Генри Хаггард - Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада Страница 39

Вдруг Аэша освободила свою, точеную руку из массы волос и обвила ей шею Лео, потом поцеловала его в лоб, пошла вперед и встала там, где должно было пройти пламя.

Что-то трогательное было в тихом поцелуе Аэши. Словно нежная мать поцеловала своего ребенка и благословила его!

Опять страшный, потрясающий шум, словно ветер вырывает деревья с корнем… Вот уже отблеск, предвестник огня, стрелой пролетел в воздухе… Вот и пламя…

Аэша повернулась и, протянув руки, низко поклонилась ему. Огонь охватил ее… всю ее фигуру… дивные формы… Я видел, как она подняла обе руки и полила огонь, словно это была вода, себе на голову, открыла рот и втягивала его в себя… Ужасное зрелище!

Потом она стояла тихо, вытянув руки, с небесной улыбкой на лице, словно сама была духом пламени. Таинственный огонь перебегал и играл на ее темных длинных локонах, лизал ее дивную грудь и плечи, с которых упала волна волос, скользил по ее горлу и лицу и загорелся ярким светом в сияющих глазах. Как прекрасна она была в пламени!

Вдруг странная перемена произошла в ее лице. Улыбка исчезла, глаза смотрели сухим, недобрым взглядом, правильное лицо вдруг удлинилось и осунулось, словно она испугалась чего-то, прекрасные формы тела потеряли свои дивные очертания и красоту.

Я протер глаза, думая, что стал жертвой галлюцинаций под влиянием сильного света. Но пламя с грохотом исчезло, и Аэша стояла на своем месте.

Она сделала несколько шагов к Лео, — мне показалось, что ее походка утратила прежнюю грацию, — и хотела положить руку на его плечо. Я взглянул на ее руки. Куда девалась их необычайная красота? Они были худые и костлявые. А ее лицо! Великий Боже! Лицо ее состарилось на моих глазах! Полагаю, что Лео заметил это, потому что попятился от нее.

— Что случилось, Калликрат? — произнесла Аэша хриплым и глухим голосом.

Что случилось с ее серебристым музыкальным голосом!

— Что такое, что такое? — проговорила она смущенно. — Действие огня, наверное, не изменилось? Скажи мне, Калликрат, что случилось с моими глазами? Я плохо вижу!

Аэша положила руку на голову и дотронулась до волос. О ужас! Чудные волосы упали на землю.

— Смотрите! Смотрите! — закричал Джон каким-то диким фальцетом. — Смотрите! Она оплешивела! Она превратилась в обезьяну!

Джон упал на землю с пеной у рта, сжимая кулаки. Глаза его вышли из орбит.

Это было правдой. Тяжело вспоминать об этом теперь! Аэша лишилась своих чудесных волос. Она становилась все меньше и меньше, кожа ее изменила свой цвет и походила теперь на старый пергамент, нежные руки превратились в лапы, фигура походила на высохшую мумию.

Казалось, она вдруг поняла, что произошло с ней, и закричала, о, как страшно она закричала! Затем упала на пол и продолжала кричать.

Фигура ее все уменьшалась, пока не достигла размеров небольшой обезьяны. Кожа сморщилась, прекрасное лицо превратилось в лицо дряхлой старухи. Я никогда не видел ничего подобного и думал, что потерял рассудок.

Наконец она затихла. Две минуты тому назад Аэша, прекраснейшая, очаровательнейшая, мудрейшая из женщин всего мира, смотрела на нас, улыбаясь своими лучезарными глазами! Теперь перед нами лежало отвратительное существо величиной с обезьяну. И все-таки это была та же самая женщина! Она умирала. Мы видели это и благодарили Бога. Могла ли она теперь жить? Приподнявшись на костлявых руках, она медленно покачала головой; глаза ее ничего не видели, но говорить она могла.

— Калликрат! — произнесла она хрипло. — Не забывай меня! Сжалься над моим стыдом! Я не умру и снова вернусь, снова буду прекрасной, клянусь тебе! О…о…о! — она упала ничком и умолкла.

На том самом месте, где двадцать столетий тому назад Аэша убила жреца Калликрата, она умирала сама.

Подавленные ужасом и страхом, мы упали на песок и потеряли сознание.

Не знаю, долго ли мы пролежали так, вероятно, несколько часов. Когда же я открыл глаза, Лео и Джон лежали еще без чувств. Розовый свет наполнял пещеру, но когда я очнулся, пламя уже исчезло. Неподалеку лежало маленькое, отвратительное существо, похожее на обезьяну, с желтоватой, сморщенной кожей, — когда-то блестящая, прекрасная Аэша. Увы! Это был не сон, а ужасный, непреложный факт.

Почему произошла с ней такая перемена? Изменилось ли действие огня? Не посылал ли он иногда смерть вместо жизни? Я не сомневался, что лежавшая передо мной женщина могла бы жить еще много столетий, если бы жизнь сохранилась в ней!

Кто мог объяснить, что случилось с ней? Позднее я много размышлял об этом. Аэша, сильная, счастливая своей любовью, в ореоле неувядаемой молодости, божественной красоты, власти и мудрости, перевернула бы весь мир, противясь вечному, непреложному закону. Но, несмотря на свою силу и могущество, она умерла со стыдом и отчаянием. Не перст ли это Провидения?

Несколько минут я лежал, перебирая факты в своем уме, пока совершенно не пришел в себя и не встал. Вспомнив о своих спутниках, я, шатаясь, бросился к ним. По пути, подняв одежду Аэши, ее газовое покрывало, под котором она прятала от людей свою необыкновенную красоту, я прикрыл им ее мертвое тело.

Перешагнув через душистую массу волос, валявшихся на песке, я подошел к Джону и тронул его. Но его рука упала, холодная и неподвижная. Ледяная дрожь охватила меня, я взглянул ему в лицо и понял, что наш верный слуга мертв. Пораженный всем увиденным, он испытал сильнейшее нервное потрясение и умер от страха.

Это был новый удар для нас, хотя смерть бедного Джона казалась вполне естественной. Когда Лео пришел в себя и застонал, дрожа всем телом, я сказал ему о смерти Джона. Он тихо произнес: «О»! и умолк. Лео и Джон были крепко привязаны друг к другу, но теперь Лео не в силах был почувствовать свою потерю, так как был слишком потрясен и разбит, но вот мало-помалу он оправился, хотя был еще очень слаб. Я заметил, что золотистые кудри Лео стали серыми, а когда мы вышли из пещеры, они совсем поседели. Он выглядел на двадцать лет старше.

— Что случилось, старый дружище? — произнес он каким-то мертвым голосом, когда совершенно пришел в себя.

— Оправляйся и пойдем отсюда! — ответил я. — Пламя несется снова сюда!

— Я вошел бы в огонь, если бы знал, что он убьет меня! — ответил он с усмешкой. — Виновата моя проклятая нерешительность. Если бы я не сомневался, Аэша не вошла бы в огонь! Он мог сделать меня бессмертным, но, старый дружище, у меня не хватило бы терпения ждать две тысячи лет, пока она вернется ко мне. Я согласен скорее умереть, когда придет час мой. Омойся в огне жизни, если хочешь!

Я покачал головой. Мое возбуждение давно улеглось, кроме того, я не знал, как подействует на меня огонь жизни.