Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) Страница 38

Наверное, я тоже немец, кисло подумал я и, удобнее устроив ноги, прислонился спиной к камню. Луна проложила по воде Волги дрожащую «дорожку к счастью», откованную из листового золота.

Плечо коротко и тупо дёргало. Танюшка хорошо наложила повязку… но лучше бы она сама осталась со мной. А она убежала к костру. Правда, звала с собой, и очень настойчиво. Мне не хотелось к людям, я огрызнулся. Она, кажется, обиделась. Может, стоило попросить прощения — она бы тогда наверняка осталась. Но для меня извиниться — всё равно что раскусить лезвие: теоретически возможно, практически — не хочется пробовать.

Светлое от луны небо перечеркнули сразу несколько падающих звёзд — метеоритов. Мне почему-то хотелось сразу плакать и смеяться.

Я чувствовал себя неуютно. Словно я в чужой одежде.

— Почему ты сидишь один, князь?

Я вскинул голову. Лунный свет превратил лицо подошедшего мальчишки в серебряную маску с чёрными пятнами. Он говорил по-русски с сильным акцентом, но правильно.

— Я присяду тут? — мальчишка указал на камень возле меня. Я кивнул, немец сел, и я вспомнил его — когда мы знакомились, он представился то ли Йенс, то ли Лэнс… Но тогда и не намекнул, что говорит по-русски. — Так почему ты один, князь?

— Не называй меня так, — поморщился я. — Не князь я никакой.

— Князь — это слово, — сказал Йенс-Лэнс. — Можно сказать «конунг», «вождь», «князь» — или вообще ничего не говорить. Важно быть. Ты вышел драться, значит — ты князь.

— Да просто я один учился фехтовать, — отмахнулся я и охнул от боли.

— Когда меня ранили первый раз — я визжал, как поросёнок, — он засучил ветхую джинсовую штанину и показал грубый шрам над левым коленом.

— Слушай, — признался я, — я забыл, как тебя зовут…

— Йенс Круммер, — не обиделся он. Устроился поудобнее и поставил подбородок на кулак упёртой в колено руки. Левой Йенс придерживал у паха рукоять недлинного широкого меча с простой крестовиной. — Я у Хунтера кто-то вроде комиссара. Хочешь. — он повернулся ко мне, — я расскажу тебе кое-что интересное об этом месте? — я кивнул. — Начнём вот с чего: вы уже догадались, что мы — это реплики?..

…Больше года назад девятнадцать мальчишек и двенадцать девчонок из баварского города Регенсбург во время похода оказались в окрестностях своего города — но в этом мире. Их, в отличие от нас, забрали всех разом.

Весь этот год они странствовали — от Атлантики до Урала, нигде подолгу не задерживаясь и часто вступая в стычки. В этом мире было много негров, настоящими ордами приходивших с юга. И не так уж мало отрядов, подобных людям Гюнтера — подобранных именно по национальному признаку. Некоторые странствовали. Некоторые оседали на местах, приглянувшихся им. С некоторыми можно было договориться мирно.

Объединяло всех одно — это были дети и подростки. Безумие, но тут не взрослели!!! И никто не мог объяснить, как и почему это происходит — а ведь не все гибли в боях…

Но это была лишь одна из загадок странного и редконаселённого мира. Йенс обладал умом, который называют «аналитическим», однако и он мало что понял, хотя очень старался. И о многом рассказал мне — возле реки, недалеко от праздничного костра, в эту ночь…

… - Это не совсем Земля, — говорил Йенс, откинувшись к камню возле меня. — Тут есть странные места и странные существа. И вообще много странного. Держитесь подальше от Сумеречных Мест — это такие… ну… как будто серый туман, они где угодно могут быть, войдёшь — и не вернёшься.

— Здесь совсем нет поселений? — спросил я. — Я имею в виду — как в книжках, брошенных городов, всё такое?

— Я понял, про что ты… Нет, тут никогда не было своей какой-то цивилизации. Никаких брошенных городов с их тайнами и опасностями… Хотя — подожди… — Йенс задумался и свёл брови; его лицо стало похожим на иллюстрацию к приключенческой исторической книжке. — Семь месяцев назад мы добрались до Евфрата. И нашли в тех местах парнишку-болгарина. Он был при смерти и умер, но перед этим бредил. Я кое-что понял. Он говорил о Городе Света. И плакал, что смог бежать один. Но я так и не понял, о чём он.

Мы помолчали. Йенс обнажил меч до половины и рассматривал его.

— Вот ещё загадка, — сказал он. — Откуда тут оружие? Почему именно такое? Огнестрельное иногда попадает сюда с Земли с хозяевами. А это, холодное?

— Загадки, загадки… — пробормотал я. — Послушай, Йенс. Как ты думаешь — есть ли у всего этого цель? Или это какие-то случайности?

— Не знаю, — признался Йенс. — Один голландец, мой друг, считает, что всё это, — немец повёл рукой, — огромная военная школа. Ребята и девчонки копируются какой-то цивилизацией, их помещают сюда, через какое-то время тех, кто остаётся жив — забирают куда-то на службу.

— Вообще-то похоже… но глупо, — заметил я. — Всё пущено на самотёк — мол, живите, как хотите… Ну ладно, ты не знаешь, но что ты думаешь?

— А ты скажешь мне, что думаешь ты? — я кивнул, Йенс вздохнул: — Хорошо. Я не верю в инопланетян и всё такое прочее. Мне кажется, мы просто попали в какой-то пространственный разлом, канал — называй, как хочешь.

— Знаешь, я думаю так же, — сказал я. — Но это ни фига не объясняет всего остального. Оружия, того, что здесь, ты говоришь, не взрослеют…

— Объяснить можно всё, — возразил Йенс.

— Притянуть за уши можно всё, — ответил возражением я. — Ты не знаешь, давно ли всё это действует?

— Точно не знаю, — покачал головой Йенс. — Но мы находили могилы начала XVIII века.

— А тут что, по одному отряду из каждой страны? — продолжил расспросы я.

— Нет, — ответил немец. — Неразбериха с этим, как и со многим другим. Но не по одному — точно. И не спрашивай о попытках объединения. Слишком много людей, слишком огромны расстояния. Если отряд встречает другой во время схватки с черномазыми — помогает, чтоб по-другому было, я не слышал даже. Но это всё. Ну, есть ещё друзья в разных отрядах, не без этого. Но встречи нечасты, случайны даже. Знаешь, тут многие возвращаются к обычаям дальних предков, — он потянул себя за одну из кос. — А кое-с-кем просто становится опасно иметь дело… В какой-то степени это Нэверленд, страна, где никогда не вырастают. Читал про Питера Пэна?

— Да, — кивнул я. — Скажи, Йенс, а тут… м-м… рождаются дети?

— Ты скучаешь по дому? — вместо ответа спросил он. Я снова кивнул. — А хочешь вернуться?

— Нет, — ответил я. И объяснил: — Мне хочется домой, Йенс. Очень хочется, до… до слёз. Но я понимаю, что теперь я там лишний. Я люблю маму, но она меня не может любить. Я скучаю по ней, но она по мне не может скучать. Для меня она пропала, но я-то для неё не пропадал… Если я вдруг вернусь — что я скажу ей? Она разве что поразится невероятному сходству и скажет: «Мальчик, иди домой. Олег в школе, он скоро придёт…» Мне — всем нам — придётся жить здесь. И я хочу знать — как и для чего.