Леонид Панасенко - Искатель. 1985. Выпуск №5 Страница 45

— Вы с ума сошли! — повторяет Дрейк. И опускает голову, словно опечалившись тяжелым диагнозом, который сам поставил. После короткого молчания он произносит: — Один процент! И то лишь затем, чтобы дать вам возможность оценить мое великодушие.

— Я допускал, что вы срежете процент—другой, — вздыхаю я. — Но не думал, что столь бесстыдно предложите один только процент!

— Один процент плюс жизнь, Питер! А жизнь дороже всяких процентов. Особенно для человека вашею возраста.

Он замолкает, вновь отдавшись легкой скорби, затем произносит ностальгично:

— Чего бы только я не дал, чтобы быть в вашем возрасте, дружище!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Барабанная дробь, сопровождаемая восклицанием ведущего:

— Мисс Линда Грей!

Мисс Линда Грей появляется во всем своем величии. На ней подчеркнуто строгий туалет: длинная черная юбка и белая блузка в пене кружев. А какая посадка головы! Какая прическа!

Мисс Линда делает несколько шагов вперед к середине дансинга, где уже установлен микрофон. Певица скромно склоняет голову в знак благодарности нескольким хлопкам, берет микрофон и рассеянным взглядом обводит столики. Наконец останавливает его на моей несчастной физиономии. Итак, жертва найдена. Может быть, и не столь идеальная, если вспомнить о синяках и ссадинах, но что же делать, коль за соседними столиками или представительницы одноименного с певицей пола, или весьма дряхлые старцы.

Мисс Линда делает еще несколько шагов, теперь в мою сторону, погружается взглядом в мои глаза, и в зале звучит теплый мелодичный голос:

Не говори мне: просто жизнь течет,И эта ночь рассветом прояснится,И в шуме будней новый день идет.Вновь остановится метро на Лестер-сквер,Но, может быть, уже без нас с тобой.

Ничто не мешает мне повернуться к ней спиной и поставить ее в глупое положение, всем видом показав, что мне наплевать на ее меланхолию. Но я прикован к ней силой двух доз виски или силой ее бирюзовых глаз. Она заглядывает мне в глаза и даже кладет руку мне на плечо.

Конечно, я мог бы встать и сказать: «Успокойтесь, милочка», или «Сядьте лучше и выпейте чего-нибудь», или хотя бы снять эту нежную ручку с моего нового костюма, но то ли под властью выпитого виски, то ли под властью ее бирюзовых глаз я позволяю ей признаваться мне в любви и держаться за мое плечо. Впрочем, она уже оставила в покое мое плечо и делает несколько шагов назад, к стойке микрофона, но вместо того, чтобы оставить его там, где ему место, продолжает:

Не знаю, быть ли нам двоим,С рассветом уходя в печаль дневную.Как о любви нам говорить «потом»,Когда для нас двоих «потом» не будет,Когда вся наша жизнь в одном «сейчас»?

После чего, как и следовало ожидать, снова идет рефрен, и дама уже направляет свой взор не на меня, а куда-то в глубину зала, где таится, может быть, ее судьба, или смерть, или какой-нибудь кельнер, вообще, таинственное и неразгаданное, а в зале с интонацией подавленного отчаяния разносится мелодичный настойчивый голос:

…Ведь это утро, призрачное утро,Возможно, рассветет без нас с тобой.

Зал взрывается аплодисментами. В подобных случаях люди всегда охотно аплодируют, чтобы показать, что им не чуждо искусство чистое и возвышенное.

— Как спали, Питер? — любезно произносит Дрейк, когда, вызванный Алом, я являюсь в кабинет.

Бормочу что-то вроде «спасибо, хорошо» и жду, стоя посреди кабинета, потому что прекрасно понимаю: шеф вызвал меня не для того, чтобы поинтересоваться, выспался я или нет.

Однако он не торопится начинать деловую часть разговора, а встает и направляется к. бару на колесиках, который размещается между двумя креслами.

— Надеюсь, мисс Линда не слишком тревожила ваши сны? — спрашивает рыжий, беря бутылку «Балантайна».

— Нет, — признаюсь я. — Не имею слабости к вокалу.

— Вокал… Речь идет не о вокале, а о вокалистке. Хотя и песня, как там было — напрасно ждешь, что проснешься, потому что завтра будешь в морге, — не может не впечатлить… Я думал, что вы с Линдой понравитесь друг другу. Она с самомнением большой певицы, и вы с самомнением великого героя… Я думал, вы подойдете друг другу…

Наконец шеф вспоминает, зачем меня позвал:

— Необходимо подробнее обсудить ваш проект. На этот раз с Ларкиным.

— Почему именно с Ларкиным?

— А почему не с Ларкиным? — спрашивает чуть резче Дрейк.

— Ваше дело, — пожимаю плечами. — Но, если хотите, этот Ларкин смахивает на полицейского…

На красной физиономии Дрейка появляется нечто вроде улыбки:

— Это потому, что он и в самом деле полицейский. Правда, бывший. Его уволили за взятки и вообще за мелкие человеческие грешки. Но это не помешало ему поддерживать связи с полицией за океаном. И знать свое дело. Короче, он отвечает за отправку груза отсюда, да и на Востоке нам поможет. Так что операция невозможна без его участия. И без его одобрения.

Шеф умолкает. Затем неожиданно восклицает:

— Полицейский, да?! Кажется, вы, дружок, окажетесь умнее, чем я предполагал.

Он снова усаживается за письменный стол.

— Впрочем, поскольку Ларкин придет только перед обедом, займитесь пока еще одним делом. Пойдите — тут недалеко, через две улицы, в дом номер 36, поднимитесь на второй этаж и пройдите в ту дверь, где написано: «Холис-фото». Вот вам ключ. Если нужного человека там не будет, подождите.

— А кто это?

— Человек, который передаст вам письмо для меня. Не думайте, что я использую вас в качестве почтальона или, как бы вы выразились, слуги. Письмо секретное, и, кроме того, вы и впредь будете поддерживать связь с этим человеком. Так что возьмете письмо, закроете дверь и сразу сюда.

— Но вы ведь сами говорили, что мне опасно уходить с вашей улицы? — напоминаю я.

— Верно, вы же без паспорта, — соглашается Дрейк.

— У меня мог бы быть паспорт, если бы вы соблаговолили заглянуть в ящик стола, — произношу я.

— Вы и впрямь оказываетесь умнее, чем нужно, — вздыхает неф. — Хотя насчет ящика не угадали.

Он лениво направляется к сейфу, вделанному в стену за письменным столом, открывает его и достает мой документ.

— По-моему, виза давно просрочена…

— Давно, — кивает рыжий. — Но, кажется, кто-то ее продлил.

И он бросает мне паспорт через письменный стол.