Анатолий Музис - Тырло. Новелла Страница 4

– Как хотите, – сказал Викентий Петрович. – Тогда пять минут стоянка, размять ноги.

Надя сняла телогрейку, данную Ильей в дороге, и отдала Илье.

– Спасибо, – сказала она. – Мне больше не нужно.

– Как не нужно? А под себя? – Илья расстелил телогрейку. – Вот так, чтобы мягче было.

Надя улыбалась ему и он, как всегда, весело добавил:

– Телогрейка – это великое русское изобретение.

– А я слышала, ее китайцы придумали, – сказала Надя.

– Ну, не будем спорить.

Илья спрыгнул с машины и хотел помочь Наде.

– Я сама, – сказала она, перекидывая ногу через борт машины, но раздумала. – Где мой рюкзак? – спросила она.

– Зачем?

– Я переоденусь.

– Вот, никогда сразу не послушаются… – Илья имел манеру ворчать, хотя на самом деле был добрейший парень. – Рюкзак сзади, вон там… Да вам его не достать, – сказал он, видя как Надя беспомощно пытается отогнуть прочно увязанный брезент. Он снова залез на машину и освободил рюкзак. Надя вынула легкие спортивные брюки на резинках и спрыгнула на землю.

Машина стояла на перевале. По краям тракта за сточными канавами густо росли кусты и деревья. Высокая, в пояс человека, трава пестрела цветами. Синели полосы незабудок, алели маки, левкои приветливо качали белыми головками. Надя и Маша пошли в их зеленую чащу, пригибаясь, раздвигая ветви руками.

– Как хорошо здесь, – сказала Надя.

– Впереди еще полно таких мест, – отозвалась Маша. Она собирала цветы.

Надя остановилась и начала переодеваться. Когда она догнала Машеньку, настойчивый гудок автомобиля позвал их во второй раз.

Викентий Петрович уже сидел в кабине, Илья бродил у машины.

– Где вы запропастились? – спросил он.

– Не ворчи. Цветы тебе собирали. Держи. – Машенька сунула букет в руки Илье и полезла на машину.

Илья влез за ней, цветы он небрежно кинул на кабину.

– Нет в тебе чувства прекрасного, – сказала ему Машенька. – Я дома всегда покупаю живые цветы, пожалуй, это единственное, на что я никогда не жалею тратить деньги.

– Я тоже люблю цветы, – сказала Надя. – Очень люблю.

– Подумаешь, цветочки, лепесточки, – передразнил их Илья. – Вы посмотрите на горы. Вот где силища! Красота, факт!

На повороте ветер рванул с новой силой и цветы разбросало по кузову.

– Илья! – закричала Машенька. – Имей в виду! Я тебя заставлю собрать мне такой же букет.

– Сейчас или немного погодя? – невозмутимо осведомился Илья.

– Ты у меня поговоришь… – Машенька замолчала, потому что с Ильей спорить было бесполезно. Он сидел лицом к ветру и неотступно следил, как прямо на глазах приближались, вырастали горы, обретая все новые и новые причудливые и неповторимые формы.

Они походили то на египетские пирамиды, то на причудливые башни средневековых замков, то на гигантские вееры, раскинутые по горизонту. Каждый новый поворот дороги являл новую картину и только далекий снежный пик Белухи казался нарисованным на неподвижном фоне синего июньского неба.

В два часа остановились в проезжем селе у чайной. Чайная была небольшая, совсем не такая, как в фильме «Сказание о земле сибирской», но чистенькая и уютная. У стойки толпился проезжий люд, было много шоферов. Они переговаривались друг с другом, с буфетчицей, с официанткой, называли их по имени и чувствовалось, что они часто ездят по тракту и бывают здесь как у себя дома.

Обед заказывал Викентий Петрович. Взяли по борщу и по котлете с макаронами. От «стопочки» все отказались. Шофер сказал, что ему нельзя, Илья, что «не употребляет по одной». Викентий Петрович подумал было, но все же отказался, предварительно посмотрев почему-то на Машу и Надю. По каким-то неуловимым признакам Надя чувствовала, что и Викентий Петрович, и Маша, и Илья держатся здесь как будто бы всю жизнь только и делали, что обедали в чайных. Маша, с помощью рабочих, бесцеремонно сдвинула столы в один ряд, Инокентьев непринужденно сделал заказ сразу на всех, а Илья даже пошутил с официанткой, так же, как и проезжие шоферы, назвав по имени, хотя видел ее в первый раз.

За съеденный обед расплачивался Викентий Петрович и это тоже понравилось Наде. Хорошо было видеть, как складывается коллектив, с которым предстояло жить и работать. И законы коллективной жизни тоже нравились Наде.

Село с чайной осталось позади, как и ряд других селений – мелькнуло и исчезло. К вечеру горы обступили машину со всех сторон. Надя уже утомилась следить за их непрерывно меняющимися причудливыми формами, но все вокруг было так необычно, так интересно, что она оторвалась от них только когда уже совсем стало темно. Машина, фырча, брала подъем за подъемом. Мотор гудел хрипло и натружено. У речек, пересекавших дорогу, шофер останавливался, брал черное помятое ведерко и спускался под мостки. Когда он от-винчивал крышку на радиаторе, оттуда со свистом вырывался пар. Холодная вода, булькая, исчезала в маленьком отверстии и, так как это повторялось за дорогу не один раз, казалось, что радиатор не имеет дна. Потом шофер снова включал газ и по сторонам опять плыли темные массивы скал.

Ехали молча. Иногда лежали, глядя в звездное небо. Оно казалось насаженным на вершины скал. Иногда приподнимались, смотрели на дорогу. Впереди машины прыгало желтое расплывчатое пятно и за ним мрак казался еще гуще. Позади виднелись фары второй машины. Когда она отставала, фары казались двумя большими сверкающими глазами чудища ползущего по дороге, когда машина приближалась, они ослепляли, за ними ничего не было видно. Третья машина, похожая на одногорбого верблюда, обогнала их еще в селе, где они обедали. Она шла с грузом в соседние партии и не стала задерживаться.

Снова похолодало. Надя надела телогрейку, но на этот раз свою. Лежа на спине, она смотрела в звездное небо, слушала шум мотора и ни о чем уже не думала. Было только удивительно, что шофер, выехав на рассвете, продолжает свой путь и в темноте. В темноте, которой не было конца, как и дороге. Впрочем, дорога вскоре кончилась, во всяком случае, хорошая дорога. Или машина свернула на проселок, Надя в темноте не заметила. Теперь лежать было не так удобно. Надю бросало то на Илью, то на Машеньку, а их, в свою очередь, бросало на Надю. И они все трое вцепились друг в дружку, так было устойчивее, но никто из них не подумал об остановке. И, когда машина остановилась, Надя решила, что это очередная передышка, чтобы набрать воды или что-нибудь в этом роде.

Но Илья соскочил с машины и возвестил:

– Приехали.

Машина стояла уперевшись светлым пучком фар в стенку какого-то домика. По бокам темнели еще какие-то строения. Из домика, на призывный гудок машины, вышел какой-то паренек и, закрываясь рукой от яркого света фар, пошел на встречу Викентию Петровичу. Тот уже вылез из кабины и показывал второй машине куда стать.

Паренек подошел к Викентию Петровичу и степенно поздоровался с ним за руку.

– Приехали, – сказал он. – А я вас уже заждался.

Потом он подошел к Илье и поздоровался с ним точно таким же образом.

– Где Петров? – спросил его Викентий Петрович.

– В избе. Он ноги застудил.

Надя, вслед за Викентием Петровичем, вошла в избу и увидела человека. Он сидел в кальсонах и шинели. Надя в смущении отвернулась, а он не спеша запахнул шинель, из под которой все же были видны его босые ноги и болтающиеся белые тесемочки.

– Рыбу сегодня ловил, – объяснял он Викентию Петровичу простуженным голосом. – Таймень здоровенный попал. Я его водил, водил, того гляди крючок оборвет. А потом как потянул, я за ним в воду, аж по грудки…

– Ушел? – тревожно спросил Викентий Петрович и Надя удивилась: первый раз она услышала, что Викентий Петрович может говорить не тем бесстрастным голосом, к которому она привыкла за два дня.

– Что Вы, Викентий Петрович! – Петров улыбнулся такой широкой улыбкой, что Надя сразу простила ему его непрезентабельный вид. – Как можно? Мы, как вашу радиограмму получили, что вы выезжаете, специально за этим тайменем пошли…

Тут Надя увидела, что в углу комнаты стоят два сереньких ящичка радиостанции, а над ними висят мокрые штаны Петрова. Между тем Илья и встречавший их паренек, которого звали Серегой, накрывали на стол ужин. Злополучный таймень оказался уже сваренным, к нему откуда-то появились два пол-литра и Надя не успела опомниться, как уже сидела за столом в разнородной и шумной компании. Впрочем, Викентий Петрович засиживаться никому не дал. Он разогнал всех спать. Рабочие ушли на сеновал, Илья на машину. Надя и Машенька постелили свои мешки в комнате, тут же около стола. Викентий Петрович вышел, когда они ложились, потом вернулся, посмотрел на них, взял свой спальный мешок и ушел к Илье.