Виктор Бурцев - Зеркало Иблиса Страница 40

— Он вскочил, пнул труп ногой.

— Ну! И от чего умерла эта сволочь?! Команда молча смотрела на него.

— Что вы вытаращились?! Я не нанес ни одной смертельной раны! Уж я — то в этом кое-что понимаю! Идиоты! — Он подскочил к Муамару, который собирался развести костер, чтобы вскипятить воду. — Почему они убежали?! Почему они убежали, черт подери?!

— Штурмбаннфюрер… — осторожно подал голос Фрисснер.

Ягер махнул рукой:

— Знаю я! Я его не трону, можете мне поверить, я не псих какой-нибудь. Я хочу получить ответ.

Муамар сделал два непонятных жеста и снова занялся костром.

Ягер опустил плечи, отошел к грузовику и повалился на песок рядом с Богером. Тот предложил ему сигарету. Макса явно поразили способности штурмбаннфюрера к допросу.

— Что он сказал?

Ягер пожал плечами, выдохнул клуб дыма:

— Он сказал… Он сказал, что они испугались. Бред какой-то… Испугались…

44

И Он подчинил вам то, что в небесах, и то, что на земле.

— Из лабораторий Виллигута, — сказал Зиверс.

Гиммлер сидел прямо, сосредоточенно глядя перед собой. Видимо, у него было не все в порядке со здоровьем в эти дни, черты лица заострились, кожа приобрела едва уловимый желтоватый оттенок. По слухам, которые были достовернее газетных сводок новостей, Гиммлер не спал несколько ночей подряд, день и ночь работая в своем кабинете. Зиверс знал, что это началось после Вевельсбурга, где рейхсфюрер проводил церемонию похорон одного из своих ближайших сподвижников. Что бы там ни произошло, но весь аппарат СС четыре дня лихорадило по полной программе. И теперь Зиверс собирался дать этой лихорадке дополнительный импульс.

— Вы, Зиверс, отдаете себе отчет в том, что говорите? — тихо спросил рейхсфюрер.

— Так точно!

— Не нужно сейчас этого официоза, Вольфрам… Вы пришли ко мне в частном порядке, и говорить мы будем именно так. Неофициально. — Гиммлер прищурился на какую-то точку на потолке, и Зиверс, ощутив сильнейший позыв обернуться, почувствовал себя неловко. Вот тебе и неофициальная беседа. — Я рад, что такой организацией, как «Анненербе», руководите вы, Вольфрам. Мне нравится то, как вы ведете дела, мне нравятся то, что ваши изыскания результативны.

— Далеко не все…

— Если бы это было так, я назвал бы вас шарлатаном. Никакие исследования не могут быть стопроцентно результативны. Тем более в той области, которой занимаетесь вы… Невозможно иметь положительный результат в том, что больше касается веры, нежели науки. И в данном случае одна удача доказывает больше, нежели сотня неудач.

Зиверс согласно кивнул головой.

— Это означает, что я доволен вашей работой, — подвел итог Гиммлер. — И фюрер тоже доволен. Я могу сказать это с уверенностью. Все его действия указывают на это. На операцию «Тангейзер» выделены средства, большие… И факт, что руководить ею было поручено Шпееру, указывает на то, что операции придается огромное значение. Кстати, вы знаете, почему именно «Тангейзер»?

— Нет…

— Вагнер. — Школьный учитель-гуманитарий внутри Гиммлера улыбнулся, и Зиверсу захотелось тут же улыбнуться в ответ. — Помните увертюру?

Нет… Я, пожалуй, не откажу себе в удовольствии и напомню…

Гиммлер встал, ножка кресла противно шваркнула по паркетному полу, подошел к стоящему у стены патефону. Одной рукой поднял крышку, а другой стал перебирать стоящие рядом в ящике пластинки.

— Где же она? Ага, вот. — Свет от люстры раздробился в черных дорожках шеллакового блина. — Послушайте…

Рейхсфюрер вернулся за стол, мельком кинул взгляд на бумажку и отложил ее в сторону.

— Звуки больше напоминают костер, который разгорается. Разгорается, чтобы поглотить весь лес, степь, небо… И все та же мелодия слышится в нем, все та же структура, только усиленная во много раз и так до самого последнего момента, до одного огромного вселенского аккорда! Можно вкладывать множество интерпретаций в это слово, но на самом деле истинная именно эта.

— Красиво, — осторожно сказал Зиверс.

— Красиво, — кивнул Гиммлер, — Однако к тому, что сказали вы… Утечка информации из лаборатории Виллигута… И это после того, как операцией начал руководить Шпеер… Вы понимаете, что это очень серьезно? С Карлом буду говорить лично я. Кстати…

Зиверс понял, что сейчас прозвучит что-то важное.

— Кстати, он уже интересовался судьбой своего работника… Как его там?

— Ганс Вернер, рейхсфюрер!

— Вы никак не можете отвлечься от официального тона, Вольфрам. Вам так важно это дело? — Гиммлер укоризненно покачал головой. — Я называю вас по имени. Сейчас это… дружеская беседа.

— Конечно, Генрих. — Зиверс почувствовал, как от дружеской беседы вспотела спина. — Я понимаю.

— Это уже лучше. Так вот, этот Ганс Вернер, оказывается, был неплохим работником. И занимал в лаборатории довольно высокое положение. Мало того, он был перспективным специалистом. Перспективным, но не настолько близким к Карлу, чтобы быть посвященным в тонкости вопроса.

— Судя по данным допроса, Гансу Вернеру было известно достаточно много о целях экспедиции.

Гиммлер кивнул. И Зиверс решил выложить на стол более крупную карту.

— Он признал, что сотрудничал через нескольких других специалистов лаборатории с кем-то в Ливии. У меня есть все основания полагать, что наш человек в Триполитании работает на две стороны.

— Наш человек в отряде или наш человек в Триполитании?

— В вовлеченном агенте я уверен. Гиммлер покачал головой.

— И как вы свяжете это со Шпеером? Зиверс пожал плечами.

— Неприятности начались именно с приходом Шпеера. Я хочу верить в то, что это совпадение.

— И правильно делаете, Зиверс. Кстати, я не верю в то, что в этом замешан Карл Виллигут. У меня нет никаких оснований полагать нечто подобное.

— Но артефакт должен был прибыть именно в лабораторию Виллигута.

— И именно поэтому самого Карла в заговоре заподозрить очень трудно. Так или иначе он бы получил доступ к артефакту. Для этого совсем не обязательно подключать к процессу третьих лиц. И вести настолько грубую работу с второсортной агентурой. Вам отлично известно мое отношение к Виллигуту. Я знаю его слишком хорошо, чтобы подозревать в столь грубой работе. Это человек, который не упустит из рук такой ценный предмет. И не отдаст его никому. Вы не станете отрицать, что сработано по меньшей мере бездарно?

— Да, конечно. Это напоминает… блуждание вслепую. Как будто кто-то попал в темную комнату и натыкается на предметы. Так обычно получается, когда ничего не известно о той организации, с которой приходится работать.

— Согласен. Кстати, вы достаточно хорошо изучили досье Вернера? Откуда он… Слабые места? Я верю в интуицию, скажите навскидку!

— Служил советником по научным вопросам в Риме… — не задумываясь ответил Зиверс. Он знал досье Вернера наизусть.

Гиммлер потер глаза.

— Пусть этим занимается Шпеер. Он отвечает за операцию. Он должен быть в состоянии справиться с любой проблемой. Итальянцы могут играть в собственные игры или в игры англичан, русских, французов, американцев. Пусть ими занимается Шпеер. Это будут его лавры… Насколько хорошо вы знаете нашего человека внутри отряда?

— Очень хорошо, рейхсфюрер.

— Ну вот и замечательно. А тот связной в Триполитании… Это бессонница господина рейхсминистра. Но никак не наша. Вы меня понимаете, Вольфрам?

— Так точно, рейхсфюрер!

— Генрих… — поправил его Гиммлер. — А с Виллигутом я буду говорить лично. Заходите почаще, Вольфрам, мне часто бывает не с кем поговорить так… На короткой ноге.

«Не прошло, — думал Зиверс, проходя мимо здоровенных эсэсовцев, охранявших двери. — Шпеер останется у руля «Тангейзера», а выскочка Виллигут в худшем случае будет иметь длительную беседу с рейхсфюрером, которого так любит. А с другой стороны, все могло бы быть и хуже. Неизвестно, что получится у того же Шпеера…»

Из служебной записки заместителя начальника архива «Анненербе»:

»… Вследствие внезапного пожара, возникшего из-за неисправности электропроводки, сгорели некоторые архивные документы. В основном ущерб нанесен секциям ВХ-502. Утраченные бумаги уничтожены полностью и восстановлению не подлежат. На данный момент детали происшествия уточняются. Виновные подвергнуты соответствующему наказанию…»

Зиверс подумал и вписал вместо слов «соответствующему наказанию», слова — «строгому наказанию».

И вернул записку заместителю.

— Переделайте и доложите. Свободны.

— Хайль Гитлер!

Человек, вызванный на ковер и принесший эту бумажку, исчез. У него была семья и дети. А сгоревшие документы не такая большая беда. Документиком больше, документиком меньше…

К тому же проводка действительно шалила, о чем было своевременно доложено соответствующим службам. За эту предусмотрительность заместитель начальника архивной службы поблагодарил бога. Не то чтобы он был примерным верующим, но на всякий случай…