Марк Твен - Прогулка заграницей Страница 47

Послѣ ужина мы тронулись далѣе внизъ, вдоль по ущелью. Оно прекрасно, главнымъ образомъ, вслѣдствіе соединенія мягкой красоты лѣсного пейзажа съ дикимъ видомъ безплодныхъ скалъ. Быстрый горный ручей съ шумомъ бѣжитъ по ущелью, то пропадая въ узкихъ расщелинахъ скалъ, то ниспадая цѣлымъ рядомъ каскадовъ. Пройдя послѣдній изъ этихъ маленькихъ водопадовъ, стоитъ обернуться, чтобы полюбоваться чуднымъ зрѣлищемъ: передъ вами всѣ водопады въ видѣ громадной лѣстницы съ семью уступами, бѣлѣющими отъ пѣны и сверкающими на солнцѣ огнями и брилліантами — картина настолько же прекрасная, какъ и своеобразная.

ГЛАВА XXIII

Мы были убѣждены, что до Оппенау можно дойти въ одинъ день, и вотъ, чтобы провѣрить это на опытѣ, мы рѣшили выйти на слѣдующее утро тотчасъ послѣ завтрака. Дорога все время шла внизъ подъ-гору, а погода стояла великолѣпная. Заведя педометръ, мы легкимъ и мѣрнымъ шагомъ пустились по горному склону, съ наслажденіемъ вдыхая благовонный, свѣжій утренній воздухъ; въ эту минуту мы желали только одного: вѣчно идти такъ по этой дорогѣ въ Оппенау, и, придя туда, снова пуститься въ тотъ же самый путь.

Очарованіе пѣшей прогулки: заключается не въ самой ходьбѣ и не въ живописныхъ окрестностяхъ, но въ болтовнѣ. Ходьба хороша тѣмъ, что заставляетъ быстрѣе обращаться вашу кровь, возбуждаетъ умственную дѣятельность к придаетъ охоты работать языкомъ; красивые виды и смолистый запахъ лѣса, лаская глазъ и обоняніе, вызываютъ у васъ хорошее настроеніе духа; но высшее наслажденіе заключается въ болтовнѣ, въ той болтовнѣ, для которой всѣ сюжеты какъ умные, такъ и глупые, одинаково хороши. Тутъ дѣло не въ сюжетѣ, а въ томъ только, чтобы имѣть возможность шевелить губами и языкомъ передъ сочувствующими и внимательными ушами.

А какую массу разнообразныхъ сюжетовъ можно затронутъ въ теченіе одного дня пѣшей прогулки! Въ такомъ разговорѣ нѣтъ ни выпученности, ни натянутости, легко и свободно переходитъ онъ съ одного предмета на другой, такъ что собесѣдникамъ никогда не придется застрять на какомъ-нибудь одномъ сюжетѣ и пережевывать его до полнаго отвращенія. Въ теченіе первыхъ пятнадцати или двадцати минутъ мы переговорили въ это утро обо всемъ, что только знали, а затѣмъ пустились въ безграничную, завлекательную область того, чего мы не знаемъ.

Гаррисъ сказалъ, что если писатель, хотя бы самый знаменитый, пріобрѣтаетъ скверную привычку удваивать вспомогательныя глаголы, онъ перестаетъ его читать. По его словамъ, чуть ли не въ каждомъ номерѣ любой англійской газеты, а равно и въ большинствѣ нашихъ книгъ на каждомъ шагу можно натолкнуться на подобные стилистическіе перлы. Не безупречнымъ этомъ отношеніи даже грамматика Киркхама и самъ Жаколей. По мнѣнію Гарриса, гораздо приличнѣе молочный зубъ во рту взрослаго человѣка, чѣмъ всѣ подобныя удвоенія.

Послѣднее замѣчаніе дало намъ поводъ перейти къ зубоврачебному искусству. Я сказалъ, что, по моему мнѣнію, большинство людей болѣе боятся выдернуть себѣ зубъ, нежели перенести настоящую операцію, а что касается до крика и стоновъ, то въ первомъ случаѣ ихъ несомнѣнно будетъ гораздо болѣе, чѣмъ во второмъ. Философъ Гаррисъ отвѣтилъ на это, что крику ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ не будетъ, если паціентъ будетъ находиться передъ публикой.

— Когда наша бригада, — сказалъ онъ, — стояла разъ лагеремъ у Потомака, насъ часто тревожили первое время какіе-хо ужасные, душу раздирающіе крики. Оказалось, что это кричатъ солдаты, которымъ вырывали зубы въ палаткѣ, изображавшей нашъ походный лазаретъ. Врачи, однако, скоро нашли, какъ помочь горю: они начали производить эту операцію на открытомъ воздухѣ, и крики разомъ прекратились, по крайней мѣрѣ, со стороны оперируемаго. Въ обычный часъ, когда производились эти операціи, около стула, на которомъ возсѣдала жертва, ожидая лекаря, собиралась громадная толпа солдатъ, человѣкъ около пятисотъ, которые, только-что лекарь накладывалъ на зубъ больного свой ключъ, разомъ хватались за щеки и, прыгая на одной ногѣ, поднимали изо всей силы своихъ легкихъ такой страшный вой, что изъ-за него не было слышно стоновъ больного! Да онъ не сталъ бы кричать и въ томъ случаѣ, еслибъ ему голову отрывали. Врачи говорили, что паціенты, глядя на этихъ шутниковъ, зачастую со смѣху помирали, несмотря на сильную боль, и ни одинъ изъ нихъ не крикнулъ за все время, пока вырываніе зубовъ производилось на открытомъ воздухѣ.

Отъ дантистовъ разговоръ перешелъ къ докторамъ вообще, отъ докторовъ къ смерти, отъ смерти къ скелетамъ и такъ далѣе; легко и непринужденно переходилъ у насъ разговоръ съ предмета на предметъ, пока, наконецъ, бесѣда о скелетахъ не вызвала въ моей памяти образъ нѣкоего Никодима Должа, съ которымъ мнѣ пришлось сталкиваться лѣтъ 25 тому назадъ и котораго я успѣлъ давно позабыть. Когда я былъ еще ученикомъ въ одной изъ типографіи въ Миссури, къ намъ зашелъ однажды какой-то нескладный, длинноногій деревенскій парень лѣтъ около шестнадцати.

Не вынимая рукъ изъ глубины кармановъ своихъ штановъ и не снимая жалкихъ остатковъ истрепанной шляпы, поля которой тряпками свѣшивались ему на глаза и на уши, подобно изъѣденнымъ червями капустнымъ листьямъ, онъ равнодушно обвелъ глазами всю комнату, прислонился къ столу издателя и, скрестивъ на груди свои могучіе кулачищи, прицѣлился въ пролетавшую мимо него муху. Мгновеніе спустя муха была наповалъ убита струею слюны, пущенной этимъ ловкимъ парнемъ сквозь дырочку въ верхнемъ его зубѣ.

— Гдѣ здѣсь хозяинъ? — спросилъ онъ затѣмъ спокойно.

— Я хозяинъ, — отвѣчалъ издатель, съ любопытствомъ оглядывая съ головы до ногъ этотъ курьезный образчикъ.

— Не нужно ли вамъ человѣка для вашего дѣла? Быть можетъ, вы возьмете меня?

— Не знаю. А развѣ вы хотите выучиться этому дѣлу?

— Отецъ очень бѣденъ и не можетъ болѣе содержать меня, вотъ я и хочу попытать что-нибудь дѣлать; чѣмъ именно заняться — для меня безразлично; я здоровъ и силенъ, и не откажусь ни отъ какой работы какъ легкой, такъ и тяжелой.

— Умѣете вы читать?

— Да, но плохо.

— Писать?

— Умѣю.

— Считать?

— Не настолько, чтобы вести отчетность, но двѣнадцать на двѣнадцать умножить сумѣю.

— Откуда вы?

— Я сынъ стараго Шельби.

— Къ какому религіозному обществу принадлежитъ вашъ отецъ?

— Обществу? О, онъ кузнецъ.

— Нѣтъ, я не о ремеслѣ спрашиваю. Какого религіознаго общества онъ состоитъ членомъ?

— А, я и не понялъ васъ сразу-то. Онъ свободный каменьщикъ.

— Да нѣтъ, вы опять меня не поняли. Я хочу знать, къ какой онъ принадлежитъ церкви?