Виктор Михайлов - Стражи Студеного моря Страница 4

— Ты, доктор, погоди, — перебил его Футоров. — Речь идет о Нагорном, Лаушкине и Тулупове, которых ты предлагаешь списать с корабля.

— В данном случае налицо преобладание вагусной возбудимости! Кроме того, состояние вестибулярного аппарата… — попытался вставить фельдшер.

— Вестибулярный аппарат проверяют при поступлении в спецшколу, а морской болезни подвержен каждый человек. Правда, со временем все привыкают и…

— Адмирал Нельсон всю жизнь плохо переносил море! — напомнил Варенов.

— Но не терял работоспособности и был выдающимся флотоводцем! — отпарировал Футоров и усмехнулся. — Приведись тебе, товарищ Варенов, в тысяча семьсот семидесятом году быть корабельным врачом брига, ты бы, пожалуй, списал адмирала Нельсона по случаю морской болезни, и англичане по твоей милости, чего доброго, не выиграли бы Абукирского сражения.

— Какого же Нельсона имеешь в виду? Не Лаушкина, случаем? — усмехнулся Варенов.

— По-разному раскрываются люди, — сказал замполит, сделав вид, что не понял иронии фельдшера. — По-разному, — повторил он. — Только поддерживать человека надо на трудных дорогах жизни.

Наступила пауза. Варенов взял со стола свой партбилет, положил в карман и зашпилил булавку.

— В кают-компании висит портрет Владимира Нагорного…

— Владимира я знал, — оживился Варенов. — Геройский был парень!

— Героем он стал не сразу. Для подвига его воспитала партия, коллектив… Андрей Нагорный занял место брата. Хороший, честный, искренний парень. Комсомолец. Мы все уверены, что из Андрея выйдет моряк и воин. Парню трудно, море бьет его, но такого не согнешь, Яков Филиппович, помяни мое слово.

Советую тебе: пойди к командиру, извинись за рапорт, скажи, что погорячился, и возьми бумажку обратно. Надо бережно, как подобает коммунисту, относиться к людям.

Футоров встал и протянул фельдшеру руку:

— Пришли; пожалуйста, ко мне мичмана Ясачного.

Варенов разыскал боцмана и передал вызов замполита. Затем, решив разом покончить с неприятным делом, поднялся по трапу, приоткрыл дверь и заглянул в рубку — командир сидел за штурманским столом, склонившись над книгой. Фельдшер тихо притворил дверь, подумав: «Не стоит беспокоить командира. Доложу позже».

Иван Арсентьевич был действительно увлечен книгой. Здесь, за Полярным кругом, еще бушевала метель, на полубаке намерзали сталактиты льда. Дыхание моря, холодное и влажное, проникало сквозь тонкие переборки. А с тургеневских страниц струилась полуночная сухая теплынь и с необыкновенной силой доносился запах полыни, сжатой ржи и гречихи.

Поливанов отложил книгу, включил радио и прислушался:

«…Утром в Мурманске было тридцать, в Апатитах сорок, в Мончегорске сорок три градуса мороза. Резкое похолодание по всему Кольскому полуострову объясняется вторжением масс арктического воздуха из района Карского моря…»

«Надо ждать тумана», — подумал Иван Арсентьевич и недовольно поморщился.

— Товарищ капитан третьего ранга, по курсу справа десять — судно! — доложил вахтенный офицер.

Поливанов приник лбом к резиновому тубусу радиолокатора и увидел за бегущей световой разверткой очертания полуострова и искрящуюся точку цели. До неизвестного судна, которое шло параллельным с «Вьюгой» курсом, было семьдесят два кабельтова.

Поливанов приказал изменить курс, и «Вьюга» пошла на сближение.

Ветер стих. Это внушало тревогу: резкая разница температуры моря и воздуха могла вызвать парение.

— Товарищ командир, дистанция увеличивается! — доложил штурман.

— Полный вперед! — приказал Поливанов.

Над морем поднялись желтоватые клочья, они быстро смыкались в плотные, стелющиеся облака. Спустя несколько минут перед кораблем встала непроницаемая стена тумана.

Миновав северо-восточную оконечность полуострова, неизвестное судно повернуло и вошло в двенадцатимильную полосу советских территориальных вод.

«Что это? — подумал Поливанов. — Сейнер, идущий в Мурманск, или «иностранец», избравший кратчайший путь в порт?»

Надо было опознать неизвестное судно. Но на экране радиолокатора вдруг возникли помехи.

Поливанов раскурил трубку и вернулся на ходовой мостик. Глубоко засунув озябшие руки в карманы реглана, привычно покачиваясь с носков на пятки, он всматривался в плотную стену тумана.

На мостик поднялся штурман:

— Товарищ капитан третьего ранга, видимость упала до нуля. Может быть, уменьшим обороты?

— Нет! — коротко отрезал Поливанов и, решительно перебросив рукоятки машинного телеграфа на «Самый полный», добавил — Передайте помощнику: сообщить в штаб, что идем на сближение с неизвестным судном, наш курс, координаты места и видимость.

Повторив приказание, штурман спустился с ходового мостика.

— Как на радиолокаторе? — вынув пробку переговорной трубки, спросил командир.

— На экране радиолокатора помехи.

Прошло еще несколько минут.

На мостик поднялся и встал рядом с командиром его помощник капитан-лейтенант Девятов, высокий, сутулый человек в короткой стеганке с капюшоном.

Девятов видел в профиль лицо командира с неизменной трубкой во углу рта, прямой нос с широкими, подвижными ноздрями и острый взгляд светло-карих, резко очерченных глаз. Это было лицо сильного, волевого человека, скупого на слова, быстрого в решениях.

Семь лет назад Девятов окончил Высшее военно-морское училище в Ленинграде. Получив назначение в пограничные войска, он испытал горькое чувство разочарования. Рухнула мечта о службе на большом корабле. Девятов представлял себе, что его ожидает маленькое суденышко, несколько человек команды, скучное прибрежное плавание, досмотры грязных рыбачьих шхун. С этим настроением он и прибыл в базу, если так можно назвать свайный пирс и два десятка деревянных домиков, прижатых сопками к самой бухте. «Вьюга» стала первой суровой школой Девятова, а Поливанов — терпеливым и требовательным его командиром. Все, что Девятов теперь знал, было результатом большой и вдумчивой работы этого, казалось, черствого и сухого человека. И теперь он отлично понимал всю глубину ответственности командира в сложившейся обстановке.

Корабль без предупреждающих сигналов шел полным ходом в тумане. Неизвестное судно, не отвечая на запросы, скрывалось за непроницаемой белой завесой…

Вынув изо рта трубку, Поливанов повернулся к помощнику и молча указал на север.

Девятов прислушался и уловил слабое дуновение ветра. Если северный ветер усилится, туман исчезнет так же быстро, как и появился.

В хорошую погоду, когда с моря виден полуостров, его берега кажутся необитаемыми. Пологие сопки покрыты плотным, слежавшимся снегом. Но это впечатление обманчиво. В занесенной снегом сторожке — пункт наблюдения. Вооруженный стереотрубой и морским биноклем, стоит на посту пограничник и зорко всматривается в даль.