Фредерик Дар - Искатель. 1993. Выпуск №6 Страница 41

Я знаю, что наш век — время бурных перемен. Но все-таки, чтобы Берю просил воды, это что-то сверхъестественное. Ему приносят стакан воды, и, к моему большому облегчению, он смачивает ею шею.

— У меня раскалывается башка, дружище! Эти скоты долбанули меня волшебной палочкой по чану так, что и у быка рога бы отвалились!

— Твои, видно, оказались покрепче! Рассказывай по порядку, как было дело…

Он рычит так, что Мак Шаршиш отлетает к стене.

— Я чокнусь от этого чертова виски, я полностью пропитался им… Ну так вот, пока тебя здесь не было, я присматривал за нашими клиентами… Что касается этого (он тыкает пальцем в Мак Шаршиша), мне нечего ска… ик… зать! А вот этот (он утонченно кивает на сэра Долби) устроил в замке карусель. Я наблюдал за ним в бинокль. Как он размахивал руками! Он так орал, что я до сих пор удивляюсь, что я его не слышал. Наконец он уехал… Я тоже смотался от Глэдис, чтобы узнать, чем все там кончится.

Он замолкает.

— Брр, эта гадость жжет мне глотку! Отныне буду пить только мюскадяру и божолешку, даю тебе слово!

— Спасибо, я сохраню его в надежном месте. Продолжай…

— Я думаю, — рассуждает Громила, — что совершил оплошность.

— Какую?

— Что вернулся в замок.

— Ты вернулся в замок?

— Да, но без рекламы, как говорится. Я появился потихоньку, а слугам объяснил, что забыл в спальне свои часы. Я попал туда и забрался в маленькую кладовку рядом с комнатой.

— Ты редкий экземпляр воинствующего кретина! Ведь я же тебя просил быть как можно осторожнее.

Жиртрест качает своей благородной башкой, для которой недостает только соуса, чтобы она стала похожа на вареную телячью голову.

— Разница между мной и рыцарем Байардом только в том, что я — без брони, запомни, комиссар моей…

— Хватит, продолжай!

— Я просидел пару часов в темноте. Я хотел, чтобы лакеи подумали, что я уже ушел, смекаешь?

— Еще бы. After?

По сути своей затея Берю была не такой уж глупой, и еще раз я приветствую неукротимое мужество доблестного Берю.

Остальные слушают — по крайней мере сэр Долби и сэр Постоянс Хаггравант, которые окончили Оксфорд и говорят по-французски — с глубоким вниманием. Что касается Мак Шаршиша, то он следит за нами, пытаясь по выражению наших физиономий догадаться о смысле слов, произносимых Берюрье.

— Я сидел в своей норе до самой ночи, — продолжает возрожденный из скотча. Представляете, сколько надо иметь терпения!

— Ты, наверное, заснул там? — догадываюсь я.

Он краснеет.

— Допустим, вздремнул чуток. В этом сундуке сидеть — не фонтан, и вообще я страдаю кастрацией.

Сэр Постоянс Хаггравант озабоченно поворачивается ко мне.

— А нельзя ли в данном случае употребить слово «клаустрация»? — спрашивает он.

— Можно сказать и так.

— Thanks[58].

— Вы дадите мне говорить, а? — возмущается Толстяк, одобряющий вмешательство в свое речетворчество еще меньше, чем кастрацию.

— Дадим.

— Я решил совершить испедицию по бараку. Так как я его уже знал, то легко сориентировался… Я спустился вниз и заметил свет в зале. Я подошел к двери, присел на корточки, чтобы посмотреть через замочную скважину, и увидел блондиночку, она была одна. И вдруг, дружище, я получаю страшный удар дубиной по барабану. Не могу сказать, что у меня из глаз посыпались искры! Я сразу отключился. Как будто везде вырубили свет. Ррраз — и привет!

— А дальше?

— А дальше все. Я больше ничего не помню, сейчас только смутно вспоминаю, кажется, меня запихивали в машину. Когда пришел в себя, я уже барахтался в этой чертовой бочке с виски. Я понял, что тону, и это привело меня в чувство. В тот момент, когда я находил ногами опору и выпрямлялся, я мог дышать. Для этого мне надо было найти равновесие на какой-то груде, которая тоже была в бочке. Упираясь башкой в крышку, я мог хапнуть глоток воздуха. Но каждый раз моя нога соскальзывала, и я снова шел ко дну пропустить стаканчик…

Он умолкает.

— Это все, — заявляет он.

— Я думаю, что мы подоспели вовремя, чтобы вытащить тебя оттуда, а?

— Я того же мнения.

— Груда, о которой ты говорил, была трупом, мой дорогой.

— Не может быть.

— Ты спасся потому, что, когда они бросили тебя в бочку, ты своей массой выплеснул часть виски из нее и оставил для себя жизненное пространство, куда мог высунуть свою распрекрасную физиономию, чтобы глотнуть воздуха.

Я поворачиваюсь к сэру Долби.

— Ну как, Фил, вы еще в чем-то сомневаетесь?

— Нет, комиссар. К сожалению, я слишком поздно понял, что влюбился в чудовище.

— Что вы собираетесь делать сейчас? — спрашивает Мак Шаршиш, после того как мы вкратце изложили ему перипетии Берюрье.

Я стою у окна его кабинета и смотрю на мрачный двор винокурни. Я размышляю или скорее держу совет с самим собой (одним из своих лучших друзей, которому я не всегда уделяю должное внимание). Оборачиваюсь.

— А сейчас начнется охота! Мак, настал ваш черед звонить в Оужалинс Кастл. Вы позовете Синтию и скажете, что случилась беда: Долби нашел меня и убил. Вы скажете, что он хочет увидеть ее в последний раз перед тем, как сдаться полиции, смекаете?

— Я не очень-то понимаю, к чему это все, но я сделаю так, как вы хотите.

И он крупнофонит малышке. Все получается как нельзя лучше, бедняжка Синтия, охваченная ужасом, говорит, что она жаждет увидеть своего жениха-убийцу в последний раз. Какое благородство души! Она ждет его.

Мак Шаршиш кладет трубку.

— Очень хорошо, — хвалю я его. — А теперь, так как вы знакомы с шерифом, Мак, позвоните ему и попросите приехать в Оужалинс Кастл. Пусть он прихватит кого-нибудь из своих людей и наручники!

Мак Шаршиш, загипнотизированный моим командирским голосом, набирает номер шерифа. Через некоторое время он кладет трубку и говорит: «Занято».

Мы ждем. Он набирает снова. На этот раз на другом конце отвечают.

— Мак Валенокс? — спрашивает Мак Шаршиш.

— Везучий! — острит Берю.

Шеф винокурни делает краткое сообщение. Тот что-то долго рассказывает ему, и Мак Шаршиш просит минутку подождать. Прикрыв рукой трубку, он говорит мне в изумлении:

— Ему только что звонила Синтия. Поэтому телефон был занят. Она попросила его срочно приехать в замок, чтобы арестовать ее жениха, который совершил безумный поступок!

Долби, бедный Долби, издает протяжный стон и падает в рабочее кресло Мак Шаршиша. Он закрывает лицо руками, не в силах сдержать рыдания.

— Ну-ну, Фил, — сочувствую я ему, — крепитесь. Бабы не стоят наших слез!