Уилбур Смит - В джунглях черной Африки Страница 36

Прошло минут пятнадцать, и — на этот раз гораздо ближе — он услышал хриплый крик серого турако:[3] «Прочь! Прочь!» — еще один часовой буша откликнулся на приближение опасности. Айзек не шевельнулся и лишь часто заморгал, чтобы глаза видели яснее.

Еще через несколько минут он разобрал в негромком хоре обитателей этой дикой местности другой, едва заметный звук — трескотню медоуказчика.[4] Определив по звуку направление, он разглядел эту невзрачную бурую птаху в кроне одного из деревьев мопани.

Захлопав крыльями, медоуказчик взлетел над тропой и начал перепархивать с дерева на дерево, издавая призывные крики. Найдись сейчас медоед или человек, готовые последовать за птицей, она привела бы их к гнезду диких пчел. Затем, пока они разоряют гнездо, крутилась бы поблизости в ожидании своей доли пчелиных сот с остатками меда. Пищеварительная система медоуказчика способна переваривать пчелиный воск, извлекая из него питательные вещества, что не в состоянии сделать никакой другой живой организм. Существует поверье, что, если не оставить медоуказчику его долю, в следующий раз он приведет скупердяя туда, где его встретит ядовитая змея мамба или лев-людоед.

Медоуказчик почти подлетел к засаде Айзека, и внезапно тот различил едва заметное движение среди деревьев, над которыми летала птица. Вскоре неясные тени приобрели очертания людей, двигавшихся цепочкой по звериной тропе. Голова цепочки поравнялась с началом ущелья, где лежал Айзек.

На всех этих людях были грязные лохмотья и самые разнообразные головные уборы — от бейсболок до выгоревших полевых армейских кепи, каждый нес по автомату АК-47 и по слоновьему бивню.

Кое-кто нес бивень, балансируя им на голове, так что по причине природной кривизны концы трофея свисали спереди и сзади. Другие же тащили ценный груз на плече, одной рукой придерживая ношу, а другой сжимая автомат. Большинство из них сплели подушечки из луба и мягкой травы, чтобы массивные бивни не так сильно давили на головы и ключицы. По их искаженным лицам было видно, насколько они измучены многочасовым переходом с этим тяжким грузом. Однако для каждого из налетчиков бивень был целым состоянием, и они скорее остались бы на всю жизнь изувеченными, чем расстались с драгоценной ношей.

Во главе цепочки шел коренастый крепыш с толстыми кривыми ногами и бычьей шеей. В мягком свете раннего утра отсвечивал его блестящий шрам, сверху вниз пересекавший щеку.

— Сали, — прошептал Айзек, узнав его.

Это был самый знаменитый из замбийских браконьеров. Их дороги уже дважды пересекались, и каждый раз это стоило жизни нескольким хорошим людям.

Он прошел мимо лежавшего в укрытии Айзека, шагая переваливающейся рысцой, с тяжеленным бивнем медового цвета на голове. Из всей своей группы он один не проявлял никаких признаков усталости после долгого марша.

Айзек пересчитал проходивших мимо браконьеров. Те, что были послабее, намного отстали, не выдержав убийственного темпа, который задал Сали, так что цепочка очень растянулась. Прошло семь минут, прежде чем появились замыкающие.

— Девятнадцать, — закончил счет Айзек при виде последних двоих. Из-за жадности они выбрали себе явно непосильную ношу и теперь за это расплачивались.

Айзек подождал еще немного, но стоило им только скрыться из вида, шагая в сторону реки, как он выбрался из укрытия и незаметно скользнул в овраг. Двигался он с величайшей осторожностью, поскольку не был уверен, что на тропе позади него никого больше не осталось.

Катер находился там, где он его оставил, — среди тростника у входа в лагуну. Айзек вброд добрел до катера и перевалился через планшир. Человек, которого он отправил на разведку вниз по реке, уже вернулся.

Он тихим голосом рассказал своим людям о том, что ему удалось обнаружить, и проследил за выражением их лиц. Конечно, все трое — надежные парни, но перевес сил в пользу противника слишком велик даже для них, причем в качестве противника выступали «крепкие мужчины с лицами, как у львов», как отозвался о них старейшина одного из селений.

— Возьмем их на реке, — решил Айзек. — И не станем ждать, когда они начнут стрелять. Они находятся на территории парка с оружием, и к тому же несут бивни, так что оснований для их задержания более чем достаточно. Мы захватим их врасплох, когда они меньше всего ожидают нашего появления.

Роберт Мугабе, президент Зимбабве, издал совершенно недвусмысленную директиву, которая давала им право стрелять без предупреждения. Слишком много сотрудников охраны национальных парков погибло в стычках с браконьерами, поэтому тут уж не до тонкостей.

Лица внимавших ему объездчиков окаменели, и они еще решительнее ухватились за оружие. Айзек приказал вывести катер из тростника и, как только они вышли на открытую воду, попробовал провернуть стартер. Мотор зачихал, затем громко стрельнул и вырубился. Айзек не оставлял попыток завести мотор, пока не подсел аккумулятор. Тем временем течением их быстро сносило вниз.

Ругаясь последними словами, Айзек бросился на корму и сорвал с двигателя кожух. Пока он возился с непослушным механизмом, его не оставляла мысль о том, что бандиты сейчас грузят похищенные бивни на челноки и готовятся переправиться на ту сторону реки, где они окажутся на своей территории в полной безопасности.

Он оставил мотор открытым и рванулся вперед к штурвалу. На этот раз снова стрельнуло, но движок заработал, сперва мощно взревев, а затем понемногу затихая. Айзек прокачал газ — опять жуткий рев, а затем ровное урчание. Когда же Айзек развернул катер и погнал его против течения, раздалось пронзительное завывание.

Ничем не заглушаемый звук работающего движка далеко разносился в утренней тишине, и бандиты, услышав его, наверняка насторожились. Когда катер миновал очередную излучину, челноки, растянувшись в цепочку поперек реки, вовсю гнали к северному берегу.

Восходящее солнце находилось у Айзека за спиной, и речной простор перед ним был освещен подобно театральной сцене. Воды Замбези окрасились ярко-изумрудным цветом, а заросли, папируса отливали золотом там, где на них падали солнечные лучи. В каждом из утлых суденышек, кроме лодочника, оказалось по три пассажира вместе с поклажей — слоновьими бивнями. Челноки настолько глубоко погрузились в воду, что казалось, будто их пассажиры сидят на поверхности воды.

Лодочники изо всех сил гребли к дальнему берегу — их длинные, похожие на копья весла то и дело сверкали на солнце. Головной челнок отделяло уже не более ста метров от зарослей папируса на замбийской стороне.