Малые Врата - Павел Гусев Страница 45

в сечу лютую идти, в груди не на месте будто, что-то всё ноет и ноет, особенно в первом разе. Так этот Пётр посмотрит на нас молодых, улыбнётся. Да как возьмёт свои гусли, проведёт по струнам рукой и словно мелодию к самому сердцу твоему подберёт, так, что сердце от мелодии этой биться шибче начинает и кровь по жилам быстрей бежит. А как после этого песнь затянет, зычным, красивым и полным сил голосом. Так кровь твоя, что по телу и так бежит быстро, вроде как закипеть хочет. И сомнений в тебе не остаётся совсем, что победа твоей будет. А от слов песни боевой, что этот гусляр говорит, сила в тебе берётся, да такая, что зуд в руках и ногах начинается и в бой идти страсть как хочется.

Дед даже со скамьи соскочил и немного поёжился.

– Вот сколько с тех пор лет прошло, а как вспомню песнь боевую, что Пётр пел, так мурашки по телу и бегут.

«– Точно-точно, так и было», – сказал воевода своим грозным голосом. – Мне так больше всего его песни вечером у костра в походе нравились, когда за день вроде и умаешься, а от дум всяких сна не в одном глазу нет. Пойдёшь, бывало, ляжешь недалеко от огня, где Пётр на гуслях обычно играет, заслушаешься. И погонит от тебя прочь мелодия добрая всю таску и кручину, что глодала тебя. И сны под песни его всегда хорошие, и отдохнувшим себя после сна такого чувствуешь. Песен он очень много знал и сам слагать мог, про походы наши часто складывал, да про воинов, что из битв не возвращались. Таким образом он как бы дань отдавал своим павшим товарищам. И что интересно, ведь и Петру на сердце веселей становилось, когда он песней своей человеку помогал.

– Ну, это ясно, – вмешался в разговор отец Мишки Кузьма. – Песни слагать да петь их – это тоже дело как любое другое. Значит, любил он его и от того, что получалось оно у него ладно ему и радостней становилось.

– А что сейчас с ним, жив, здоров ли и где живёт? Уж больно мне хочется гусляра такого послушать, – поинтересовался дядька Василь, смотря на воеводу. Тот помолчал немного, опустив седую голову и ответил:

– Да, где там. Погиб, когда походом в степь ходили. Отряд, с которым он в разведку ходил в засаду попал. А он, да ещё пару воинов, что постарше, врага задержали, чтоб ратники, что по моложе, уйти смогли. Десятка полтора хазар они тогда у речушки той из засады перебили и сами уйти даже не пытались, так и рубились до последнего… И речку, где гусляр наш ратный с товарищами своими последний бой дал, теперь Петровой называть стали. Василь покачал головой и вымолвил:

– Геройская смерть. Жаль, что мне не давилось такого искусного певца и храброго война послушать.

– Да и не только песни да музыку его слушать интересно было, – опять заговорил Мишкин дед. – С ним и разговаривать одно удовольствие. Бывало кого-нибудь в отряде мир не берёт, поссорятся или ещё что, так он рассудит всех по справедливости и помирит, так что обид не у кого не остаётся. В общем и человек он был хороший, и воин отважный, и гусляр знатный.

– А у меня и сейчас, кстати, в крепость на обучение парень молодой пришёл, из местных, – будто вспомнил воевода, так он тоже поёт очень даже неплохо и песни всё молодетские да удалые ему даются. Сейчас ведь молодые всё больше к песням тянутся, на вроде частушек, чтоб девок веселить. Частушки они тоже нужны, с ними жить то веселей, конечно, но с доброй ратной песней частушку рядом не поставишь.

– Это верно, – согласились все сидевшие за столом.

– А воевода продолжал. Как не будь приеду к вам по делам и его с собой прихвачу. Послушаете паренька того

Дед Матвей и Кузьма сразу за возмущались.

– От чего ж по делам-то только, просто-то нельзя заехать к своим соратникам бывшим?

Воевода засмущался.

– Просто не обещаю, забот шибко много. И сейчас вот я тут с вами сежу, а мысли мои все там в крепости, всё думаю не случилось ли там чего.

– Ты посмотри, – вопросительно глядя в глаза воеводе задумчиво проговорил дед Матвей. – Времена-то не спокойные какие-то стали, раньше всё ровно тише было, и мелкие отряды степняков до нашего селения редко, когда доходили.

– А всё почему? – Спросил дед Фрола.

Воевода даже поморщился словно от застарелой зубной боли и ответил:

– Да знаю о чём ты опять начинаешь. Обожди ты немного, скоро в поход пойдём в степи хазар бить. После этого опять спокойно станет.

Дед Матвей усмехнулся.

– Знает он, – повторил старик как бы передразнивая воеводу.

– И я знаю, каковы эти походы в степь-то. И сам я бывал в таком походе аж два раза. И только по милости богов живым и здоровым оттуда вернулся, а почти половина войска нашего в степи лежать осталось. И ведь каждый ваш поход так проходит, только с отличием тем, что в каждый следующий поход, войско меньшее и менее идёт чем в предыдущий раз. Потому как ратники нарасти не успевают между походами-то этими. Может я, конечно, чего-то и не понимаю, но в чистой степи с хазарами биться – это дело заведомо гиблое.

Было видно, что дед начинает заводится от такого разговора и видеть это Мишки было как-то непривычно. Обычно дед Матвей всегда сохранял холоднокровие.

– Ты не кипятись, – начал успокаивать его воевода. Ты сам то что предлагаешь, не ходить в степи чтоб кочевников разогнать, или как? Так они нас за два десятка лет вообще выбьют от сюда.

– А я ничего нового-то и не предлагаю, – раздражённым голосом продолжал дед Матвей. – Ты ведь и сам в степи бывал и за два дня пути от реки пограничной Красной Сечи видел развалины крепостей наших передовых, что раньше стояли. И совсем ведь недавно эти крепости ещё неприступными для ворога были и войны там наши службу несли да за порядком в тех краях следили. Когда мы с тобой пацанами бегали. Ты вспомни Фрол. И мой отец в крепости такой как раз и служил. Всё объяснял дед Матвей. В те времена хоть степи к нашим землям и не относились, но войско мы там держали всё же. И многие племена степняков на прилегающих к нам землях за союзников нас считали. Потому как мы дома их от недругов защищали, а у них поэтому стада