Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы Страница 38

Утверждали, что Гитлер почитает ислам и рядом с ним стоят скрывающие до решительного часа свои имена мусульмане, чьих советов слушается владыка Германии. Передавали даже, как известие абсолютно достоверное, что Гитлер порывает с христианством и поклялся содействовать распространению ислама во всей Азии и Африке.

Строились планы перекройки карты мира, один смелее и решительнее другого.

Профессора-мудариссы и студенты-талоба, считая себя призванными руководить движением ислама, организовали особый тайный союз.

Под видом талоба в медресе появился таинственный человек по имени Сеид-Али, знаток законов ислама. Под печатью клятвы избранные поверяли друг другу его секрет. Оказывается, Сеид-Али — не кто иной, как принявший ислам внук бывшего императора Германии Вильгельма второго, этого умершего в изгнании друга Турции и всех мусульман. Сеид-Али — друг нового германского повелителя славного Адольфа Гитлера и прислан к мусульманам со словами любви и союза.

Все ждали сигнала — вступления Турции в войну против Советского Союза. Тогда-то и поднимется повсеместно зеленое знамя джихада, беспощадной к коммунистам войны за ислам.

Прибыл посол и с Дальнего Востока. Император Японии Хирохито хотел знать, как отнесутся мусульмане к вступлению японских войск в Индию и чего они хотят за союз со страной Восходящего Солнца…

IV

Фанатики ислама разыскивали потомков пророка Магомета, чтобы заместить долженствующие вскоре открыться с помощью Гитлера и Хирохито многие вакансии мусульманских владык. Возникли многочасовые яростные споры о правах кандидатов на будущие престолы.

Дряхлый Сеид-Алим-Хан, бывший эмир Аллакендский, пытался расправить свои согнутые развратом и старостью плечи и проявлял неожиданную щедрость, поощряя не только словом, но и золотом подготовку войны против коммунистов.

Политики медресе утверждали, что Турция выступит против Советского Союза немедленно после поражения советских армий на волжских рубежах. Такое условие принято якобы в тайном договоре между Гитлером и турецким правительством!

Решающая минута приближалась. Германское радио, агенты гитлеровской пропаганды и шпионы третьего райха кричали о выходе германских войск на Волгу, о поражении Советов…

…В медресе талоба помещаются по двое, по трое и более, в зависимости от размера худжр. Ибадулла жил вместе с Шейх-Аталык-Ходжой, происходившим из рода богатейших феодальных землевладельцев-заминдаров в Западном Пенджабе. Богач нуждался в дипломе медресе для увеличения своего личного авторитета. Он честолюбиво мечтал сделаться шейх-уль-исламом, то-есть одним из вождей религии. В скромном узбеке Ибадулле дальновидный политик усматривал одно из возможных средств связи с низами осевшей под Кабулом колонии аллакендских эмигрантов и самим Аллакендом. В медресе Шейх-Аталык-Ходжа щеголял аскетической скромностью личной жизни, бредил величием ислама и жаждал священной войны…

Однажды он, веря в успехи Гитлера, приближающегося к Волге, в присутствии верных девять раз подбрасывал волшебный камень яда-таш, чтобы узнать, в каком дне наступающего месяца начнется, наконец, война. И девять раз получилось — в двадцать третьем…

…Ударом, не сразу правильно понятым и оцененным, была поражающая весть о разгроме прославленных непобедимыми войск Гитлера на Волге. Фанатики отказывались верить. Один из талоба, осмелившийся легкомысленно сделать вывод о предстоящем крушении гитлеровской империи, был тяжело изувечен. Но с непреклонностью судьбы каждую неделю и каждый месяц, как проткнутый пузырь, уменьшалась на карте захваченная германцами территория. Под ударами советских армий войска Гитлера гибли, бежали, сдавались в плен, рассыпались прахом.

Разочарование исламитов было жестоким. Приходилось признать, что считавшиеся «мусульманскими» советские республики Средней Азии и не собирались предпочесть зеленое знамя красному.

Гитлер исчез. В общем разгроме Турция сумела уцелеть, но не могло быть и речи о восстановлении ее прежней силы.

Таинственный талоба Сеид-Али бежал. Говорили, что он едва успел скрыться от ищеек инглези в афганских горах. Его искали как германского агента и шпиона.

Молчаливый и грустный Ибадулла, прислушивавшийся ко всему, чтобы найти надежду вернуться на родину, испытывал прежнюю горечь и новое смятение.

Вскоре многие политики медресе воспрянули духом. Начался кровавый дележ громадного полуострова Индустана. Возникало новое мусульманское государство — ведь раздел происходил по признакам исповедуемых населением религий.

«Ученые» изуверы разъезжались, чтобы подстрекать мусульман избивать «нечистых» индусов, многобожников, не признающих ислама. Лилась кровь бедняков, наживались богачи, захватывая за бесценок или совсем даром землю и имущество выселяемых индусов. Но все это было чуждым Ибадулле делом, и резня претила его сердцу.

Пришли вести от Сеида-Али. Он обращался к своим братьям по исламу с горячим призывом резать не столько нечистых почитателей коровы, сколько коммунистов, кто бы они ни были. И, что было весьма многозначительно, все четыре гонца, доставившие послание от Сеида-Али и усиленно рекомендуемые им, как единомышленники, были инглези, его недавние враги! Поистине, менялись времена, и новые светила вставали на небе ислама!

…И глубокая трещина прошла в отношениях между Ибадуллой и Шейх-Аталык-Ходжой. Рассыпалась непрочная постройка дружбы между бедным сыном невидного аллакендского эмигранта и представителем знатной семьи, кичащейся своим происхождением от древних шейхов-князей былых арабов-корейшитов, завоевателей Синда.

Шейх-Аталык-Ходжа принадлежал к числу тех, кто быстро понял значение происшедших политических изменений. Он безоговорочно согласился с тем, что пришло время, когда борьба с коммунистами сделалась неизмеримо важнее резни индусов. Бывший ярый враг всех инглези, противников Гитлера, ныне утверждал истинное, но, если вдуматься, не такое уже новое откровение: сущность ислама заключается в беспрекословном повиновении богу, установившему раз и навсегда незыблемое место для каждого человека, как бедного, так и богатого. Пробуждая вражду бедных к богатым, коммунисты разрывают ислам!

В кругу верных Шейх-Аталык клялся в ненависти к инглезам, но умел с блеском обширной эрудиции доказывать и неизбежность и необходимость длительного союза с ними.

Охладевшие друзья расстались. Ибадулла тосковал, чувствовал себя потерянным, ненужным, без родины, без надежды, без дела, к которому можно приложить руку и найти забвение в труде. Жизнь потеряла цену.