Валерий Алексеев - Искатель. 1986. Выпуск №5 Страница 4

— Берегись, Тенассерим, — пробормотал Хаген, — русские идут, рашнз ар каминг.

— Почему русские? — улыбаясь, спросил Бени.

Хагену, похоже, не понравилось, что Бени его расслышал.

— Уэлл, сэр, — с неудовольствием (вполне, впрочем, понятным: всегда досадно объяснять собственную не совсем удачную шутку) отвечал он. — Русский профессор, русская мадам лектор, русский переводчик, два русских тьютора, один студент русского отделения — остаетесь только вы, Бени, и мой друг Зо Мьин.

— А вы, Хаген? — спросил я.

— Я изучал когда-то русский язык, — ответил герр Боост. — Я был отличным студентом, а стал плохим профессором. Заметьте: в жизни бывает только так: отличными профессорами становятся только посредственные ученики. Вот слушайте…

Хаген остановился, комически поднатужился и деревянным голосом заговорил по-русски:

— Желаете ли вы тарелку мяса? Что вы делаете после того, что вы приехали? Не правда ли, я достиг обширные успехи?

Мы наградили Хагена возгласами «браво».

У выхода на летное поле Ле Ле Вин распрощалась с нами, сказав каждому по обыкновению шепотом «счастливого пути», и мы, присоединившись к веренице других пассажиров, ступили на прогретый душный бетон. Впереди наш администратор Ла Тун, за ним три профессора, дальше Инка с Володей, позади — Тан Тун с Тимофеем и молчаливый, чем-то недовольный Зо Мьин.

Нас было девять, и поскольку каждому из нашей компании было суждено сыграть в предстоявших событиях определенную роль, я перечислю всех заново, чтобы вы не запутались:

1. Я, Александр Петрович Махонин, профессор русского отделения, тридцать один год. Женат, ношу усы, рост — метр девяносто.

2. Инна Сергеевна Махонина (в шутку — Инесса, сокращенно Инка, иногда — Майя), лектор русского отделения, одновременно моя жена и мать моих будущих детей, темная шатенка, глаза серые (уверяет, что зеленые), двадцать пять лет, рост — сто шестьдесят шесть.

3. Хаген Боост, профессор немецкого отделения, около тридцати лет. Говорит, что холост. Лысоват, бородат, рост — метр семьдесят пять.

4. Бенжамен Ба (сокращенно — Бени), профессор французского отделения, лет около тридцати, видимо, холост. Смугл, кудряв, рост — под два метра.

5. Ла Тун, тридцати лет, тьютор русского отделения. Круглолиц, плотного сложения, рост — метр семьдесят, пока холост.

6. Тан Тун, двадцати восьми лет, тьютор русского отделения. Женат, детей пока нет. Худощав, невысок, носит очки.

7. Тин Маун Эй (в шутку — Тимофей), двадцати пяти лет, по профессии врач, студент русского отделения, холост. Круглолиц, невысок, улыбчив.

8. Зо Мьин, тридцати лет, холост, бывший тьютор немецкого отделения, ныне владелец ювелирной мастерской. Невысок, сложения изящного, постоянно носит затемненные очки.

Вот и все. На эту страницу время от времени можно заглядывать для справок. Впрочем, нет, я забыл о Володе. Должно быть, оттого, что он единственный из нас не радовался жизни и не ожидал от этой поездки ничего хорошего. Зо Мьин тоже был хмур, но не так. Видели бы вы, с каким видом Володя катил по летному полю свой клетчатый кофр на колесиках: как будто это была гильотина для его собственной казни. Итак:

9. Владимир Григорьевич Левко, двадцати шести лет, холост, переводчик АЭС. Сложения плотного, белобрыс, безус, носит противосолнечные очки, рост — метр семьдесят.

4

Над городом Тавоем наш «фоккер» сделал широкий круг и, плюхаясь с одной невидимой ступени на другую, быстро и круто пошел вниз.

Первое, что делаешь, прилетев в незнакомый город, — это инстинктивно начинаешь принюхиваться, следуя привычкам своих доисторических родственников. Тенассерим пах вялой листвой и теплой морской солью. Причем этим веяло откуда-то издалека, как из глубины заброшенного бревенчатого колодца.

Впрочем, мы не собирались слишком долго принюхиваться к этому тихому провинциальному городку. Задача наша была более чем определенной: возле аэропорта нанять пару «джипов» и не мешкая спуститься к Маумаганскому взморью.

Легко поэтому понять, в каком боевом настроении мы столпились, обвешанные сумками, в двух шагах от трапа. Всем было невтерпеж, даже Володя, который, получив от Хагена лестный отзыв о состоянии своего английского, заметно приободрился: ему открылись перспективы международного кейфа на пляже в компании бывалых «западников», которые не поедут куда-нибудь на авось.

Но тут нам был нанесен первый удар. Когда Ла Тун, ушедший договариваться насчет «джипов», появился на летном поле и торопливо, придерживая рукой плескавшуюся на ветру юбку, направился к нам, мы уже издали по его виду поняли, что стряслось нечто ужасное. Круглое лицо Ла Туна лоснилось от пота, волосы взмокли и растрепались, на лице была не улыбка, а растерянная гримаса.

— Господа, — задыхаясь, проговорил Ла Тун, — нам предлагают этим же самолетом вернуться в Рангун.

Мы были поражены и минуту стояли молча, обдумывая новость, а Ла Тун смотрел на нас в ожидании, что мы скажем. А что мы могли сказать?

— Инсургенты? — спросил после паузы Хаген.

— Наоборот, — ответил Ла Тун, — в Маумаган на отдых прибыло очень важное лицо, и приняты меры безопасности, обычные в таких ситуациях.

— Х-химмель, — вполголоса выругался Хаген и отвернулся.

— Но это не трагедия, — возразил Бени. — Напротив, это означает, что мы выбрали первоклассное место. Переждем в какой-нибудь местной гостинице, и когда Маумаган освободится…

— Никто не знает, когда Маумаган освободится, — сказал Ла Тун и вытер платком лоб. — Гость никому не сообщил, когда он уедет. Командующий округом предполагает, что он пробудет здесь до рождества.

— Да, но нам-то какое до этого дело? — вскричал Зо Мьин.

Бени быстро взглянул на него — кажется, в первый раз с самого утра.

— Меры безопасности, — сказал он. — Вы же слышали.

«Вот так застенчивость», — подумал я. С какой это стати профессор Ба счел себя вправе одергивать человека, которого видел впервые в жизни? Поразительна была и реакция Зо Мьина: он, правда, удивленно посмотрел на Бени, но тут же широко улыбнулся и дружески похлопал его по спине.

Спорить здесь было не о чем: сам ви-ай-пи (аббревиатура английского «вери импортант персон» — «очень важное лицо»), быть может, и не возражал бы, чтобы по соседству с ним поселилась на неделю группа странствующих иноземцев, но до него еще надо было добраться. А люди, отвечающие за его безопасность, вполне естественно, сделают все, чтобы никто не потревожил его покой.

Стало тихо. Хаген стоял с таким циничным и опустошенным лицом, как будто мысленно ковырял в зубах. Володю, кажется, устраивала перспектива благополучного возвращения, но он помалкивал, теша себя надеждой, что все повернется к лучшему. Один Зо Мьин смотрел на нас с каким-то прозрачным и светлым любопытством.