Лев Линьков - Большой горизонт Страница 36

— «Жил-был на свете моряк-пограничник, по прозванию Алексей. Служил он на далеком острове и плавал в Тихом океане на красавце — сторожевом корабле «Вихрь».

Год служит Алексей, два служит, чет­вертый к концу подходит. Пришел срок ехать домой.

Распрощался Алексей с «Вихрем», поплыл на большом корабле на Большую землю. Приплыл, а дальше поехал поездом. Глядит из вагона и не насмотрится: до чего же хороша советская земля, до чего же она красивая! За окошком то поле, то лес дремучий, то села, то города с высокими до­мами, с заводами и фабриками. На каждой стан­ции поезд встречают девушки и парни, как увидят Алексея-пограничника, к себе зовут: «Оставайся у нас, работать вместе с нами будешь, песни петь».— «Не могу остаться! — отвечает Алексей.— Я еду на Смоленщину, ребят хочу в школе учить». Дальше бежит поезд, сту­чит колесами: «Скоро и твой дом, скоро и твой дом!..» И тут вдруг влетела э окошко чайка, села Алексею на плечо, зашептала человеческим голо­сом: «Здравствуй, Алеша-пограничник! Все мне про тебя ведомо, все думки твои мне известны: тоскует твое сердце по большой работе. Оставай­ся в нашем краю».— «Я бы остался,— отвечает чайке Алеша-пограничник,— да моря нет в ва­шем краю. Как сама ты сюда, бедная, залетела?» Рассмеялась чайка: «Есть у нас в краю Байкал-море и его дочка, красавица река Ангара. На той реке большой порог-камень лежит, Падуном называется. Истерзал Падун грудь красавицы Ангары, днем и ночью плачет Ангара. Услышали советские люди ее плач, решили: «Избавим кра­савицу от вечной тяжкой боли! Поставим поперек Ангары плотину, поднимется вода и затопит злой Падун-порог. Разольется Ангара во все стороны новым морем, вздохнет свободно всей грудью. Ангаре — счастье и нам, людям,— поль­за; поплывут по новому морю корабли». «Неуже­ли, — спрашивает чайка Алексея-погранични­ка,— не хочешь ты помочь людям спасти краса­вицу Ангару от злого Падуна?» Взмахнула крыльями и улетела в окошко.

Задумался Алексей-пограничник. А тут — но­вая станция. «Город Иркутск! — кричат в окош­ко парни и девушки.— Пересадка на Падун-порог. Выходите, у кого руки крепкие, совесть чистая!»

Решил Алексей-пограничник и сошел с поезда выручать Ангару! Тут и сказке конец».

А вот текст письма, которое прислал Алексей Баулину:

«Здравия желаю, товарищ капитан третьего-ранга! Не сердитесь, что я так долго вам не пи­сал. До материка мы добрались без особых приключений. Правда, в Охотском море попали в хороший шторм, баллов на девять. Капитан объявил аврал по закреплению груза на верх­ней палубе. Мы, бывшие пограничники, рабо­тали как положено. Особенно старался Милешкин.

Вот я написал «бывшие пограничники» и даже сам не поверил: неужели я — «бывший»? Нет, Николай Иванович, никогда я не буду «бывшим». Всегда и везде, пока жив, буду погранич­ником.

Теперь хочу написать Вам о самом главном.

В Николаевске, в порту, мы встретили демоби­лизованных солдат и сержантов из Таманской дивизии. Они ждали «Дальстрой». Начались взаимные расспросы: «Куда едете?» Оказывает­ся, таманцы — их двести человек! — сговорились еще с полгода назад поехать по призыву партии на Дальний Восток. И вот с комсомольскими пу­тевками они спешат на Южный Сахалин строить дороги и шахты.

В Хабаровске на вокзале играл оркестр, было полно народу, со знаменами, с плакатами. Встречали только что прибывший скорый поезд. (Между прочим, среди ребят и девчат Петро Левчук встретил знакомых из своей Одессы.)

В Чите нам повстречался новый поезд с за­пада, тоже с комсомольцами. И опять демобили­зованные — матросы и старшины из Севастополя. Спрашивают: «Куда загребаете?» — «По до­мам», отвечаем. «А мы всей боевой частью взяли курс на якутские алмазные россыпи».

Тут у нас такое началось! «Запад на восток подался, а восток катит на запад — непоря­док! — кричит Левчук.— Встречные перевозки!» — «Рак пятится назад, а щука тянет в воду!» — попробовал было Милешкин пошутить. Его прямо заклевали.

Словом, Николай Иванович, в Иркутске душа моя не выдержала. Пожелал я нашим ребятам дальнейшего счастливого плавания, а сам свер­нул с курса на север к Падунским порогам. В обкоме комсомола мне все документы офор­мили за полчаса и включили меня в группу ленинградцев и горьковчан, которая едет на строительство Братской гидростанции. Одоб­ряете?

Петро Левчук, Иван Сомов, Иосиф Гургенидзе сказали на прощание, что повидаются с родными и тоже сюда махнут. Милешкин почесал за ухом: «Я тоже подумаю». Подумать решил, и то хо­рошо!

Планы мои, Николай Иванович, такие: в Брат­ске на первых, порах поработаю на том участке, куда поставят. Строителем так строителем. Могу и электриком, и бетонщиком, и радистом на трассе будущей электромагистрали. А там, гля­дишь, и школы построят — снова стану препода­вателем.

Сегодня наша партия выезжает из Иркутска. Пишу на пристани, на берегу Ангары. Она действительно красавица. Посылаю письмо и сказку Марише. Если она чего-нибудь не пой­мет, Вы, пожалуйста, ей объясните. Написал письмо в Загорье Дуне, зову ее сюда, то есть на Падун.

Николай Иванович! У меня к Вам есть пред­ложение и огромная просьба. На будущий год вы должны отправить Маришу на материк, в школу. У Вас, как и у меня, нет никого родных, и Марише придется жить в интернате. Дорогой Николай Иванович! Отпустите Маришу ко мне в Братск. Она будет жить со мной и с Дуней. Я уверен, что Дуня обязательно приедет. Мы будем для Мариши, как старшие брат и сестра. Если Вы сами не сможете сюда приехать, то я возьму отпуск и прикачу встречать Вас во Вла­дивосток. Я очень люблю Маришу и заверяю Вас, что ей будет хорошо. Согласны?

С нетерпением жду от Вас письма. Пишите мне по адресу: Братск, до востребования. (Другого . адреса я пока еще не имею.)

Горячий привет боцману Доронину, Игнату Атласову и всем нашим пограничникам.

Спасибо Вам за все хорошее! До свидания! Ваш Алексей Кирьянов, старши­на 1-й статьи...»

На пирсе, куда мы пришли вместе с Маришей и Баулиным, произошла встреча, которой я не мог ожидать при всем своем желании.

— Здоров, попутчик! — окликнул меня кто-то.

— Петрович! — Я-с трудом поверил своим гла­зам: среди людей, разбирающих доставленный «Мичуриным» груз, стоял, улыбаясь, старый куз­нец из Сормова. Глаза у него были все такие же ясные, и знакомый хохолок развевался надо лбом, как флажок.

Мы обнялись, как давние друзья.

— Какими судьбами? — спросил я Петровича.

— Володька уговорил! Мы с Матвеевной — к нему, а его, видишь ли, сюда направили. Не делиться же семейству. Кузнецы и< здесь народ нужный... Вот он, Володька,— с гордостью пока­зал Петрович на высокого, статного военного ин­женера.— Судоремонт будет здесь налаживать.