Василий Лягоскин - Ультиматум президенту. Вторая книга о Серой Мышке Страница 4

Генерал Семенов мог бы рассказать занимательную историю об этом человеке – хотя бы той же Лидке Кочергиной. Но делать этого, естественно, не стал. В том числе и потому, что хвалиться там особенно ни ему, ни американцу было нечем. За сидение в вонючей глубокой яме орденов не давали. Ладно бы, два молодых офицера сами выбрались, геройски перебив душманскую охрану… Так нет – их выручила девка, имени которой Семенов старался не вспоминать, хотя сделать это было совсем не просто. Наташка, старший лейтенант Крупина, во второй раз тогда попалась на жизненном пути Семенова; надо было признать – очень вовремя. Но увидеть в третий раз эту вредную девку он не хотел бы. Хотя и искренне пожалел ее – еще там, за речкой, когда с ней произошла какая-то мутная история.

Полковник Ротмэн принял пробежавшее по лицу генерала недовольство на свой счет; по этой пробежавшей на слепленных сейчас словно из каменных глыб скулах тени понял, что русский его узнал, и что скрывать знание русского языка бессмысленно. Свой порыв броситься к генералу, как к родному человеку, он тут же подавил.

– Полковник Ротмэн, – все же представился он; слишком сухо и официально.

– Генерал-майор Семенов, – все так же каменно-бесстрастно козырнул русский начальник.

Подчиненных генерал представлять не стал – сами по ходу познакомятся. Точно такого же мнения придерживался американец. Он не стал называть пока ни двух белокожих рослых зеленобереточников, ни еще более могучего негра, который свой берет скомкал в громадной ладони.

Лидка только глянула на него, и внезапно потеряла интерес и к генералу, и к старшему американцу с двумя другими офицерами, и даже к загадочному «объекту», который собрал здесь всех этих людей. Сначала Кочергина мучительно старалась вспомнить, где раньше видела это черное лицо, внезапно улыбнувшееся ей. И только когда смешанная командирская группа – из Семенова с Рычковым и трех «белых» американцев отправилась осматривать «объект», она поняла – перед ней стоял тот самый чернокожий актер, который в каком-то фильме дрался с непобедимым Шварценеггером. В кино крутой Арнольд конечно же победил, насадив двойника американского сержанта на осколок стекла. На деле же – с какой-то непонятной гордостью подумала Лидка, – этот большущий негр скорее всего за пару мгновений заломал бы и «железного Шварца», и какого-нибудь Ван Дамма, и… На этом память Кочергина на боевики иссякла; она любила смотреть совсем другие фильмы, в которых мужчины были одеты в строгие тройки и голыми торсами, увитыми мускулами, не щеголяли. Как оказалось, сержант Ник Бэском – так свали афроамериканца – тоже мог смотреть в глаза напротив миролюбиво, даже ласково. Именно так он глянул на Лидку, махнув вслед своему и российскому начальству так небрежно, словно именно он дал сейчас разрешение осмотреть «объект». А взгляда своего от Кочергиной так и не отвел. Так было что посмотреть! В первый момент американец сунулся к Кочергиной с достаточно суровой физиономией и она испуганно отшатнулась на своем стуле, вскинув кверху круглые коленки.

Сержант метнулся взглядом уже на них, и еще глубже. Зрелище того стоило. Лидка давно забыла, что в школе ее звали Кочергой – именно из-за тонких, чуть вывернутых ножек. Теперь ее ноги могли служить эталоном этой части человеческого тела; куда там до них тощим западным моделькам. А уж что промелькнуло промеж них!

Негр успел прочитать на Лидкиной недельке по-английски: «Среда», – кивнул одобрительно. То ли открывшейся на мгновение картине, то ли подтверждая, что сегодня, первого мая, действительно среда – даже в России. Его толстые губы при этом чуть шевельнулись, а затем такая же толстая складка сложилась на лбу. Он словно пытался что-то вспомнить. Если бы Ник был хоть на капельку уверен, что эта русская деваха с аппетитными ляжками понимает по-английски, он бы рассказал ей о своем детстве, о деде, который знал обо всем на свете. И о России тоже – о медведях на улицах, о трескучих морозах, о сиволапых мужиках и бабах, которые носят таинственные портки. «Портки» оказались вполне современными, а все остальное… Сержант огляделся, не обнаружил рядом ни одного косолапого; погода тоже стояла вполне себе флоридская, откуда был родом Бэском. Однако повод познакомиться с русской красоткой уже был – спасибо деду.

Он ткнул прямо перед собой толстым пальцем, похожим на сардельку производства Ковровского мясокомбината и добродушно прогудел:

– Порьтки?

Кочергина несмело фыркнула, и Бэском опять напряг память и могучие голосовые связки:

– Семьечки?

– Семечки, семечки, – кивнула Кочергина; насчет семечек она много что могла рассказать.

Но не успела – только заливисто расхохоталась, когда негр вспомнил еще одно, последнее пока для него русское слово:

– Наташа?

Кочергина даже повернулась, словно рядом по-прежнему стояла Наташка Крылова с дочкой; но та исчезла, как только услышала про химию, да про ядерное оружие. Зато совсем рядом, в каком-то метре по счастливой случайности сидела еще одна Наталья, Лидкина конкурентка. Этой Наташе было лет шестьдесят, и килограммами она могла сравниться с Ником; пожалуй, была даже потяжелее. Она расплылась на своем стуле и с вполне понятным интересом наблюдала за этим диалогом. А потом и разулыбалась, когда Лидка ткнула пальцем в ее необъятное пузо:

– Она, она Наташка, – с хохотом сообщила Кочергина Нику.

– Ноу, – отшатнулся и залопотал что-то на своем непонятном огромный сержант.

Из длинной испуганной тирады Кочергина поняла лишь все про ту же Наташку, поэтому, не прерываясь от смеха, представилась:

– Да не Наташка я, Лидка! Лид-ка. Понял, – и для убедительности похлопала себя по груди.

Эта часть женского тела тоже удостоилась благосклонного кивка чернокожего чужеземца; он постарался с той же интонацией, что русская, произнести:

– Лит-ка.

Кочергина поощряюще кивнула и улыбнулась; однако до такой степени, как ей ответил Ник, растянуть губы не смогла.

– Наверное специально перед зеркалом тренировался, – с завистью уставилась она на сверкающие эмалью зубы, которых кажется во рту у Бэскома было намного больше тридцати двух. А он, так же сверкая улыбкой, выпалил, словно закрепляя урок:

– Лит-ка, порьтки, семьечки!

– Семечки, – Кочергина кивнула, о подвинула вперед заветный мешочек.

Ник осторожно зачерпнул своей ладонью, напомнившей Лидке совковую лопату, и разгрыз первую.

– О! – брови, едва заметные на черном лице, взметнулись вверх в изумлении и восторге, и на какое-то время его рот превратился в автоматическую молотилку – или как там называется агрегат, который шелушит подсолнечник на заводах?

– Бизнес? – спросил он наконец, с трудом оторвавшись от такого увлекательного занятия.

Это слово, к его удивлению, Кочергина поняла.

– Ага, бизнес, – кивнула девушка, – будь он неладен. Сидишь тут целыми днями как проклятая…

Она перевела взгляд мимо негра – туда, где несмотря на оцепление, текла праздничная река ковровчан; совершенно так же лениво и бездумно, как нынешняя жизнь Лидии Кочергиной. Руки ее тем временем стукнули друг о друга два пустых стаканчика. Она словно чокалась сейчас с кем-то невидимым, кому только что пожаловалась на свою загубленную жизнь. Это она так сама считала – загубленную – в свои двадцать три года!

Ник понял этот глухой стук по-своему и полез в карман. Он выудил оттуда стодолларовую купюру и ловко сунул ее, уже свернутую трубочкой, в больший стаканчик.

– Ты что, – замахала а него руками Лидка, – у меня же сдачи не хватит.

– Бери-бери, – зашипела рядом Наташка, не отрывая толстого зада от сиденья, но дотянувшись все-таки кулаком до Лидкиного бока, – у него их там полный карман.

Глазастая была старушка, всегда углядывала самое главное. Негр, как попугай подхватил; он на глазах становился знатоком русского языка:

– Берьи, берьи!

– Ну и ты тогда «берьи», – Кочергина сунула весь мешочек в черную ладонь, а к другой, теребящей зеленый берет, поднесла горсть российской мелочи.

Ник монеты принял; наверное на сувениры. А потом повернулся к женщине, которая оказалась непонятно как совсем рядом…

Глава 2. Ковров. Привокзальная площадь

Спецпредставитель российского правительства

Наталья Крупина улыбнулась Кочергиной. Эту молодую женщину, сейчас торгующую семечками на привокзальной площади, она знала еще девчонкой. Тогда Крупина работала мастером леса в лесничестве и каждую весну набирала целую бригаду на посадку леса. Работа эта считалась престижной, денежной; в бригаду люди записывались заранее. И не каждого брали. Лидку – еще восьмиклассницу – взяли с испытательным сроком, да так и оставили в бригаде. Девушка была озорной, любила пошутить, в том числе и над начальством, но работала за двоих – не хуже опытных лесников. Потому Крупина и улыбнулась приветливо, и даже предложила помощь, которая Кочергиной совершенно не требовалась.