Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский Страница 47

И это было правдой, герцогиня давно приметила за Джоном такой грешок. Она молча согласилась с леди Дженнет и сказала:

— Держите меня в курсе, моя дорогая.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 24

⠀⠀ ⠀⠀

После чего леди Рэндольф откланялась. А леди Кавендиш кнопкой вызвала к себе дворецкого и, когда тот появился в кабинете, распорядилась:

— Джеймс, пошлите телеграмму коммодору Винтерсу, напишите, что я буду рада видеть его сегодня у себя на обеде.

— Стол накрывать на три персоны? — поинтересовался слуга. Он явно хотел знать, будет ли приглашён к обеду, кроме герцогини, её супруга сэра Невилла и командира линкора коммодора Винтерса, ещё кто-нибудь, например, леди Рэндольф или консул Грей.

— На три, — произнесла герцогиня. — Не забудьте, Джеймс, коммодор пьёт ром, ох уж эти их флотские причуды.

— Я буду помнить об этом, миледи. Желаете ли внести какие-то изменения в меню, миледи?

— Нет, просто прикажите повару, чтобы ростбиф придержали в духовке чуть больше обычного, коммодор любит среднюю прожарку.

— Я распоряжусь, миледи.

Когда он ушёл, леди Джорджиана с удовольствием вернулась за свой стол, к большой плоской коробке, к увеличительному стеклу под яркой лампой, к толстому и красочному каталогу. Она подняла крышку коробки, а там, переливаясь всеми цветами радуги и искрясь, лежали «её дети», как она сама их называла, то есть самые красивые драгоценные камни, до которых герцогине удалось добраться. Настоящие дети этой женщины давно умерли, умерли и все её внуки, умерли почти все правнуки и, что было особенно прискорбно, так это то, что среди всех её потомков не нашлось ни одной одарённой женщины. Увы, дар ментала нельзя было передать по наследству, как титул, или векселя банка, или сундук с золотом. К тому же среди её праправнуков уже не было тех, кого она могла, вернее хотела, считать своими близкими. Почти все эти люди, находясь с нею в прямом родстве, вызывали у герцогини лишь головную боль. Они все чего-то от неё хотели, им постоянно было что-то нужно, родственники втягивали её в какие-то ненужные ей дела, приглашали на свадьбы и именины, просили денег, конечно же, «в долг», или утрясти возникшие проблемы, но никаких чувств к ним почтенная леди не испытывала, ну, за исключением одного праправнука, юного очаровашки Дарси Галахера. Но это был как раз тот случай, когда играло роль обаяние юноши, а не родство с ним. Жадные и настырные потомки её больше раздражали, чем вызывали в ней желание что-то сделать для них. Она отгородилась почти от всех родственников и никого к себе не допускала — конечно, кроме упомянутого выше красавчика Дарси и её правнука лорда Кавендиша, с которым она часто виделась по делам партии. И посему у герцогини осталось всего три увлечения. Служение короне, эта её работа была интересна и к тому же сулила много возможностей. Второе её увлечение — это принадлежность к партии вигов, сие пристрастие она заимствовала у своего первого мужа, герцога Девонширского, и так с ним и не рассталась, даже когда похоронила ненасытного супруга. И главной страстью герцогини, ну, если не считать последнего её мужа, к которому, кстати, она стала последнее время охладевать, были камни. Дорогие, роскошные, уникальные камни, о которых могли мечтать только весьма, весьма состоятельные люди этого мира. Венцом её коллекции был красный алмаз, роскошный красный алмаз «Дон Энрике», тут комментировать было нечего. Любой красный алмаз не нуждается в комментариях. Ещё она была хозяйкой пары великолепных сапфиров, без всякого преувеличения достойных короны любого европейского венценосца, и массы других, менее редких, но всё равно великолепных камней. Но вот с чем было не очень хорошо в её коллекции, так это с рубинами. Те три рубина, что она имела, были очень хороши, ни один из них не имел и намёка на коричневый оттенок, все они чистые, все были крупными, все были бирманскими, и любой из них стоил целое состояние, но среди них не было ни одного, который можно было причислить к камням цвета «голубиная кровь». И вот как раз сейчас она нашла один такой камень. Здесь в Гамбурге, находился филиал одной компании, клиенткой которой леди Джорджиана была уже много лет. Но то было в Лондоне. И сейчас, вернее, утром за кофе, она, разглядывая новый атлас-каталог этой компании, на главном развороте увидала тот рубин, который был ей нужен, который она искала много лет. «Рубин «голубиная кровь» четырнадцать карат. Сияние — оттенок синий. Происхождение — Бирма». За огранку можно было не волноваться, огранщики компании «Мусаифф» были одними из лучших в мире. Как и следовало ожидать, ценника под тем камнем не было. Но леди Кавендиш не сомневалась: «Мусаиффы» попросят за этот камень тридцать тысяч фунтов, не меньше, вся их семейка — это паталогически жадное отродье. Эти пройдохи всегда просили максимум за свой товар. Максимум. И очень не любили торговаться; но всё дело было в том, что их товар всегда стоил тех денег, что они просили. Герцогиня в который уже раз за день взяла лупу и стала рассматривать разворот каталога. Но это было бессмысленно, фотография, картинка ничего показать ей больше не могла. Она хотела видеть камень своими глазами и поэтому, не отводя глаз от разворота каталога, нажала кнопку вызова слуги.

Но когда тот появился, вместо вопроса: «Что пожелаете, миледи?» он произнёс:

— Миледи, мистер Дойл просит его принять.

— Дойл? — герцогиня поморщилась от неудовольствия, так как эта дубина Дойл отрывала её от мыслей о прекрасном камне, но тут же и удивилась. Ведь не прошло и получаса, как он ушёл от неё. Наверное, произошло что-то важное, если он вернулся. — Проси его, Джеймс.

Видно, Джон стоял прямо за дверью, так как он появился почти сразу после разрешения, вошёл и, едва поклонившись, начал:

— Миледи, мы искали воскресшую девку, взяли её след и обнюхали всё, что можно, и след оборвался в районе Яхтафен, — он подошёл к стене, на которой висела карта города, и постучал ногтем в одном месте. — Вот где-то тут.

Леди Кавендиш молчала, давая подчинённому высказаться.

— Мы провели тут работу с местными, предлагали за информацию о девке десять талеров. Местный полицейский сразу пошёл на сотрудничество и проявил рвение, он прислал утром телеграмму, я как раз зашёл на телеграф проверить, нет ли чего, и вот она, — Дойл прошёл к столу и положил перед своей начальницей на стол кусочек бумаги, на котором было написано: «Докладываю,