Федор Шахмагонов - Хранить вечно Страница 39

Раскинулось оно глубокой чашей среди холмов, сплошь покрытых березовыми рощами. Светлоствольные березки просветлили его воды, озарили словно улыбкой, ласковой и нежной. Ветры сгоняли с воды туман. Здесь не пахло, как на Стоходе, гнилью и болотной, застоявшейся водой, берега спускались в воду светлыми песчаными отмелями. Озеро круглое, заливы отрезаны от большой воды полосками камыша. Там, в камышах, и охота. У воды ни одной деревни. На всхолмье, в березовых стволах затаилась усадьба. Островерхие башни, крытые черепицей, высокие стрельчатые окна и шпиль костела. Но и там тихо. Замок пустовал. Управляющий имением, остзейский немец, дал Курбатову разрешение охотиться.

Солдаты разбили для него полевую палатку, из усадьбы пригнали прогулочную весельную лодку. Курбатов остался в одиночестве. Охотник поневоле. Единственная возможность побыть одному, отдохнуть от ненавистных лиц, от ненавистных разговоров, от чуждого, ненавистного мира.

Утром Курбатов охотился в камышах. Отталкиваясь шестом, пробирался в камышовые крепи и выпугивал на выстрел уток, вечером сидел в скрадке, стрелял влет. Для настоящего любителя охоты — край обетованный! Днем приезжал из деревни егерь, забирал дичь, чтобы спрятать на ледник.

Тянулось время…

И вдруг на другом конце озера Курбатов услышал выстрел. Один и тут же сразу другой. Глухие выстрелы из охотничьего гладкоствольного ружья. Над далекими камышами поплыл сизый дымок.

Что тут удивительного? Он же не откупал озеро. Приехал еще какой-то охотник. Вдвоем веселее. Курбатов направил лодку к растекающемуся облачку дыма. А может быть, это тот самый офицерик из штаба? Совсем было бы забавно.

Пока пересекал озеро наискосок, раздался еще выстрел.

Лодка двигалась по открытой воде. Охотник мог ее заметить. А Курбатов и не таился…

Вот и протока в камышах. Здесь… Где-то недалеко должна быть лодка с охотником. Курбатов тихо свистнул. Из камышей ответили свистом. Курбатов помахал зеленой тирольской шляпой и воскликнул:

— Утро доброе, пане! Счастливой охоты! Не помешаю?

— Что же теперь делать, если пан и помешает!

Ответил звонкий женский голос. Голос подхватило эхо и унесло в холмы.

Сильным ударом весел Курбатов раздвинул камыши, уперся в борт лодки. В лодке сидел охотник. Вместо принятой в этих местах охотничьей тирольской шляпы — венок из белых лилий. Тоже отличная маскировка на охоте. Замшевая зеленая куртка, такие же зеленые брюки. Под курткой зеленый шерстяной свитер, закрывший шею до подбородка. На ногах изящного покроя, и тоже зеленые, сапоги. Выбивались из-под венка золотые волосы.

— Прошу прощения, пани! — начал Курбатов. — Я никак не думал встретить Диану! Я не осмелился бы нарушить вате уединение!

Диана была прелестна, хотя и не очень молода. Ей могло быть за тридцать. Тонкие черты лица. Блондинка с голубыми, почти синими глазами.

Она не сразу ответила, задумчиво разглядывая Курбатова.

Молчание затягивалось. Курбатов, чтобы как-то разрядить обстановку, представился.

— Ежельская! — услышал он в ответ.

Это было имя владельца усадьбы.

Диана могла быть его дочерью, могла быть и хозяйкой. Курбатов не имел никакого представления о пане Ежельском. Не знал, стар ли он, молод.

— Я вдвойне виновен! — воскликнул Курбатов. — Я вторгся в чужие владения и помешал их хозяйке!

— Не торопитесь, пан Курбатов! Не надо меня преждевременно делать хозяйкой! Я всего лишь одна из наследниц этого владения… Я дочь пана Ежельского! И очень рада, что поблизости оказался опытный охотник! Я сбила двух уток… И ни одной не могу достать… Они упали там!

Пани показала рукой на камыши.

Это был заболоченный берег, неглубокая трясина, переплетенная корнями ольшаника. На лодке туда не пробиться. Курбатов не стрелял уток над трясиной. Доставать оттуда добычу хлопотно.

Курбатов подвел лодку к краю трясины, скинул с пояса патронташ и прыгнул на корни ольхи. Корни поползли вниз, он прыгнул на другой куст и провалился в трясину по пояс. Раздвигая трясину и корни болотных трав, он пробрался к тому месту, где, раскинув крылья, на кочке лежал кряковый селезень.

Осенняя вода холодна. Он положил селезня к ногам Дианы и окунулся в воду, чтобы смыть грязь и ил с костюма. Пани пристально смотрела на него.

— Вы всегда с такой готовностью выполняете капризы женщин? — спросила она.

— Не всегда!

— Какому же случаю я обязана?

— Моему удивлению! — столь же быстро ответил Курбатов

— Удивлению? Чему же вы удивились? Вас удивило ружье в моих руках?

— Разве это удивительно? — отпарировал он ее вопрос. — Еще древние греки сочинили легенду о богине охоты. В наше время ружье в руках женщин — экстравагантность, а только. Оно может быть и оружием кокетства.

— Так чему же вы удивились?

— Вашей красоте, пани!

Ежельская нисколько не смутилась. Она пристально глядела на Курбатова, как бы взвешивая, равный ли он в этой игре партнер.

— Садитесь ко мне в лодку! — приказала она. — После холодной ванны вам необходимо согреться… Садитесь на весла!

…Необитаемый замок, выдержанный в средневековых традициях. Огромные залы, тяжелые дубовые столы для обильных пиров, крепкая, массивная мебель, галерея предков, исполненная художниками одной эпохи, по работавшими под старых мастеров.

Все это строилось и собиралось рукой владетельных господ, паркет застилался дорогими коврами, стены затягивались гобеленами, в залах хрустальные люстры — каждая могла стоить состояния, — по время коснулось этой тяжеловесной роскоши. Кое-где недоставало ковров, кое-где зияли пустотой стены без гобеленов, храпя их следы, и не было толпы лакеев и слуг.

Прислуживала им служанка управляющего, на кухне хозяйничал повар.

Курбатов принял ванну, управляющий съездил в палатку и привез смену белья и мундир. К обеду подали вина, коньяки. В канделябрах зажгли свечи. Стол накрыли и оставили их вдвоем. Долго слышались в пустых залах и переходах шаги служанки. И все затихло. Но время не остановилось. Вразнобой били часы в пустых комнатах. Разного, причудливого боя часы. Кто-то еще в прошлом веке собрал эту коллекцию. Они показывали разное время. В столовой часы пробили три раза, в кабинете двенадцать, тут же отозвался бас одним ударом.

— Я их не трогаю, — сказала Ежельская. — Может быть, можно обмануть время, отпущенное нам? Я не люблю этот замок. Здесь все вечно, кроме нас.

Курбатов слушал.

— Здесь место мистическим душам. Я люблю жизнь. Люблю роскошь, бесшумных слуг и автомобили у подъезда. Я люблю, чтобы угадывались невысказанные желания. Здесь, в этом замке, о желаниях надо громко кричать, звонить в звонки и хлопать в ладоши, чтобы тебя услыхала прислуга… Я помню иные времена этого замка. Мать по нескольку раз объясняла сельским дурочкам, что надо сделать… Здесь хорошо проводить старость… А я не хочу быть старой.