Карен Симонян - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1981 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) Страница 4

— Штурм космоса — не романтика, ребята. Это тяжело даже взрослым.

— Зачем он нас запугивает? — больше всех обижался Сашка Шарай.

Рассудительный Мишка Потапчук успокаивал его:

— Чтобы понять космос, надо побывать в Пространстве.

Мы соглашались с Мишкой. Откуда было нашему наставнику знать, что такое полет к звездам, если он совсем земной человек. Кто еще в наше время, кроме него, мог взять посох и пойти на целый день в степь? Он и нас звал с собой. Один раз мы пошли. Ну и что такого? Бесконечное, однообразное поле пшеницы да жаворонки в небе. Что тут необычайного? А наставник восторгался всем этим. Он останавливался на каком-нибудь холмике, подставив лицо солнцу, и слушал, как откуда-то из синей бездны неба лилась песня жаворонка. Лицо его при этом словно молодело. А мы скучали. И домой вернулись утомленные, недовольные. Наставник поглядел на нас с какой-то жалостью и, прощаясь, вздохнул.

Вскоре наступили экзамены. Язык и физика, литература и математика… Наставник был все время с нами, помогал нам, и мы только удивлялись, как много он знает.

А потом был экзамен по истории. Чтобы сделать наставнику приятное, я решил написать про Древнюю Русь, про горячие битвы наших предков со степными кочевниками. Мне хотелось, чтобы наставник увидел милые его сердцу широкие степи, полные солнца и простора.

Сочинение, видимо, понравилось учителю. Он слушал, закрыв глаза, кивал временами головой, словно в знак согласия, а когда я кончил читать, он не стал, как делал это часто, дополнять. Он не похвалил меня — не в его правилах было хвалить человека, который выполнил свою обязанность. Он считал это естественным. Высший балл он мне все-таки не поставил. Почему? Что-то, видно, было не так. Но надо сначала самому продумать, что было «не так».

Немного разочарованный отметкой, я не сразу расслышал, о чем рассказывает Сашка. А прислушавшись, возмутился. Еще заранее мы договорились не затрагивать в своих работах тем, связанных с освоением космоса. И вдруг Сашка нарушил договор. Зачем этот вызов наставнику! Видимо, так же подумали и остальные ребята: в классе наступила необычайная тишина. Я не отрывал взгляда от наставника, искал на его лице обиду, злость или что-нибудь в этом роде. И не находил. Он и Сашку слушал, как недавно меня: внимательно, сосредоточенно.

Сашка был сообразительный парень. И где это он набрал столько сведений? А Сашкин голос вдруг зазвенел, как струна, которая вот-вот порвется:

— В жизни было немало случаев, когда космос покорялся юным!

Красиво сказано! Но у меня лично не было уверенности, что так случалось на самом деле. Что ни говорите, в космос пионеров не отправляют. Надо и школу кончить, и специальность приобрести, и подготовку пройти… Так что, пожалуй, Сашка напрасно сделал свой выпад.

А Сашка подошел к столу наставника и нажал кнопку. На окна опустились черные шторы. В классе на секунду стало темно. Мы не успели даже крикнуть Сашке, чтобы он не чудил, как засветился экран. На этом экране каждый может писать, чертить схемы, оставаясь за своей партой. Только надо нажимать соответствующие клавиши.

Я подумал, что Сашка вернется сейчас к своей парте и нарисует какую-нибудь иллюстрацию к докладу. Но я ошибся. Сашка миновал свою парту и подошел к проекционному аппарату, что-то вставил в него, покрутил, и экран ожил. Мы увидели рубку космического корабля, центральный пульт, над которым склонился пожилой седой человек. Рядом с ним стоял… мальчик. Ему было немного меньше, чем нам, лет десять или одиннадцать.

У нас вырвался дружный вздох восторга и, наверное, зависти. Ведь о том, что выпало этому мальчику, мы не осмеливались даже мечтать, когда собирались у своего тополя.

— Тише вы! — крикнул Сашка. Он назвал экспедицию, звезду, у которой она побывала, год, когда вернулась на Землю.

Наверное, это были интересные сведения. Но для меня их в то время словно не существовало. Я не мог оторвать глаз от маленького космонавта. Я представлял себя на его месте, и в груди делалось горячо. Я едва не выскочил из-за парты — такая радость охватила меня.

Через мгновение я почувствовал, что ничего не понимаю. В рубке — множество приборов, на экране светятся чужие звезды, в телескоп, наверно, можно увидеть и планеты у этих звезд… А мальчик словно всего этого не замечает. Он поглядывает куда-то вбок, и вся его фигура выказывает покорное терпение. Может быть, он болен?

Тем временем Сашка закончил свое выступление. Он снова подошел к столу наставника, нажал кнопку. Шторы поползли вверх. В класс хлынул веселый солнечный свет.

— Ты больше ничего не добавишь, Саша? — спокойно, как всегда, когда мы, по его мнению, сказали еще не все, что должны были сказать, спросил наставник.

Сашка остановился, не дойдя до парты:

— Было мало времени, чтобы докопаться в архиве до дальнейших событий. Но уверен, что мальчик, когда вырос, стал знаменитым космонавтом, лучшим, чем прочие. У него же такая практика!

Сашка победно оглядел нас и сел на свое место. Мы ждали, что наставник сейчас поставит отметку и вызовет следующего. Мы ошибались.

Наставник неожиданно попросил:

— Включи, Саша, проектор, — а сам затемнил класс.

На экране снова появилась рубка звездолета, штурман и мальчик.

Некоторое время наставник молчал. А когда заговорил, в классе сразу стало тихо, прямо до звона в ушах.

— В то время, когда мальчик начал помнить себя, — говорил наставник, — «Алтай» возвращался в Солнечную систему. До дома оставалось шесть независимых лет. Для вас эти слова «независимые годы» — словно музыка. Они же используются только в Пространстве, где вокруг горят незнакомые звезды, существуют неведомые планеты, где можно ждать встречи с иными цивилизациями. Все это существует и для космонавтов. Но для них, кроме этого, еще есть и время. То самое, независимое, в одном названии которого кроется все. Его нельзя ни ускорить, ни замедлить. Оно такое, какое есть.

Это знали взрослые. А мальчику тогда было еще все равно. Ему на корабле было интересно все: и как сами по себе открываются двери, стоит только подойти к ним, и как робот-нянька ходит за ним следом, не давая забраться по лестнице в машинную часть, и многое другое. Мальчик родился на корабле. У него было множество игрушек: ему их делали и взрослые и робот. Игрушки были продолжением корабельной жизни. Это были маленькие ракеты, вездеходы, роботы и многое другое, что, только побольше размером, было у взрослых. Мальчик не удивлялся. Он считал, что так и должно быть. Взрослые большие, потому у них и игрушки большие. Он только иногда задумывался, почему взрослых на корабле много, а он всегда один.