Деревня 2 - Эдуард Павлович Петрушко Страница 4

Сейчас они сидели в крайнем доме деревни с земляными полами, где никто не жил. Расположившись на ящиках возле ржавой печки, дверца у которой почти отвалилась, они подбрасывали небольшие ветки в умирающую буржуйку. Время от времени печка через прогоревшие дырки выплевывала угольки, которые создали вокруг выгоревшее пространство. Пламя было небольшим, но угли крупные, пропитанные ярким светом, согревали пространство и собеседников.

– Скучно, аж слышно, как ногти растут, – сказал Матвей, – ни телефона, ни интернета, два телевизора на деревню с двумя программами. Живем как XIX веке. Когда уже домой?.. Может, хоть поганок наедимся? Поняв, что сказал глупость, Сизов замолчал. Любые наркотики ассоциировались с героином, который они начали забывать. Школов молчал, смотря на потухающий уголек возле его ноги. Потеребив губу, он сказал:

– Домой уже скоро, у Якова спрашивал…, и я знаю, что ты по поганкам прошелся со своим дружком Макаром. Сизов действительно сошелся с местным мужиком, с которым они охотились, ставили силки и общались. Макар сначала вызывал интерес у Матвея своим незамысловатым образом жизни и философией, а потом надоел своей простотой и однообразием.

– Ну в жизни надо все попробовать. Вот Карлос Кастоньеда ел ядовитые грибы с индейцами в правильной дозе и сколько книг написал. Матвей был начитанным малым и за годы пребывания в колонии перелопатил сотни книг. Особенно его интересовали темы наркотиков и все, что с ними связано. Что я сделал? – продолжал Сизов. – Пошёл в лес, набрал поганок, хорошо прожарил и съел одну ложку, как Макар учил. И что, ты думаешь, со мной произошло?

– Ну, судя по тому, что здесь сидишь, ничего страшного, – предположил Игорь, пиная вылетевший уголек к печке.

– Да… После ложки поганок я выключился и ушёл из своего мира куда-то за дальние горы в непонятно цветное неконтролируемое забытье. Не я все – пусть лоси эти грибы жрут. Ничего смертельного, но повторять не буду.

– Ты прекращай, экспериментатор, мало тебе было? С одной заразы на другую. Тема наркотиков раздражала Школова, он нервно встал и пошел к выходу, оставив поникшего Сизова одного.

Школов быстро шел по деревне к своей девушке, которую полюбил с первого взгляда. Их отношения были более чем странные: он городской парень, видевший жизнь, и Люба, «дикарка», жившая в тайге, мывшая волосы шелухой лука и не пользовавшаяся косметикой. Но ее огромные бездонные глаза, точеная фигура и необыкновенно красивое лицо, которое переплюнет любую московскую модель, увлекли Игоря в омут искренних чувств и эмоций.

Встретив девушку возле ее большого свежесрубленного дома, они пошли гулять к своему любимому месту – небольшому незамерзающему лесному ручью. Тихо журчащая вода, казалось, напевала им незамысловатую любовную песенку. Школов уже неоднократно предлагал Любе выйти за него замуж и уехать из деревни. В это свидание он опять неловко просил руку своей возлюбленной, но Люба, промолчав, ответила:

– Я люблю тебя, но замуж не выйду и никуда с тобой не поеду. Это просто невозможно! – Она наклонилась к ручью и опустила в холодную воду свою руку. Несмотря на ежедневный физический труд, руки ее были всегда ухожены и опрятны.

– Люба, вы в который уже раз отвергаете мое предложение, но никаких объяснений. Я хочу их знать! А я вправе знать их, понять и доказать серьезность моих намерений. Так скажите же… почему?

– Тебе не надо этого знать, – Люба улыбнулась и попыталась положить голову ему на плечо. Она казалась забытой, затерянной во времени и пространстве.

– Я хочу знать причину! И узнаю! Школов вскочил на ноги, нахмурился, стиснул кулаки; вид у него был самый решительный и даже, пожалуй, агрессивный. Казалось, что он готов встряхнуть Любу, лишь бы узнать, в чем дело. Женщина больше не улыбалась – она смотрела ему в глаза неподвижным, холодным взором, в котором была пустота.

– Тебе непременно хочется узнать мою тайну? – спросила она ровным тоном, который совершенно не соответствовал ее странному взгляду.

– Да, да, я все хочу знать о тебе, я не представляю жизни без тебя! – волновался Игорь.

– Я не всегда бываю в своем уме. – Игорь дернул плечом, потом пристально взглянул на нее. На лице его явственно читались недоверие и готовность рассмеяться. – Я одержимая, – продолжала девушка. Больше ничего не сказав, Люба встала и пошла в деревню. Игорь в задумчивости остался сидеть на бревне, которое мгновенно стало холодным.

ГЛАВА 5

УАЗик уже минут сорок бросало на ухабах, как шарик от пинг-понга. По этой дороге Краев никогда не ездил, дорога уходила вглубь тайги и больше напоминала большую заросшую тропинку между деревьями. Яков крепко сжимал руль и каким-то чудом объезжал все препятствия на таежной брошенной дороге.

Машина ревела, лязгала железом, выбрасывая грязь из-под колес. Краев держался одной рукой за бардачок, а второй – за ручку над дверью. Тем не менее он несколько раз подпрыгнул в кресле и один раз сильно стукнулся головой о крышу.

Внезапно дорога стала относительно ровная, и Краеву показалось, что по ней недавно ездили автомобили. «Как-то странно посередине тайги существует какой-то анклав с собственными дорогами», – подумал Сергей, но его мысли тут же переключились на собственные проблемы. С каждым днем его чувства становились все острее и острее. Бывало, он слышал, как под травой шуршат мыши и жучки, как белки сопят в своих дуплах. Это его пугало. УАЗик резко остановился. Краев чуть не ударился головой о лобовое стекло и тихо прошептал нехорошее слово, которым он редко пользовался.

– Приехали! – сказал Яков и выпрыгнул из машины. Перекур – пять минут, потом пойдем в тайгу, проверим кое-чего. Сергей вышел из машины и сел рядом с Яковом на поваленное дерево.

Солнце поблекло и съежилось, утонув в мутной розовой дымке, вдалеке висели две грязные тучи, похожие на опухоль. В лесу было тихо, казалось, что все живое примолкло, наблюдая за назваными гостями.

Яков молча курил, смотря в непроглядную чащобу леса словно чего-то ждал. Краев долго молчал, но то ли удаленность от людей, то ли одиночество и тишина толкнули его поделиться своими страхами с Яковом. Сначала Сергей говорил медленно и осторожно, словно боясь обжечься, но потом расслабился и, как на исповеди, вывалил всю правду о своих метаморфозах и изменениях. Яков внимательно выслушал собеседника и, выкурив вторую сигарету, долго молчал, играясь поднятой с земли веткой. Краев тоже примолк и слушал напряжённый вой ветра, который напоминал чей-то детский плач. Краеву почему-то сразу показалось, что это плачут заблудшие души,