Анатолий Днепров - «Мир приключений» 1963 (№09) Страница 47

Конечно, не так трудно было промямлить какую-нибудь общепринятую фразу покаяния. Начальники, вообще говоря, жалостливы к кающимся. Но Шубину это как раз было трудно. По-честному он не мог бы так.

Слишком сильна была его вера в себя, чтобы поступиться ею без борьбы. И эту веру он, как правило, переносил на своих подчиненных. Павлов был надежен, так считал Шубин.

Это не значит, однако, что Шубин не был требователен по службе. Наоборот! По требовательность и недоверчивость — вещи разные.

Шубин не уставал повторять своим офицерам, что на войне, да и вообще в жизни, очень важна инерция удачи, иначе говоря — неустанно вырабатываемая привычка к счастью. Нельзя допускать необоснованных сомнений в себе, колебаний, самокопании.

Горький сказал: “Талант — это вера в себя, в свои силы”. По почему горьковские слова применимы лишь к писателям, а не ко всем людям, к представителям различных профессий, в том числе и военным морякам?

Лет семь или восемь назад учебный корабль, па котором проходили практику курсанты четвертого курса, втягивался в устье Северной Двины. Шубин выполнял обязанности вахтенного командира. Рядом, на мостике, стоял профессор Грибов, который был начальником практики.

В данном случае, вероятно, вполне уместно было бы вызвать с берега лоцмана. Но Грибов не сделал этого.

Он приказал передать семафором: “Прошу разрешения лоцмана не брать. На мостике — практикант. Не хочу портить характер будущего офицера”.

И Шубин навсегда запомнил это…

Он отмахнул рукой плававшие над столом клубы дыма, заглянул в лицо Павлову:

— Ну-ну! Не будем падать духом. Будем трезво рассуждать. Если не мы с тобой виноваты, то кто же тогда виноват? Компас?

Да, выбор невелик: либо командир катера, либо компас,

— Кстати, вспомни, шли на одном магнитном. Гирокомпас выбыл из строя еще на подходе к притопленному кораблю.

Павлов угнетенно кивнул.

Итак, на подозрении магнитный компас.

Шубину представилось, как Грибов в задумчивости расхаживает взад и вперед у своего столика в аудитории.

“Разберем, — начинает он. — случаи с бывшим курсантом нашего училища Шубиным. Будем последовательно исключать одно решение за другим…”

Далее Грибов, наверно, сказал бы о пейзаже.

“На войне, — учил он, — пейзаж перестает существовать сам по себе. Все, что совершается в природе, может влиять на ход событии и должно обязательно приниматься в расчет навигатором”.

Но что совершалось и природе перед аварией? Море было штилевое. Из-за туч проглядывала луна.

Если бы компас соврал где-нибудь на Баренцевом море, полагалось бы учесть в догадках северное сияние.

С давних времен сохранилась поморская примета: “Матка (компас) дурит на пазорях”, то есть при северном сиянии. Ведь сполохи на небе подобны зарницам: те возвещают о грозе, эти — о магнитной бурс. Порыв магнитной бури, бушующей в высоких слоях атмосферы, невидимое “дуновение”, может коснуться стрелки магнитного компаса и отклонить ее, а вслед за нею и корабль от правильного курса.

Но авария произошла не на Баренцевом, а на Балтийском море. Здесь северные сияния редки.

Робкий стук в окно.

— Кто?

— Боцман беспокоит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! Ужинать будете с товарищем гвардии лейтенантом?

— Хочешь есть, Павлов? Нет? И я нет. Спасибо, Фаддеичев, не надо ничего!

— Как же так: и обедали плохо и ужинать не будете?.. — Долгий соболезнующий вздох. — Англичанину передать, чтобы завтра пришел?

— Да! Завтра. Всё завтра!

Слышно, как боцман топчется под окном. Потом тяжелые шаги медленно удаляются.

Через полчаса опять стук, на этот раз в дверь.

— Кто там еще?

— Открой! Я.

Князев перешагнул через порог и остановился.

— Ух! Накурили как! Что же без света сидите? Вечер на дворе.

Павлов встал и зажег керосиновую лампу над старомодным четырехугольным колпаком. Полосы дыма медленно поползли мимо лампы к открытой форточке.

— Не надумали еще?

— Кружим пока, — неохотно ответил Шубин. — Ходим вокруг да около.

— Вокруг чего?

— Да компаса магнитного. Вокруг чего же еще?

— Ага! Ведь вы при одном магнитном остались. Гирокомпас-то растрясло?

— Вышел из строя, пока самолет нас гонял. То и дело стопорили ход.

Пауза.

— Не сдвинули ли мягкое железо?

— На выходе я определял поправку. Компас был исправен.

— Может, в карманах было что-нибудь, что могло повлиять на девиацию: нож, ключи, цепочка?

Мысленно Шубин и Павлов порылись в карманах. Нет, во время похода металлического не было ничего. Шубин невесело усмехнулся:

— Вспомнил шутку профессора Грибова, единственную, которую слышал от него за все четыре года обучения: “Без опаски можно подходить к компасу только в одном-единственном случае — обладая медным лбом. Медь не намагничивается”.

— Слушай! — Князев быстро повернулся к Павлову. — А не взял ли ты случаем какой-нибудь металлический трофеи?

Шубин насторожился:

— Что имеешь в виду?

— Почему-то вообразилась ракетница. Мог же Павлов взять на транспорте что-нибудь на память, ну, скажем, ракетницу. Потом по рассеянности положил ее рядом с магнитным компасом и…

— Какие там ракетницы, что вы! — Павлов обиженно отвернулся. — Совсем за мальчика меня считаете?

— Да, металлического не взяли, ничего, — подтвердил Шубин. — Боцман лишь немного компота прихватил. Но ведь компот на девиацию не влияет.

Никто не улыбнулся его шутке.

— Минные поля! — торжественно изрек Князев. — Компасы крут на минных полях!

— Но их не было на пути. В Ригулди остались карты минных постановок. Я смотрел.

Павлов выдвинулся вперед и понес чепуху. Он забормотал что-то о секретном магнитном оружии.

Князей только вздохнул. Но Шубин слушал, не прерывая.

Пламя в лампе мигало и подпрыгивало. По стенам раскачивались длинные теми, похожие на косматые водоросли.

— Не меняют ли немцы, — говорил Павлов, — магнитное поле у берега? Не уводят ли корабль с помощью магнитной ловушки на прибрежные камни?

— Гм! — сказал Князев.

— Нет, вы вдумайтесь! Немцы знали уже о предстоящем отступлении. Вот и спрятали у берега нечто вроде магнитного спрута. Условно называю его спрутом. Но, возможно, у него были такие щупальца, особые антенны, что ли. Когда корабли проходили мимо и попадали в зону его действия…

Павлов поднял глаза на своих собеседнике: и осекся. Шубин молчал. Но лицо Князева сморщилось, словно бы он хлебнул какой-то кислятины.