Генри Хаггард - Дочь Монтесумы. Сердце Мира Страница 44

– Привет тебе, Отоми, сестра моя! – ответил принц. – Я задержался в дороге. Путь от Табаско дальний, а тут еще с моим спутником теулем, – при этих словах он кивнул в мою сторону, – приключилось по дороге несчастье.

– Какое несчастье?

– Он спас меня от когтей пумы, рискуя жизнью, когда все остальные бежали, ну и сам пострадал. Дело вот как было… – И принц коротко рассказал о нашей охоте.

Девушка слушала внимательно, и я заметил, как горели ее глаза, пока принц говорил. Но вот он закончил, и она обратилась ко мне.

– Добро пожаловать, теуль, – проговорила она с улыбкой. – Ты не из нашего племени, но все равно ты мне нравишься.

И, все так же улыбаясь, она отошла от нас.

– Кто эта знатная женщина? – спросил я Куаутемока.

– Это моя двоюродная сестра Отоми, принцесса племени отоми, любимая дочь моего дяди Монтесумы, – ответил принц. – Ты ей понравился, теуль, и это очень хорошо по многим причинам. Но… тш-ш-ш!

В этот момент ширма в дальнем конце зала раздвинулась, и я увидел высокого человека, окутанного клубами табачного дыма. Он сидел на расшитых узорами подушках и по индейскому обычаю курил позолоченную деревянную трубку. Это был сам император Монтесума. Его необычайно бледное для индейца лицо, обрамленное тонкими черными волосами, казалось унылым и меланхоличным. На нем были ослепительно-белое одеяние из чистейшей хлопковой ткани, золотой пояс и сандалии, унизанные жемчужинами. Голову его украшали перья царственного зеленого цвета. Позади императора виднелось несколько красивых, почти нагих девушек, которые наигрывали на разных музыкальных инструментах, а напротив них стояли четыре старейших советника, босые и закутанные в темные плащи.

Когда ширма раздвинулась, все, кто был в зале, упали на колени, и я поспешил последовать их примеру. Но вот император сделал знак своей позолоченной трубкой, разрешая присутствующим подняться, и мы снова встали на ноги. Однако я заметил, что все стоят, сложив руки и не смея оторвать взгляд от пола.

Монтесума сделал еще один жест, и к нему приблизились трое пожилых мужчин. Насколько я мог понять, это были послы. Они обратились к императору с какой-то просьбой, и он ответил им кивком головы. После этого они отошли, беспрестанно кланяясь и пятясь задом, пока не смешались с толпой. Затем Монтесума что-то сказал одному из своих советников; тот поклонился и медленно направился в зал, озираясь по сторонам. Наконец его взгляд упал на Куаутемока, заметить которого, по правде говоря, было нетрудно, потому что он был на голову выше всех присутствующих.

– Привет тебе, принц, – проговорил советник. – Царственный Монтесума желает говорить с тобой и с твоим спутником теулем.

– Делай все, как я, теуль, – шепнул мне Куаутемок и направился к деревянной ширме.

Когда мы вошли, ширму за нами задвинули, отгородив нас от зала. Некоторое время мы стояли неподвижно, сложив руки и опустив глаза, пока нам не сделали знак приблизиться.

– Рассказывай, племянник, – негромко, но повелительно проговорил Монтесума.

– Я прибыл в город Табаско, о прославленный Монтесума! Я нашел там теуля и привел его сюда. Я также принес в жертву верховного жреца, согласно твоему царственному повелению, и теперь возвращаю знак императорской власти.

С этими словами Куаутемок передал советнику перстень Монтесумы.

– Почему ты так задержался, племянник?

– В дороге случилась беда, о царственный Монтесума! Спасая мне жизнь, мой пленник теуль жестоко пострадал от когтей пумы; ее шкуру мы привезли тебе в дар.

Только тогда император ацтеков впервые обратил ко мне взор. Один из советников подал ему свиток, и Монтесума принялся читать письмена-рисунки, время от времени поглядывая на меня.

– Описание точное, – проговорил он наконец. – В нем не сказано только одного – что этот пленник прекраснее любого мужчины Анауака. Скажи, теуль, зачем твои собратья пришли в мои владения? Зачем они убивают мой народ?

– Об этом я ничего не знаю, о повелитель, – ответил я, как умел, с помощью Куаутемока. – Эти люди не братья мне.

– В донесении сказано, что в твоих жилах течет кровь теулей и что ты высадился на наши берега или близ берегов с одной из их больших пирог, – ты сам в этом признался.

– Да, это так, повелитель, однако я из другого племени, а до берега я доплыл в бочке.

– Я полагаю, что ты лжешь, – нахмурившись, проговорил Монтесума. – Так тебя сожрали бы крокодилы и акулы. Но скажи мне, теуль, – продолжал он с видимым волнением, – скажи мне, вы правда дети Кецалькоатля?

– Не знаю, о повелитель. Я из племени белых людей, и нашим отцом был Адам.

– Наверное, это другое имя Кецалькоатля. Давно уже было предсказано, что дети его вернутся, и вот час их прихода, как видно, наступил. – Тяжело вздохнув, Монтесума заговорил снова: – Ступай, теуль, завтра ты мне расскажешь о своих собратьях, а потом совет жрецов решит твою участь.

Услыхав о жрецах, я затрясся всем телом, умоляюще сжал руки и воскликнул:

– Если хочешь, убей, повелитель, только не отдавай меня снова жрецам!

– Все мы в руках жрецов, чьими устами говорят боги, – холодно возразил Монтесума. – Кроме того, я думаю, что ты мне солгал. А теперь – уходи!

Так я удалился с самыми мрачными предчувствиями, и Куаутемок, повесив голову, вышел вместе со мной. Я проклинал тот час, когда черт меня дернул сознаться, что во мне есть испанская кровь, хоть я и не испанец. Знай я тогда то, что знаю теперь, даже пытки не вырвали бы у меня ни слова! Но сейчас горевать об этом было уже поздно.

Вслед за Куаутемоком я прошел в отдаленные покои дворца Чапультепека, где нас ожидала его прелестная жена, царственная принцесса Течуишпо, а вместе с ней еще несколько знатных мужчин и женщин. Среди них была и дочь Монтесумы.

Во время пышного ужина я оказался рядом с принцессой Отоми. Она мило беседовала со мной, расспрашивая о моей стране и о племени теулей. От нее я узнал, что эти теули, или испанцы, весьма беспокоили императора, принимавшего их за детей бога Кецалькоатля. Монтесума свято верил в древнее пророчество, гласившее, что Кецалькоатль скоро вернется и будет снова править своей страной.

В тот вечер Отоми была так очаровательна и царственно прекрасна, что сердце мое дрогнуло; впервые за все последнее время другая женщина заставила меня на миг забыть мою нареченную. Ведь она была так далеко, где-то в Англии, и я уже думал, что больше ее никогда не увижу! Но, как я узнал позднее, в ту ночь сердце дрогнуло не только у меня.

Неподалеку от нас сидела Папанцин, царственная сестра Монтесумы. Она была уже далеко не молода и вовсе не красива, однако я редко видел такое привлекательное и в то же время такое печальное лицо, словно уже отмеченное печатью смерти. Через несколько недель она и в самом деле умерла, но даже в могиле не обрела покоя. Однако об этом речь впереди.