Кир Булычёв - Искатель. 1997. Выпуск №1 Страница 38

— Нелегко вам приходится, мистер Харпер, ничего не скажешь, — заметил репортер. — Мне это весьма печально. Хотя, как бы там ни было, Фрэнку Налли еще, пожалуй, тяжелее.

— А вы думаете, мне есть дело до его чувств?

— Нет, — ответил репортер. — Я думаю, вам на них начхать.

Он подошел к Харперу сзади и взял его за локоть.

— Прошу прощения, — промолвил он, толчком заставив Харпера потерять равновесие, и тот изумленно взглянул на репортера.

Когда же он понял, что через мгновение выпадет из окна, то с раскрытым от неожиданности ртом снова взглянул на напряженное лицо молодого человека в надежде на пощаду или объяснение.

— Никакой я не репортер, — сказал молодой человек. — Я брат Фрэнка Налли.

И Джо Харпер, так или иначе обреченный на гибель, полетел вниз, чтобы насмерть разбиться при ударе о тротуар.

Юрий Маслов

ТИП-ТИП

Юрий Маслов родился в 1937 году в г. Рыбинске. Окончил заочно Литературный институт им. Горького. Автор многих повестей и романов: «Уходите и возвращайтесь», «Курс — триста двадцать», «Каракурт», «Выбор полковника Вышеславцева», «За одинокой звездой», «Такая шумная пустыня»; по нескольким сценариям, написанным Масловым, поставлены художественные фильмы. Неоднократный лауреат премий Союза писателей и Союза кинематографистов СССР.

— Майор!

Майор обернулся. По бровке летного поля в сторону аэровокзала шагали два бородатых парня. Судя по экипировке — геологи.

— Вы меня?

Парни беспричинно расхохотались. И тот, кто был поменьше pocтом, рыжий, в брезентовой куртке с капюшоном, продолжая скалить в улыбке зубы, спросил:

— Тебе второй пилот не нужен?

— У меня и свой не дурак, — беззлобно отшутился майор, думая, перед ним обыкновенные «зайцы».

— А далеко летишь? — спросил приятель рыжего.

— В Москву?

— Тогда забирай. — Он поставил на бетонку приоткрытую мешком корзину.

— Сдай в зоопарк, если не трудно. Иначе он загнется.

— Это точно, — сказал рыжий. — Он уже два дня не жрал.

— У нас сгущенка кончилась, — пояснил его приятель. — Он парень что надо. Вы поладите.

— Конечно, поладят, — поддакнул рыжий.

— Будь здоров, майор! — И бросился догонять товарища.

«Разыграли, черти». Майор бросил мешковину и… ахнул. В корзине, повизгивая, барахтался медвежонок. Темные глаза смотрели беззлобно, но настороженно, маленькие ушки торчали в стороны, а черный кончик носа судорожно втягивал воздух. Майор потрепал его по шее, пощекотал за ушами, похлопал по тугому, как барабан, животу. Медвежонку панибратство не понравилось. Он сердито фыркнул и, изловчившись, вцепился майору в руку. Но все его попытки причинить врагу боль оказались напрасны. Он сам понял это. Глаза его обиженно заморгали, он весь сжался, конфузливо спрятал голову в лапы и затих, словно ожидая удара.

Майор всей пятерней взъерошил волосы — встал первый вопрос: чем кормить медвежонка? Он вопросительно посмотрел на подошедшего бортмеханика.

— Как ты думаешь, он тушенку жрать будет?

— А черт его знает. — Леша почесал за ухом. — Попробовать можно.

Поесть медвежонку не удалось. Дали разрешение на вылет, и майор, сграбастав четвероногого в охапку, ушел в самолет. Второй пилот удивленно свистнул:

— Это что за тип?

— Какой же он тебе тип? — заступился за медвежонка бортмеханик. — Он еще типчик… тип-тип.

— Тип-тип? — переспросил второй.

Медвежонок высунул из корзинки голову и с любопытством уставился на говорившего. Второй зычно расхохотался.

— Понятливый, черт! Где вы его взяли?

— Геологи подарили.

— Да-а, — прогудел второй, — на кого ж мы его учить-то будем? На радиста или штурмана?

— Пусть пока пассажиром полетает, — сказал майор. — А там посмотрим. — Он сунул медвежонку конфету. — Леша, запуск.

Есть запуск, командир.

… Машина шла в набор. Ее слегка потряхивало на невидимых ухабах, изредка бросало из стороны в сторону. Тип-Тип, зажав лапами уши, истошно выл. Иногда вой срывался на пронзительный визг: он звал на помощь мать — добродушную восточносибирскую медведицу, щедрую на ласку и на затрещины, от которых медвежонка подбрасывало так, будто он вылетал из катапульты. Мать теперь не могла ему помочь, и в этом был повинен сам Тип-Тип. Заинтересованный муравьиной кучей, он зазевался, потерял равновесие и, испустив вопль отчаяния, загремел вниз. Обрыв был крут и ребрист, а из-за отсутствия растительности напоминал стиральную доску. Медвежонку пришлось лихо. Пересчитав все выступы и расщелины, раз десять перевернувшись через голову, он глухо шлепнулся на прибрежную гальку. Левая лапа еле сгибалась, и на нее больно было ступать. Оправившись от испуга, Тип-Тип заковылял было наверх, навстречу спешившей на помощь матери, как вдруг пораженный остановился. Прямо перед ним, метрах в десяти, стояли двое. В руках тускло поблескивали карабины.

Тип-Тип никогда еще не видел людей, но инстинкт подсказал зверю: беги! Медвежонок развернулся… Два выстрела слились в один.

Медведица рухнула рядом с медвежонком. С шумом втянула воздух, скребанула несколько раз лапой по ране, попыталась подняться. Щелкнул третий выстрел. Медведица вытянулась и затихла. Навсегда.

Тип остался сиротой.

Майор жил за городом в небольшом двухэтажном доме. Дом был старый, но крепкий, рубленый на века. Все в нем было ладно, прочно — видно, что работала рука мастера. Стоял он от поселка на отшибе, по одиноким не выглядел. Фасадные окна весело смеялись, подмигивая прохожим, а с тыльной стороны смотрели пытливо и настороженно — сразу же за участком начинался лес. Верх дома не отапливался, и зимой все семейство майора — жена, сын Вовка, шотландский терьер Рэм, кот Ром и еж Атилл — обитало внизу.

Раньше майор жил в Москве. Потом тяжело заболела жена. Врачи посоветовали ей свежий воздух, сосновый бор, и майор перебрался за город. Втайне он этому обрадовался. Во-первых, избавился от чудаковатых соседей (соседи всегда чудаковаты), которые терпеть не могли собак, во-вторых, ему не надо было теперь вставать в шесть утра и тащиться на paботy в битком набитой электричке — аэродром был под боком, и, в-третьих, — и это было, пожалуй, самое главное, — отпало ограничение на прописку животных.

Четвероногие встретили Тип-Типа неприязненно. Как только его вытряхнули из корзины, Рэм глухо зарычал, подобрался, глаза налились лютой ненавистью. В нем проснулся охотничий инстинкт, вспыхнула извечная вражда собаки к лесному зверю. Ром, изогнувшись дугой, ощетинился и замер.