Эдгар Берроуз - Приемыш обезьяны Страница 46

Клейтон немедленно стал искать следы, но не мог найти ничего, кроме массы примятой поблизости травы, а его лесные понятия были слишком ничтожны для истолкования того, что он видел.

Весь остаток дня трое мужчин занимались поисками в джунглях. Но когда спустилась ночь, они волей-неволей были вынуждены с отчаянием в сердце прекратить эти поиски, потому что они не знали даже куда, по какому направлению унесло Джэн Портер животное.

Было уже далеко после захода солнца, когда они добрались до хижины. Убитое горем небольшое общество сидело теперь безмолвно в маленькой комнате.

Наконец, профессор Портер прервал молчание. Тон его голоса уже не был тоном ученого педанта, разводящего теории об абстрактном и неведомом. Это был тон человека действия – тон решительный, но вместе с тем проникнутый таким неописуемо-безнадежным горем, что вызвал ответную волну отчаяния в душе Клейтона.

– Я прилягу, – сказал старик, – и постараюсь заснуть. Завтра рано утром, как только рассветет, возьму с собой столько пищи, сколько могу снести, и пойду искать Джэн, пока не найду ее. Без нее не вернусь!

Его спутники не сразу ответили. Каждый из них был поглощен в свои печальные мысли, и каждый знал, как знал это и старый профессор, что означали его последние слова: профессор Портер никогда не вернется из джунглей.

Наконец, Клейтон встал и, нежно положив на руку сгорбленное плечо старого профессора, сказал:

– Я, конечно, пойду с вами. И не говорите мне, что я не должен этого делать.

– Я знал, что вы это предложите, что вы захотите идти, м-р Клейтон, но право – не делайте этого. Джэн теперь вне человеческой помощи. Я просто потому иду, чтобы вместе с нею погибнуть, а также чтобы сознавать, что та, которая была так недавно моей дорогой маленькой дочуркой, не лежит одиноко и покинутая всеми в страшных джунглях. Одни и же те стебли и листья покроют нас с нею и одни и те же дожди будут поливать нас. Нет, я должен идти один, пото-му что она была моей дочерью, единственным, что оставалось у меня на свете и что я любил!

– Я пойду с вами, – просто сказал Клейтон. Старик поднял голову и внимательно посмотрел на энергичное, красивое лицо Уильямса Сесиля Клейтона. Быть может, впервые он прочел на этом лице любовь, таившуюся в сердце молодого человека, – любовь к его дочери.

Обычно профессор Портер был слишком занят своими собственными учеными мыслями, чтобы замечать мелкие факты, случайные слова, которые бы давно подсказали всякому другому, что молодые люди все ближе и ближе тяготеют друг к другу. Теперь он стал припоминать все, одно за другим.

– Как хотите, – согласился он наконец.

– Вы можете рассчитывать также и на меня, – заявил м-р Филандер.

– Нет, мой дорогой старый друг, – возразил профессор Портер, – всем нам идти не следует. Было бы большой жестокостью оставить бедную Эсмеральду здесь одну; да и всем троим не достигнуть большего результата, чем одному. Без того достаточно уже мертвых в этом жестоком лесу. Пойдемте, господа, попытаемся немного заснуть.

XIX

ЗОВ ПЕРВОБЫТНОСТИ

С того времени, как Тарзан, приемыш обезьян, ушел из племени больших антропоидов, оно было раздираемо постоянными распрями и ссорами. Теркоз оказался жестоким и капризным царем; многие из более старых и слабых обезьян, на которых он чаще всего привык обрушивать свой зверский нрав, ушли далеко вглубь страны, забрав с собой свои семьи, в поисках тишины и безопасности.

Но, наконец, и оставшиеся были доведены до отчаяния постоянными придирками Теркоза, и тут один из них вспомнил прощальный совет Тарзана.

– Если у вас будет жестокий повелитель, – сказал он, покидая их, – не поступайте так, как поступают другие обезьяны, – пусть никто из вас не пытается восстать против него в одиночку. Вместо того, пусть двое, или трое, или четверо соберутся вместе и все сразу нападут на него. Тогда ни один властитель не осмелится быть иным, чем ему следует, потому что четверо всегда справятся с любым вождем.

Вспомнив этот мудрый совет, обезьяна повторила его многим из своих товарищей, так что, когда Теркоз вернулся домой, то его ждал теплый и дружный прием.

Особых формальностей не было. Как только Теркоз приблизился к сборищу, пять огромных волосатых зверей бросились на него.

В душе Теркоз был отъявленным трусом, какими обыкновенно бывают нахалы и среди обезьян, и среди людей. Поэтому Теркоз не принял боя, исход которого был для него ясен, но вырвался и скрылся в ветвях деревьев.

Он сделал еще две попытки вернуться в племя, но всякий раз на него нападали и прогоняли его. Наконец, поняв, что его никогда не примут обратно, он ушел в джунгли, горя ненавистью и бешенством.

Несколько дней он там без цели бродяжничал. Гнев его все разрастался, и он искал какое-нибудь слабое существо, на котором он мог бы излить всю душившую его злобу.

В таком состоянии духа это ужасное человекоподобное чудовище, перекидываясь с ветки на ветку, неожиданно встретило в джунглях обеих женщин.

Он был как раз над ними, когда заметил их. Первое указание на его присутствие Джэн Портер получила только тогда, когда большое волосатое тело прыгнуло на землю рядом с нею, и она увидела его страшную образину, его оскалившийся отвратительный рот, не дальше фута от себя.

Пронзительный крик вырвался у Джэн, когда рука зверя схватила ее за плечо. Потом она увидела ужасные клыки, которые разверзлись над ее горлом. Но прежде, чем они коснулись прекрасной кожи, антропоид уже передумал.

Его жены остались в племени. Он должен заменить их другими. Эта белая безволосая обезьяна будет первой в его новом хозяйстве. Он грубо вскинул ее на свои волосатые плечи и вспрыгнул на ветку, готовя Джэн участь, которая в тысячу раз хуже смерти.

Крик ужаса негритянки раздался только один раз вместе с криком Джэн Портер, а потом, – как это всегда полагалось у Эсмеральды в критических моментах, требовавших полного присутствия духа, – она упала в обморок.

Но Джэн Портер ни разу не теряла сознания. Правда, что страшная образина, прижимавшаяся близко к ее лицу, и зловонное дыхание, обдававшее ее ноздри, парализовали ее. Но сознание ее было ясно, и она понимала все, что происходило когда зверь нес ее. Все же она не кричала и не боролась. Внезапное появление обезьяны до такой степени сбило ее с толку, что ей стало теперь казаться, что ее несут к берегу.

Она решила сохранить свою энергию и силу голоса до той поры, когда увидит, что они достаточно близко от лагеря, чтобы привлечь оттуда столь желанную ей помощь.

Бедное дитя! Если бы она знала, что ее несут все дальше и дальше в непроходимую глушь джунглей!