Павел Гейцман - Тайник Страница 38

— Мы не можем исключить, что подготовка поисков клада Роммеля началась уже тогда. Сфотографировать танцовщицу — это все, что вы могли бы предпринять. Документацию вы им передали, а то, что контакт прошел не под нашим контролем, — это несчастливое стечение обстоятельств. Армейский вертолет не обнаружил никакой машины в окрестностях места встречи. Но не ищите тут чего-то сверхъестественного. Просто они где-то укрылись и продолжили движение, когда стемнело. Та женщина, — он кивнул куда-то в темноту, — может означать ключ к тайне, а может — пустую трату времени. Не знаю, никто этого не знает. Если вы решитесь на это, то получите соответствующее снаряжение, однако должен обратить ваше внимание, что речь идет не о снимке на добрую память. Она ни о чем не должна подозревать. Если это Вегерт, она запросто вас пристрелит.

— Думаю, — неопределенно сказал Винтер, — что нам пора возвращаться, я еще не ужинал и хотел бы позвонить Териаки.

— Конечно, конечно… Следующий контакт может произойти в любой день, соглашайтесь на все, что угодно, если будет надежда на спасение Тиссо. Обещайте им, что перевернете всю Сахару, выкопаете столько шурфов, сколько потребуется…

— Сам?

Инспектор улыбнулся:

— Этого я не знаю, это должны определить они, у них ведь есть какой-то план.

— И как увезти сто ящиков?

— Да, об этом тоже стоит подумать. Дело ведь не в том только, как их найти, но и как переправить. На верблюдов они рассчитывать не могут, на грузовики тоже, следовательно — что?

— Вертолет?

— Это единственная реальная возможность. Но у нас он тоже имеется.

— Сто ящиков в него не погрузишь.

— Конечно, нет. Ему придется слетать несколько раз. Куда-нибудь, где можно безопасно приземлиться и выгрузить ящики. Чем больше полетов, тем больше опасность, а опасность должна быть сведена к минимуму. Где может быть минимальная опасность при выгрузке таких сокровищ? — спросил он, и в голосе его послышалось некое подобие улыбки.

— В пустыне, конечно, — вздохнул Винтер.

— Да, а кроме пустыни? Возможно, на море, — сказал он и снова улыбнулся в темноте. — Я бы на сушу не садился, море имеет много преимуществ. Доброй ночи, доктор, я еще пройдусь, — сказал инспектор Суриц, когда они подошли к пляжу возле отеля, и скрылся в темноте.

Войтех подумал, что до сих пор толком и не видел его лица. Они никогда не встречались днем. Одинокий охотник на людей. Но бог его знает, кто тут охотник, а кто дичь.

Когда он вошел в столовую, Махмуд Хахед, в красном смокинге и с усиками профессионального соблазнителя, заигрывал с Генрикой. Он накрывал на стол к ужину, улыбался, кланялся и, видимо, даже острил, потому что доктор Тарчинска непринужденно смеялась и кокетливо посматривала на него сквозь очки. Однако едва она заметила в проходе Винтера, улыбка ее исчезла, и лицо Хахеда приобрело строгое чопорное выражение.

— Господин будет ужинать? — спросил он и отступил на два шага. Винтер только кивнул. — То же самое, что и дама?

— То же самое, что дама.

Официант поклонился и быстро исчез.

— Ты даже не посмотришь, что я заказала? — спросила Генрика, протягивая ему руку. — Я приехала минуту назад. Думала, что тебя еще здесь нет.

— Этот ловелас, конечно, рекомендовал тебе лучшее, что у них имеется, — сказал он весело, но ему не удалось скрыть нотки досады в голосе.

Она сняла очки и отложила в сторону.

— Я его пыталась убедить, чтобы он принес бутылочку вина. Он согласился, только просил рюмку закрыть салфеткой, чтобы аллах не видел, что я пью. Аллах, говорят, дает себя обмануть, если вино наливают под столом и бутылки не видно. Так что она у меня здесь… — Генрика незаметно приподняла скатерть.—

Могу тебе налить — или ты прежде хочешь поссориться? — спросила она ядовито.

— Прежде всего — ссориться! Что тебе обещал тот ловелас? Место второй жены в его гареме?

— Кое-что получше. Место в своей машине, чтобы довезти меня до агентства, откуда идут автобусы в аэропорт.

— Это мог бы сделать и я.

— Конечно, но не будешь же ты из-за этого вставать в четыре утра. Самолет вылетает в пять, и около семи я буду в Тунисе. До Утицы возьму такси, это примерно пятьдесят километров.

— Как долго ты там задержишься?

— Не знаю. Возможно, два-три дня. У меня будет масса работы. На обратном пути хочу еще заехать в управление археологической разведки Карфагена. Тут нужна консультация многих специалистов. — Она замолчала и мгновение смотрела на него изучающим взглядом. — Но ты не слушаешь… Случилось что-нибудь?

— Нет, ничего не случилось, — сказал он торопливо. — Думаю о том, что у нас постоянно нет времени. Целыми днями как белки в колесе: самолеты, машины, все серьезно, все неотложно и важно. Важнее, чем мы оба, чем собственная жизнь и ее исход? — спросил он со вздохом. — Чего ты достигла до сих пор? Чего я достиг? Не можем ни спокойно поужинать, ни как следует выспаться и, наконец, боимся один другого.

— Боимся? — удивилась она.

— Да, боимся, как бы не потревожить друг друга, не встать друг у друга на пути, чтобы не сделаться для другого тормозом…

— А в конце всего нас ждет смерть, — сказала Генрика с чуть заметной улыбкой.

— Именно так!

— Но я знаю это давно. Как же случилось, что ты только сегодня обратил внимание на нашу суету?

Он только рукой махнул.

— Не думаю, чтобы мне хотелось снова выйти замуж, и не верю, что ты хочешь жениться, — сказала она резко. — Ты прекрасно понимаешь это, так чего же ты боишься?

— Вот это-то аморально и ненормально! Каждый думает исключительно о себе. Мы всем уже пожертвовали, только неизвестно, ради чего. Чем старше становлюсь, тем меньше понимаю, что уж такого замечательного в профессиях вроде наших с тобой…

— В таких условиях депрессия — обычное явление, — сказала она спокойно. — Кто ей временами не поддавался — тот просто ненормальный. Думаю, что тебе лучше все бросить и ехать домой. Но сегодня вечером самолет в Европу не летит и корабль не отплывает, так что успокойся и выпей вина.

Он молчал. Ничего он не мог ей объяснить. Разговор с Сурицем только растревожил, усилил беспокойство. Его не могли рассеять ни ярко освещенный покой столовой, ни лицо Генрики. Войтех вошел сюда из иного мира, из мира, в котором человеческая жизнь, фрески из Утицы или геологические проблемы не имеют никакой цены. Тот мир влияет на него, заставляет срывать маски, которыми каждый из нас прикрывает лицо в обычной жизни. Он должен подвергнуть сомнению все старые, проверенные жизнью принципы и системы. Видеть не то, что привык видеть обычно, а жестокую реальность безжалостной борьбы, которая обычно скрыто вершится за благополучным фасадом, но в любой момент может коснуться каждого. Все отданы на произвол насилия, от которого нет защиты. Покоя и безопасности не существует. Ни на земле, ни в душе.