Луи Буссенар - Адское ущелье Страница 4

Взаимный антагонизм усугублялся религиозной рознью. Метисы северо-запада, или «угольки», оставались ярыми католиками. Они бережно хранили веру отцов, получив также в наследство французский язык столетней давности с его наивными оборотами и трогательными архаизмами[20].

Вовсе не дикари, как утверждали фанатичные протестанты Востока, а трудолюбивые пахари, достойные отцы семейств, они воспитывали многочисленное потомство в любви к Богу, стараясь передать детям рвение к работе и уважение к прошлому.

Несмотря на это, власти отказывали им в праве быть добропорядочными гражданами нового государства, законными владельцами угодий по праву векового пользования. В них видели только людей низшего сорта, подлежащих изгнанию без особых формальностей.

Для оранжистов[21] — они составляли большинство в правительстве — это оказалось удобным поводом удовлетворить свои национально-религиозные притязания и одновременно провернуть выгодную сделку. Английские землеустроители состряпали на скорую руку земельный кадастр[22], а как только метисы заговорили о своих правах, им с чисто британским высокомерием объявили, что закон, не имеющий названия, не имеет и силы.

Сразу же с запада начали прибывать оранжисты из провинции Онтарио, и началось вытеснение исконных жителей!

Протесты изгоняемых оказались тщетными, и тогда «угольки» восстали, выдвинув предводителем Луи Риля, метиса двадцати шести лет, бывшего ученика католической семинарии[23] в Монреале[24]. Англичанин полковник Уолсли подавил мятеж, однако вооруженное сопротивление подействовало на правительство — претензии метисов удовлетворили, бунтарей оправдали — настолько вопиющей предстала несправедливость.

Мир длился несколько лет. Но плодородные земли северо-запада продолжали манить все новых переселенцев, что вскоре привело к серьезным столкновениям и жарким спорам о земельной собственности.

Снова колонисты потребовали выселить метисов с плодородных земель и отправить в резервацию как кочующих индейцев, чуждых всякой «цивилизованности».

Опять метисы обратились за помощью к своему защитнику Рилю, и тот снова откликнулся на зов. Ему вручили требования соплеменников, и Луи обратился к правительству, вступив в утомительные бесконечные переговоры.

Похоже, что в сложной ситуации государственные мужи Канады спровоцировали «угольков», в чьи добродетели терпение никогда не входило.

Столкновение оказалось неизбежным. В январе 1885 года, устав от многолетнего обмана, метисы взбунтовались и захватили в заложники представителей местных властей. Вынужденный прервать переговоры из-за этого злосчастного, чересчур поспешного выступления, Луи Риль поспешил к своим и в марте стал вождем повстанцев. Число их увеличивалось с каждым днем, и появление предводителя было встречено с энтузиазмом.

Большой отряд бунтовщиков под началом Габриэля Димона заставил правительственного генерала Кроза покинуть форт Карлтон и окружил Бэтлфорд, главный город округа Саскачеван.

Главнокомандующий Луи Риль укрепился в Батоше, чтобы в решающий момент соединиться с войсками Димона.

Тем временем правительство и палата общин встревожились. Спешно выделили средства, генерал Мидлтон быстро собрал четырехтысячную армию и двинулся к центру военных действий, чтобы снять осаду с Бэтлфорда и захватить Батош.

Страшные морозы остановили продвижение его армии. К тяготам суровой зимы прибавились постоянные набеги партизанских отрядов.

Генералу пришлось стать на зимние квартиры в Фиш-Грик. Только в конце апреля военная кампания возобновилась. Мидлтон осадил Батош, предусмотрительно разбив возле него хорошо укрепленный военный лагерь.

Девятого мая англичане предприняли атаку, но потерпели поражение. Столь же бесславной оказалась и вторая попытка на следующий день. Утром 12 мая готовился новый, решительный штурм.

…Луи Риль обратился к соплеменникам с речью, достойной героев Тацита:[25] «Сыны старой Франции, вы сражаетесь под знаменами ваших отцов… Будьте же достойны их и верны своему долгу».

И метисы с героической простотой исполняли долг, пока не нашелся изменник, что нанес удар в спину и выдал своих братьев врагу.

Предательство!.. Это зловещее слово звучало в ушах Луи Риля, когда он оценивал ситуацию хладнокровным взглядом опытного стратега. Он чувствовал, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Продолжать его любой ценой означало обречь свой народ на непоправимую катастрофу.

Его люди готовы к жертвенному подвигу и будут сражаться до последнего. Но что дальше? Разве их смерть послужит делу, которое они с невероятной яростью защищают?

Побледнев от скорби и бессильного гнева, он сдавленным голосом сказал посланцу Батиста:

— Итак, все кончено… Надо отступать, пока не поздно, иначе ловушка захлопнется. Я отвечаю за людей и не желаю множить число вдов и сирот. Пусть будет проклято предательство! Возвращайся и скажи Батисту, чтобы он продержался еще четверть часа, а затем отходил к церкви.

Через пять минут приказ дошел до защитников разрушенной баррикады, где сопротивление продолжалось со свирепой решимостью.

— Прощай, Батист, — молвил в заключение гонец.

— Что ты сказал? Прощай?

— Когда я возвращался… меня ранило в грудь… если ты выберешься живым… поклянись, что отыщешь… хоть в самом аду… Туссена… который погубил нас… отомсти!

— Клянусь!

— Благодарю, — прошептал раненый, испуская дух.

— Проклятье! Еще одним славным парнем меньше… Эй, берегись, малыш! — воскликнул Батист, с силой отшвырнув младшего сына, в которого прицелился карабинер.

— Больше ты никого не убьешь! — вскричал Жак и, подскочив к солдату, снес ему голову топором.

Жан, решив поберечь последние патроны, также выхватил из-за пояса орудие лесоруба и плотника.

Старого Батиста, прижатого к стене, окружили четверо ополченцев в серых мундирах.

— Сдавайся! — крикнул сержант.

— Глупости! — проворчал Батист.

— Только попробуй дотронуться до моего отца! — крикнул Жан, обрушив секиру на плечо сержанта.

Франсуа, принятый солдатами за убитого, неожиданно вскочил.

Те решили, что справиться с мальчишкой не составит особого труда, однако юнец с мощным торсом атлета без видимых усилий оттеснил врагов к дымящемуся дому.

— Не двигаться! — приказал он.

— Берешь в плен? — спросил отец. — Что ты задумал?

— Есть одна идея, па… по-моему, неплохая! Жан и ты, Жак, хватайте их… Скорее, братья, медлить нельзя!