Виктор Сафронов - Пилигрим Страница 42

Тьфу, ты… Изыди, сатана!

Тяжело…

Это в кошелку, перед походом на рынок, пару тысяч бросил и можешь носить их с удовольствием, кроме всего прочего, чувствовать себя при этом миллионером. Когда же тягаешь миллионы (один миллион новеньких, не намокших, сухих стодолларовых банкнот, весит восемь килограммов, бля буду, мамой клянусь) чувствуешь себя не богачом, а вокзальным носильщиком. Но у того хоть тележка есть, и чуть что — ребята подсобят, а здесь воздух разряжен, кислорода не хватает. Одна радость, вниз приходилось носить, а вверх подниматься порожняком. Вероятность свалиться в пропасть была высока… Презрел тяготы и закончил укладку с честью.

Ждал… Думал о ней, сучке гулящей. Как не крути, а жизнью именно ей обязан. И накликал на свои астральные антенны нечаянную радость. Появилась Алиция. Ночью меня нашла. Как это у них получается, ума не приложу.

Была она не одна, а в сопровождении своих подросших щеночков, ростом чуть меньше телят. Думать о том, что это одичавшие собаки или не приведи Господь горные голодные волки. Не хотелось. Пусть лучше щеночки, хотя по отношению к родной маме эти ребята вели себя очень не галантно и не пристойно…

Встреча была теплой и трогательной. Опять визг, писк, объятия и обоюдная радость. Из-за темноты я не смог ее нормально рассмотреть. Она видно также. Поэтому вылизала меня своим теплым шершавым языком всего без исключения.

Все это чуть скрасило спешку и чертовскую от нее усталость. Я должен был успеть до рассвета. И я успел. Ноги подрагивали, руки те просто тряслись.

Мокрый, уставший и злой отошел подальше от пещеры с сокровищами. Завернувшись в прихваченные походные одеяла, уснул. Собачка пристроилась рядом. Остальная стая расположилась неподалеку.

Засыпая, тупым бараном думал, что вся свора может мной перекусить, но апатия и равнодушие к себе — богатому и счастливому унесла меня в черную яму сна без сновидений и угрызений. А вы говорите, ностальгия по родным березкам? Вот так, как лох вислоухий, напашешься за ночь, небо с овчинку покажется. Хочется только пить и спать. Пока думаешь о том, что надо протянуть руку, взять бутылку и напиться прохладной и свежей воды, пора просыпаться.

Чувствую, что солнце светит уже давно и Алиция повизгивая, лижет лицо и пытается стащить одеяло, а просыпаться все равно не хочется. Как чувствовал, что пробуждение не сулило ничего хорошего.

Открываю глаза… Даже вспоминать не приятно… Передо мной в нескольких метрах, сидит известный в округе хозяин чайханы Махмуд и целиться гад из револьвера мне прямо в лоб.

— Поесть принес? — огорошил я его вопросом. — Выпить захватил?

Пока он улыбался, я под одеялом выставил палец и направил на него. Он увидел и стал серьезным.

— Ну, что? — с нажимом поинтересовался я. — Перестреляем, друг друга или все-таки сперва поговорим.

— Поговорим, — молвил он человеческим голосом.

— Тогда, прячем оружие?

— Договорились.

Не так часто я слышал его голос. Дрожи или испуга в нем не чувствовалось. Пистолет он засунул за пояс. Было приятно, что он оказался разумным человеком…

Да… От денег я лежал на изрядном удалении. Поэтому (это я сейчас сидя под жгучим горным солнцем так думаю) коль скоро я все еще оставался живым чувствовалось, что денег он не нашел. А привела его ко мне, он сам позже об этом сказал Алиция. Эта подруга человека видно подумала, что если я свалился и не подаю признаков жизни, значит мне плохо. И организовала мне первую помощь в лице матерого агента Махмуда.

Он рассказал мне довольно неприятную новость. Указание на устранение похожего на меня мужичка с недавних пор опять вернулось на стену чайханы. Сумма вознаграждения согласно плакату по-прежнему остается в силе…

Дальше я начал дергаться как от птички на ночной стене. Причина нервного срыва состояла в том, что собеседник с пистолетом признался мне о своей догадке. Лицо на портрете и мужик сидящий перед ним это — суть одно лицо. Пока он делился своими аналитическими наблюдениями, я опять сунул руку под одеяло, чем окончательно убедил его в собственной правоте.

В качестве премии за его ум и прозорливость, пришлось отдать ему все лежащие у меня в кармане брюк деньги. (То, что оставалось в куртке, я оставил себе на тот случай если он мне расскажет еще о какой-нибудь своей догадке.) Считаю, что поступил благоразумно. Хотя сам подозревал в нем слугу двух-трех господ. «Феэсбешную» записочку ведь, мне кто-то передал. Вспомнить бы кто?

За оставленные у Махмуда премиальные деньги, попросил ссудить мне на время его раздолбанный грузовичок. Положить какой-нибудь провизии в кабину и присовокупить документик с лиловой печатью и моей фоткой.

С едой и машиной все получилось, а с бумагой нет. Он просил подождать несколько дней и все будет оформлено.

Я отказался. Причина проста. В свое время, служители морга (мои хорошие друзья со своеобразным чувством юмора и также в погонах и чинах) во время занятий в прозекторской советовали. Чтобы оттянуть нежеланный миг встречи с ними в обстоятельствах определяющих их профессиональную деятельность, больше трех часов на одном месте не задерживаться. А я и так пробыл рядом с Горой около суток.

На прощание я попросил, поцеловать за меня Алицию и если посторонние спросят обо мне, не рассказывать о нашей коммерческой дружбе и взаимодействии. Он вроде как обещал.

Он от души успел повеселить меня. Рассказав, что перед тем как направлять на меня ствол тщательно меня обыскал. И выставленный в его сторону якобы оружейный предмет его от души позабавил.

И уже совсем на прощание, украдкой смахнув слезу и даже несколько смутившись, подарил мне старый, пропахший псиной, ошейник Алиции. Я прямо сам чуть не прослезился и с благодарностью его принял. Хотел даже взамен отдать денежные средства, лежащие в моей куртке. Но замотался и… Короче, забыл…

Расставаясь навсегда, мы хоть и не обнимались, но руки друг другу пожали.

Двигаясь по пыльным дорогам, ведущим меня к морскому побережью, машине приходилось отклоняться от удобного шоссе и съезжать в сторону. Там в небольших поселках, находил маленькие почтовые отделения. Уже оттуда, под видом книг, газет, журналов отправлял на имя Афанасия Варламова на главпочтамт Санкт-Петербурга посылки и бандероли. Дорога, к моему счастью, особенным разнообразием меня не баловала. Песок, солончаки, перекати-поле…

Через несколько дней неторопливого пути прибыл в портовый прикаспийский город Осман-Кули. Там с удовольствием избавился от машины. Конечно если бы не грузовичок, мне пришлось бы худо. Впрочем, последние несколько десятков километров до Каспийского моря, машину пришлось тащить на буксире. Зачем я это делал? Не знаю. Мог давно бросить этот дребезжащий аппарат. Видно не хотелось мне оставшийся груз тащить на себе.