвальные отзывы Наркомпроса! Нет, я немедленно должна позвонить Павлу Ипатьевичу… Павел Ипатьевич член коллегии. Он сейчас же поедет в Кремль, чтобы прекратить самоуправство. Боже мой, ну что ты сидишь, Алекс!

Хозяйка дома решительно направилась к столу, где стоял телефонный аппарат.

— Прошу оставаться на месте! — сказал Аванесов.

— Но я пока не арестована, надеюсь?

— Пока нет, — спокойно ответил Аванесов.

Оперативник загородил дорогу к телефону и для острастки покачал тяжелым маузером.

— Можете меня расстреливать! Я не боюсь вас! — визгливо закричала хозяйка дома. — Стреляйте же!

— Перестань, Саша, — поморщившись, попросил Алферов. — Никто в тебя стрелять не будет.

— Вот именно, — усмехнулся Аванесов. — Выпейте воды и успокойтесь… Звонить по телефону не разрешаю. Приступайте к обыску, товарищ Фомин.

Александра Самсоновна, театрально раздув ноздри, окинула презрительным взглядом чекиста, загородившего ей путь, и возвратилась к столу.

Искали тщательно. Отбили плинтусы, подняли подозрительные паркетины, перелистали книги.

Памятуя указания Менжинского обратить особое внимание на всякого рода записи и переписку, Фомин терпеливо просматривал сложенные чекистами на стол методические инструкции, написанные директором школы Алферовым, копии справок, списки, ведомости, старые письма, планы занятий, хранившиеся в письменном столе.

Среди них находилась и записная книжка хозяина дома. На страницах ее были записаны адреса и телефоны, короткие заметки, сделанные для памяти. Прочитать что-нибудь стоящее в записной книжке Фомин не надеялся. Мало-мальски соображающий человек не будет записывать в собственную книжку то, что не хочет показывать другим.

Внимание Фомина привлекла страничка с записью долгов. Какому-то Александру Ивановичу хозяин дома ссудил 452 рубля 73 копейки, а Николаю Артемьевичу 453 рубля 23 копейки, Кириллу Кирилловичу — 427 рублей 17 копеек.

— Так с копейками в долг и давали, гражданин Алферов? — спросил Фомин. — Вроде человек вы широкой натуры, а долги до копеечки отсчитывали… Что сейчас на копейки купишь?