Николай Трублаини - «Лахтак» Страница 37

— Хорошее было бы название и для нас, — позавидовал Зорин.

— Назовем «К победе», — посоветовал Степа.

Чтобы не откладывать дело, согласились на этом.

Все, кроме вахтенного, кока и норвежцев, засели писать статьи и заметки.

Едва ли не больше всех должен был сделать Кар. На его долю выпало перевести всю газету на английский.

— Для этого малоприветливого капитана Ларсена вряд ли стоит столько трудиться, — сказал он Зорину.

— Но все-таки он не такой грубиян, чтобы не перевести нашу газету своей команде. Кроме того, я надеюсь, что среди норвежцев не только он знает английский.

— Но почему же он, в таком случае, не прислал этих людей с Карсеном и Ландруппом?

— Это справедливо, но будем надеяться, что он переведет.

Передовую написал Кар. Она называлась «Будем смелыми». Капитан призывал своих товарищей не терять энергии, не отступать перед задачей покорения льдов и привести «Лахтак» в свой порт целым и невредимым.

Зорин назвал свою статью «Предлагаем союз и дружбу». Он рассказывал о приключениях «Лахтака», о дружбе штурманов и матросов, механиков, машинистов и кочегаров, об их стремлении любой ценой вывести пароход из льдов. От имени экипажа «Лахтака» Зорин предлагал норвежским морякам союз и дружбу, чтобы общими усилиями вырваться из ледяного плена.

Запара написал об изучении морских течений в районе острова.

Степа и Шелемеха вдвоем сочинили «Что кому снится». Вот что было опубликовано под этим заголовком:

К а п и т а н у. Что «Лахтак» стал похож на «Красина», ломает лед и движется со скоростью десяти миль в час, прямиком в Архангельск.

С т а р ш е м у м е х а н и к у. Что на него напал белый медведь. Он рассказывает медведю одну из своих «историй», и зверь начинает плакать. Плачет до тех пор, пока не тонет в собственных слезах. После этого на механика нападает морж. Он рассказывает моржу одно из своих «веселых приключений», и тот так смеется, что лопается от хохота. Механик спасается, но меняет фамилию на Торба-Мюнхаузен.

Л е й т е. Что он переплыл Полярное море и за это его назначили комиссаром над всеми боцманами, которые плавают в Арктике.

З а п а р е. Что «Лахтак» занесло на полюс и гидролог открыл там второй Гольфстрим.

В е р ш о м е т у. Белый медведь величиной с пароход.

П а в л ю к у. Что ему позволили поселиться в бочке на фок-мачте и он каркает оттуда, как полярный ворон.

Э л ь г а р у. Что у него вырос хвост длиной в два метра и он приманивает этим хвостом моржей.

К а р с е н у. Что он боксирует на дне морском с моржом и побеждает.

Торба написал, как выразился Шелемеха, целую новеллу. Называлась она так: «Записки старого моряка про изменника, или Законченная история рыжего медведя».

Новелла была очень короткая. Вот она:

«Когда мы вывели рыжего медведя на продажу в третий раз, меня назначили следить за тем, как он будет удирать от покупателя. Покупали его двое. Один — маленький, с огромным, похожим на помидор носом. Другой — высокий, кривой на один глаз, глухой на одно ухо, хромой на одну ногу. Повели они Рыжего, а я — за ними. Прошли сквер — не вырывается медведь… Прошли площадь — идет спокойно. Они оба держат его за две веревки, и я слышу, как высокий удивленно говорит маленькому: «Не вырывается». А тот отвечает: «Уже привык». Вот подходим мы к большим воротам, а на них надпись: «Зоологический парк». Защемило у меня сердце. Поворачивают прямо в ворота. Я к ним: «Подождите, ошибка вышла. Вы приобрели чужую собственность». А маленький мне: «Тише, гражданин. Хватит обманывать людей, а не то милиционера позову. Знаем вас!» — «Откуда, — спрашиваю, — знаете?» — «Боцман Лейте и матрос Котовай рассказали». Вошли в сад, и больше я Рыжего не видел. Но зато узнал, что есть изменники, готовые на все. За точность не ручаюсь, потому что случилось это давно. Поэтому перед судом, даже перед товарищеским, отвечать не могу».

— Ладно, — сказал Зорин, — поместим. Старик кусается потому, что не дали ему тогда рассказать о своих приключениях.

На другой день газету вывесили. Для заметок Эльгара и Карсена оставили место. Степа взялся втолковать норвежцам, что они тоже должны написать.

Когда норвежцы увидели сделанные Ковягиным карикатуры, они долго смеялись. Прочитать же газету они, конечно, не могли. Впрочем, Эльгар долго и очень внимательно рассматривал ее. Потом, когда норвежцы отошли от газеты, между ними начался оживленный разговор. Особенно много говорил Эльгар. О чем они говорили, для наших моряков осталось тайной. Но, когда Степа снова начал уговаривать их дать заметки, оба решительно отказались.

Г л а в а XII

Три дня билась в лихорадке метель. На четвертый день ветер стих, и солнце, поднявшись над горизонтом, заиграло миллионами блесток на заснеженных просторах. Высокие снеговые наметы поднимались на ледяном поле возле торосов. Холмы острова, покрытые белым снегом, словно ватой, еще никогда не были видны так ясно.

На вахте стоял Павлюк. От острова оторвалась черная точка и быстро двинулась к пароходу. «Гости», — подумал кочегар и пошел известить об этом Лейте, который был вахтенным помощником капитана.

Через час на палубу поднялся гость.

— Все тот же Ландрупп, — буркнул себе под нос Лейте и поспешил навстречу норвежцу.

Ландрупп вежливо поздоровался.

— Кэптен… кэптен Хар… — сказал он.

— Не Хар, а Кар, — поправил гостя Лейте.

— Кэптен Гар. Кэптен, — повторил норвежец.

Лейте нахмурился и повел Ландруппа к капитану. Норвежец вежливо кивал всем, а Эльгару и Карсену, вышедшим ему навстречу, пожал руки.

Увидев Кара, Ландрупп низко поклонился, сказал что-то приветственное и подал бумажку.

Это было письмо от капитана Ларсена. Норвежский капитан благодарил за заботливое отношение к его матросам, извинялся за доставленные ими хлопоты и просил отпустить Эльгара и Карсена, если они уже могут идти. Под конец Ларсен просил Кара выбрать когда-нибудь свободный часок и посетить их лагерь.

— Я не сказал бы, что это письмо заканчивается очень вежливо, — высказал свое мнение Торба, когда Кар перевел механику его содержание. — Да уж ладно! На все на свете не надивишься. Что же вы ответите?

— Напишу, что, мол, благодарю за приглашение, но ввиду того, что мы уже сделали приготовления, просим всю команду к себе. А вот как быть с нашими норвежцами, Дмитрий Петрович? Как по-вашему, могут ли они уже идти?

— Эльгара жаль отпускать, а Карсен сможет уйти только дня через четыре.

— Ну хорошо, так и напишем. Кстати, давайте пошлем к их команде делегатов от нашей команды. Пусть посмотрят, как там дела, и торжественно пригласят их к нам. Как вы думаете, товарищи?