Исаак Бацер - Позывные из ночи Страница 39

— Кто там? — спокойно спросил он.

— Открой, хозяин. Свои, — раздалось в ответ.

Сергин откинул щеколду. Перед ним стоял человек не очень высокого роста, но широкий в плечах. Одетый так, что его можно было счесть и за лесозаготовителя, и за рыбака, и просто за деревенского жителя. И все же в облике его было нечто такое, что резко отличало его от всех, с кем приходилось Сергину встречаться ежедневно.

— Так свой, говоришь, — заметил хозяин, прикрывая за гостем дверь и старательно задвигая щеколду.

— Свой. Как поживаешь, Николай Степанович.

— Ага, значит и по батюшке меня знаешь. А я вот что-то тебя не припомню. Кажись, разносолов за одним столом мы не едали, чаев не распивали…

— И припоминать не стоит.

— Это почему?

— Незачем зря голову ломать. Мы ведь никогда еще не встречались.

— Вот видишь: а говоришь — свой. Да еще, как живем спрашиваешь, — с явной настороженностью глядя на незваного гостя, бросил Сергии. — Так вот доложу я вам, уважаемый, хорошо живем. Преотлично. Кто работает, тот и живет ничего. Ну, а лодыри, конечно, ремни затягивают. И поделом им, лодырям.

— Ну ладно. Не надо ершиться, — примирительно заметил гость. — Проводи-ка лучше меня туда, где можно без свидетелей поговорить. — И опять в его интонации Сергин уловил нечто такое, что не позволило ему ослушаться.

— Без свидетелей, так без свидетелей. Пойдем на верхотуру, — и он повел гостя по скрипучей лестнице в комнатушку, где обычно веники впрок сушились.

— Банькой пахнет, — сказал незнакомец и широко улыбнулся. — Ох, и соскучился я по ней. — Затем он посмотрел прямо в глаза Сергину и совсем другим голосом произнес: — Так вот, Николай Степанович, я с той стороны.

— На той стороне Мунозера никто не живет, — безразлично отозвался Сергин, отлично понявший, о какой «той стороне» идет речь. Но виду не подавал. «А вдруг обман, — думал он, — вдруг этот человек подослан финской полицией. Слышал, что в других деревнях аресты были. Может, хотят проверить, как я отнесусь к партизану, а затем расправятся со мной и моей семьей».

— Не веришь, значит? Что ж, понимаю.

— Зовут-то тебя как? — выдавил из себя Сергин.

— Зовут Яковом, а по фамилии — врать не хочу, — ответил незнакомец, а потом участливо добавил. — Боишься провокации? Понимаю. Да только пора научиться отличать сокола от ворона. А для порядка вот мои визитные карточки, — и незнакомец извлек из-за пазухи свежие номера газет «Правда» и «Ленинское знамя». — А еще тебе вот что скажу: дочка Елизавета из Ижевска привет шлет. Все у нее хорошо.

— Свой! — вырвалось из самого сердца Сергина. — Наконец-то!

— Вот что, отец, — сказал Яков. — Сможем ли вдвоем у тебя укрыться на некоторое время?

— Что за вопрос!

— Хорошо. Тогда жди завтра в это же время. Если в доме будут посторонние… — он на минуту призадумался. — Вот что, повесь тогда перед крыльцом полотенце. На просушку.

— Ясно.

— Тогда до завтра.

Они спустились вниз. И Яков, убедившись в том, что улица пуста, исчез за дверью. Сергин видел, как он прошел мимо окна и сразу растаял в ночной мгле.

Но недалеко ушел Яков. Теперь он обязан был проверить, как будет вести себя Сергин после этого посещения. Ведь речь шла об устройстве здесь зимней конспиративной квартиры. И надо было на все сто процентов убедиться в преданности хозяина, прежде чем сполна довериться ему. «Как поступил бы предатель? — мысленно рассуждал Яков. — Не сразу, конечно, но этой же ночью он сообщил бы полиции о незваном госте».

Долго и терпеливо выжидал разведчик за домом. Все было спокойно. Едва только небо посветлело, как он вернулся на свою базу.

Вскоре Яков обосновался в доме Сергина вместе со своим боевым товарищем.

— Куда нас, Степаныч, определить намерен? — спросил он у хозяина, когда вновь переступил порог этого дома.

— Это я уже обдумал, — ответил Сергин и повел гостей на чердак. — Здесь вам удобно будет. Из этого окошка подъезды к дому хорошо видны. Смекаете? Теперь давайте договоримся об остальном. Как радиобандуру лучше упрятать, сами думайте. Парни, гляжу, смекалистые. А кое о чем скажу. Ну, во-первых, чердак я ваш всегда запирать буду на висячий замок. Так что пока я, жена или бабка о себе знать не дадим, вы особенно здесь не громыхайте. Без танцев. Танцевать после войны будем.

— Не худо бы и сейчас, — заметил Орлов. — У вашего старосты Самойлова невестка, одним глазком видел, приятная.

— И про невестку уже знаешь. Остер глаз у тебя.

— Это я так, в шутку. Что до глаза, то он не у меня, у Васильева остер. А скажи-ка, Степаныч, что из себя представляет Самойлов?

— Самойлов? Худо ему приходится. Старостой назначили, а сын в Красной Армии. Скажут потом: «Хорош родитель: перед оккупантами выслуживался». Да и невестка его, Надежда, нет-нет и бухнет ему такое, что и пересказывать не хочется. А откуда ей знать, невестке-то, что он, Самойлов, не для себя, для других старостой быть согласился. Если бы не он, еще хуже было бы нам, деревенским. Многих выручал из беды. Но трудно в две дудки играть: оккупанты что-то на старика косовато поглядывать стали.

— Надо будет нам познакомиться с Самойловым, — заметил Васильев.

— Сделаю, — отозвался Сергии. — Да вот еще: договоримся так. В случае непредвиденной опасности, обыска или чего, я, когда к вам по лестнице подыматься стану, «Волга-Волга, мать родная» замурлыкаю… Как запою эту песню, вы через окно на крышу вылазьте и помните: дело к драке идет. И еще. У нас в доме на другой стороне эвакуированные живут. Как будто ничего люди. А впрочем, кто их знает? Так что, думаю, пока их вмешивать не стоит. Есть будете, что мы. Особых разносолов не обещаю, а голодать не придется.

— Спасибо, Николай Степанович, — сказал Яков, — сам понимаешь: если нас на семь замков запереть, да еще глаза завязать, да уши заткнуть, толку мало будет. Нельзя нам отсиживаться.

— Да кто говорит отсиживаться?! Просто с умом действовать надо. А что до глаз и ушей, так ими и меня бог не обидел. Да и старик Самойлов очень на глаза резв, да и умом сметлив. Есть еще сестра у меня в Ламбасручье. А вы этим поселком, гляжу, интересуетесь. Так что хватит у тебя глаз да ушей.

— Вот это дело. Ваши глаза и уши нам очень помогут, а как погонит Советская Армия оккупантов, и руки понадобятся.

— Вот и хорошо. Значит, договорились.

Долго не мог уснуть Яков в эту первую ночь под Сергинской крышей. Да и Васильеву не спалось. Он понимал, что радист всегда у рации находиться должен, и все же мечтал о большем.

И у Якова свои думки были. В этом походе он вновь убедился в том, что верить надо людям. Те же Епифанов и Лугачев надежными помощниками оказались.