Владимир Рыбин - Искатель. 1978. Выпуск №2 Страница 4

Отличная вещь — стереотруба, все видно. Я разглядел даже разжиревшую на казенных харчах дворнягу Кнопку — предмет неистребимой ненависти всех наших служебных собак. Потом скользнул взглядом по поселку, по дороге, ведущей к бухте, и стал осматривать берег, камни у берега, морскую даль.

На высоте было довольно прохладно. Но я не забивался в стеклянную середину вышки. Мне нравилось стоять на ветру, слушать эту великую тишину, обозревать знакомый до мелочей мой мир и чувствовать удовлетворение от его неизменности. Так, наверное, олимпийские боги со своим знаменитым спокойствием созерцали землю, замечая каждый шаг каждого живого существа…

И вдруг я услышал сухой хлопок, донесшийся откуда-то снизу, из густого сосняка на обрыве. Я оглядел сосняк и успокоился, решив, что это камень. Когда они с обрыва падают, бывает, еще и не так бьют.

Тут зазуммерил телефон, я схватил трубку, услышал сердитый голос дежурного по заставе:

— Что слышно?

— Все в порядке.

— Докладывают: вроде выстрел.

— Камень, наверное…

— Ка-амень, — передразнил он. — А ну проверить!

Оставив Игоря наблюдать, я спрыгнул на землю и быстро пошел по склону, оглядываясь на вышку, стараясь, чтобы она все время была видна мне. Все нависавшие опасные камни были у нас наперечет, и не составляло труда осмотреть их, проверить, какой сорвался. Но чем дальше я шел, тем меньше верил в это. Больно уж звук был непохожий; и верно, как выстрел, только не такой, к каким мы привыкли на стрельбище, — короткий, сухой. Сосняк цеплялся за куртку, камни попадались под ноги все какие-то скользкие, неустойчивые. Известно же, когда торопишься, даже на знакомой тропе встречаешь массу препятствий. Это я давно понял: чтобы препятствий было меньше, надо почаще ходить знакомыми тропами в необычном темпе. И давно уж не сердился на начальника заставы, восполнявшего тишину нашего участка границы учебными тревогами. Побегаешь да поволнуешься, спокойней будешь, когда надо не волноваться.

Я бежал по склону, все больше взвинчивая себя подозрениями. Голова работала ясно, и будто ноги были сами по себе, а голова сама по себе, плыла где-то в стороне, спокойно оглядывала, обдумывала увиденное да услышанное.

Наверное, потому так и получилось, что ноги пробежали подозрительное место, а глаза зафиксировали его. Я остановился, еще не понимая, что же привлекло внимание, вернулся, осмотрелся и увидел на белом камне небольшое пятно еще не почерневшей крови. Мне стало холодно: с детства не терпел вида крови и отворачивался даже, когда в медпункте кололи палец. Но тут отворачиваться было никак нельзя. Я плюхнулся на землю и прислушался. Под обрывом вздыхало море, лениво пересыпало гальку на берегу. Где-то далеко вскрикивал сиреной скучающий в одиночестве теплоход.

Совсем успокоившись и даже чуточку устыдившись, я собрался встать, но вдруг рядом услышал тяжелое дыхание и увидел в кустах что-то шевельнувшееся темное.

— Руки вверх!

Никто, не ответил. Полежав немного, я вскочил, коротким броском пересек поляну. Под кустом лежала коза, испуганно смотрела на меня большими глазами.

— Тьфу, чертовка рогатая! — выругался я и оглянулся: не видел ли кто моего конфуза. — Что, поранилась?

Осмотрев козу, я увидел на животе два кровяных пятнышка, темневших симметрично, как соски. Сначала подумал, что она шла и напоролась на сучок. Но как могла пораниться сразу с двух сторон? Может, не она поранилась, а ее поранили? И кровяные пятнышки — входное и выходное отверстия? Значит, непонятный звук был-таки выстрелом?

Я разыскал замаскированную телефонную розетку, доложил на заставу о всех своих подозрениях и стал ждать тревожную группу. Мне было не no себе. Выстрел на границе — всегда ЧП. Выстрел, произведенный неизвестно кем, — ЧП вдвойне. Об этом станет известно в отряде, в округе, может, даже в Москве…

С тревожной группой прибежал сам начальник заставы. Неторопливо и основательно, как все, что он когда-либо делал, начальник осмотрел козу, которая совсем уже закатывала глаза, и решительно пошел вниз к большому — с дом величиной — камню, возвышавшемуся над обрывом, где была ближайшая розетка.

— Дежурный? — сказал он, включившись в линию. — Заставу — в ружье. Перекрыть все тропы, незнакомых задерживать. — И, неуловимым движением выдернув штепсель, не меняя интонации, только повернув голову, по чему мы поняли, что это касается нас, добавил: — Обшарить все вокруг, осмотреть всякую травинку. Должна быть гильза.

На штурмовой полосе под низкой колючей проволокой мы не ползали так старательно, как в этот раз. Даже наш собаковод ефрейтор Кучкин, считавший ниже своего достоинства заниматься чем-либо, кроме своего рыжего Грома, даже он встал вместе с нами на колени, привязав собаку к деревцу. Гром рвался на длинном поводке, тонкое деревце гнулось, и мы побаивались, как бы это милое существо, ненавидящее, казалось, все человечество, кроме своего ненаглядного Кучкина, не сорвалось и не приняло нас за объект поиска.

— Чего ты ее привязал? Пусть тоже ищет.

Кучкин не поворачивал головы, не удостаивал внимания такие глупые рассуждения. Собака не человек, ей — ювелирная работа.

Сухая трава кололась. Мелкие сосновые шишечки, попадавшиеся под руку, то и дело сбивали с толку. В одном месте я наткнулся на остромордого ежа, непонятно зачем вылезшего из своей зимней норы в такую рань. А гильзы не было, как испарилась. Мы расширяли круг поиска — и все напрасно.

— Нда, — сказал начальник заставы. — Ну-ка вы попробуйте. — И многозначительно посмотрел на Кучкина.

Тот дело знал, этого у него не отнимешь. Без слов метнулся к своему Грому, и через минуту он уже водил его по поляне, окруженной почтительно стоявшими вокруг пограничниками.

— Ищи, Гром, ищи!

Гром недоуменно глядел на своего хозяина, словно спрашивая, чего, мол, искать, когда ничего нету. Но послушно совал морду в траву. Вдруг он насторожился, повел носом в сторону большой каменной глыбы, полез куда-то под нее в кусты. И тотчас вылез обратно, держа в зубах скатанную в жгутик зелененькую обертку от конфеты «Белочка».

Никто не засмеялся, хотя по лицам было видно, что конфетная обертка всех развеселила.

— Гром зря ничего не берет, — виновато сказал Кучкин, подавая обертку начальнику заставы.

Тот взял ее аккуратно двумя пальцами, развернул, положил в записную книжку.

— Продолжайте поиск.

Гром побегал возле каменной глыбы, потом быстро пошел в гору, выбежал на дорогу и здесь заметался, потеряв след. Если это и в самом деле был тот след, какой надо.

Застава бодрствует круглосуточно. Но следующую ночь она бодрствовала почти в полном составе, Офицеры, приехавшие из штаба отряда, опрашивали пограничников. Шофер заставского «уазика» не вылезал из машины, метался по кривым пограничным дорогам, ездил к соседям. Все дороги были перекрыты, осматривалась каждая машина, опрашивался каждый человек. Но к рассвету тайна оставалась такой же темной, какой была вечером.