Патрик Вудхед - Запретный храм Страница 4

Он знал, что восхождение необходимо разбивать на этапы. Он должен сосредотачиваться на первом шаге, потом на втором. И ничего кроме. Думать о вершине преждевременно. Над ним была вертикальная стена высотой в тысячу метров.

Шли часы — те же движения, тот же ритм. Солнце медленно ползло по небу, и тени перемещались справа налево по полированному льду. Оба молча лезли вверх, обмениваясь парой слов, когда передавали друг другу снаряжение в конце очередного этапа.

Лука врезался ледорубами в стену и для надежности пошире расставил ноги. Он снял ледобур с ремня и ввинтил в ровную ледяную площадку у плеча. Заведя тросик в карабин, он откинулся назад, переместив нагрузку на страховочные ремни и убрав неимоверное напряжение с икроножных мышц. Потом он ввинтил второй ледобур, пропустил веревку через карабин и посмотрел вниз между ног.

Глядя вдоль веревок, он увидел сражающегося с силой тяжести Билла. Он тоже прибегал к этому способу подъема, когда уставал: врубался в лед, разбрасывая вокруг осколки, использовал силу, а не технику.

Откуда-то справа донесся шум, и по склону вниз обрушилось несколько камней, некоторые размером с человеческую голову. Они пролетели достаточно далеко и опасности не представляли, но уже один их вид — то, как они в облачках гранитного крошева отлетают от стены, — выбивал из колеи. Камни такого размера легко пробили бы их каски.

Лука увидел, как Билл наклонил голову, следя за падающими камнями, а потом их взгляды на секунду встретились. Никто не произнес ни слова. Они сознательно шли на риск и предпочитали не говорить об этом.

Выдохнув туманное облачко, Лука, давая себе редкую поблажку, поднял голову, чтобы оценить темп восхождения. Поднимались они быстро и прошли уже почти две трети. Еще несколько часов — и они будут под гребнем вершины.

Чем дальше они продвигались, тем больше падала скорость. Он слышал собственное кряхтение каждый раз, когда подтягивался наверх. Предплечья распухли и онемели. Правую ногу схватывали странные судороги, причиной которых был явно не холод. Он спрашивал себя с азартом экспериментатора: сколько еще продержится его тело?

Он знал, что дольше, чем тело Вилла. Последние несколько часов веревки нередко затягивались на поясе Луки — такие рывки заставляли его останавливаться. Он пережидал с минуту, давая Биллу возможность перевести дыхание. Но когда он пытался продолжить путь, веревки все еще не подавались.

Пятьюдесятью футами ниже Биллу в глаза стекал пот вперемешку с ледяной пылью. Под курткой сбивчиво вздымалась грудь, и каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, его мучил долгий приступ кашля, после которого он чувствовал себя еще слабее. Он пытался надежнее вбивать кошки, но ноги стали деревянные, нечувствительные, и кошки на носке просто скребли лед. Ледорубы сделались неподъемными, как кувалды, и, вонзая их в стену, он понимал, что в его движениях сквозит все больше отчаяния.

Он остановился, готовясь к очередному приступу кашля. Сквозь затуманенные стекла очков он видел силуэт Луки наверху.

— Как ты там?

Билл хотел ответить, но новый приступ кашля принялся разрывать его легкие. Спустя минуту приступ прошел, и Билл стал судорожно ловить ртом воздух. Он откинул назад голову, сжал зубы в предчувствии боли и выкрикнул одно-единственное слово:

— Отдых.

Даже на расстоянии Лука уловил напряжение в голосе Билла: если семь лет ходишь с кем-то в горы, мгновенно понимаешь, когда тому нехорошо. Судя по рваному ритму их продвижения в течение последнего часа, Лука сообразил, что силы Билла на исходе.

Футах в двадцати над собой Лука приметил скальный карниз, на котором, похоже, они могли усесться вдвоем. Последние полчаса он и поднимался к этому карнизу. Когда веревка ослабла, он преодолел оставшееся расстояние и дрожащими руками затащил себя на карниз. Прислонившись спиной к ледяной стене и свесив ноги, он принялся подтягивать веревку, чтобы облегчить Билл у подъем.

— Еще пятьдесят футов, — прокричал он вниз. — У нас тут персональный балкон.

Несколько часов нос Луки упирался в ледяное зеркал о, он был целиком поглощен восхождением. Теперь же он сидел под солнечными лучами и моргал, рассматривая мир, раскинувшийся внизу. При каждом восхождении перед ним открывался новый вид, и от этого захватывало дух. Когда он смог в полной мере оценить открывшуюся панораму, его личная борьба с горой, казалось, отошла на второй план и он снова стал тем, кем был на самом деле: крохотным человечком, цепляющимся за величайшую фантасмагорию, существующую на земле.

И на сей раз фантасмагория казалась удивительно стройной.

Лука щурился от яркого света, пытаясь охватить взглядом все. Справа виднелось безупречно ровное кольцо гор, покрытых снежными шапками. Его взгляд прошелся по пикам, образующим идеальный крут. Эта симметрия была чем-то из ряда вон выходящим, словно кто-то расставил горы, пользуясь точными геодезическими приборами. В середине лежало непроницаемо плотное покрывало туч.

На глазах это покрывало начало двигаться, медленно расползаться, менять очертания, а потом что-то стало вырисовываться в его центре. Лука непроизвольно подался вперед и почувствовал, как просела веревка в руке.

Сквозь разрыв в тучах проливался свет, освещая то одну, то другую сторону фигуры, пока она наконец не освободилась целиком от облачного покрывала. Тогда Лука понял, что видит перед собой пирамиду таких идеальных пропорций, что ее не могла создать природа.

Вот только никто другой ее тоже создать не мог. Чему еще быть в центре Гималаев, кроме горы? Посмотрев вдаль, он понял, что пирамида меньше окружающих ее пиков, но незначительно. Ее высота около семи тысяч футов. Нелепо полагать, что человек способен построить такую громаду.

Рядом с ним на карнизе показалась дрожащая рука.

Долю секунды Лука недоуменно смотрел на нее — его мысли были заняты горой-пирамидой. Наконец он стряхнул наваждение и, подавшись вперед, ухватил руку Билла. Он тянул изо всех сил, а Билл скреб кошками по темной скале, пытаясь нащупать опору. Потребовались мучительные секунды, чтобы забраться на карниз, где Билл рухнул на спину, не сказав ни слова — только хрипы рвались из его вздымающейся груди.

— Ты как, старина?

Даже сквозь очки Лука видел болезненное изнеможение в глазах Билла. Он был бледен и совершенно обессилен, словно восхождение час за часом вытравливало цвет из его крови.

— Как ты? — повторил Лука, автоматически подбирая несколько последних петель веревки.

Он чувствовал, как пирамида снова притягивает его взгляд.