Иосиф Ликстанов - Зелен камень Страница 48

— А Таня Проскурникова? — тихонько напомнила Ниночка.

— Какие глупости! Павел помог ей в дипломной работе и…

— И она влюблена в него! Эта Танечка — штучка! Прекрасно отделалась от работы на периферии и устроилась в нашей проектной конторе. Я знаю, что Павел тебя любит, и смешно было бы не любить такую девушку, но Таня ведь тоже не дурнушка, как ты думаешь?

— Зачем ты все это! — со страданием в голосе проговорила Валентина. — Если даже она вызвала Павла, то он ни при чем! Я убеждена в этом! Он был твердо уверен, что мама действительно больна.

— Да разве я говорю, что он «при чем»! — обняла ее Ниночка. — Успокойся, он, конечно, ни при чем, но Таня пожелала его увидеть и подвела человека. Почему он молчит, почему не скажет все, как было, как есть?

— Что ты! Чтобы Павел оправдывался, затрагивая имя женщины!

— Да, то же самое подумала и я. Ведь он так щепетилен… А может быть, он и не успел дознаться, кто его вызвал, может быть и сама Танечка набезобразила да и испугалась, не объявилась ему. Так или иначе, но нужно, чтобы Танечка сказала всю правду. Идем!

Она за руку потащила Валентину в кабинет отца, нырнула в громадное кожаное кресло, перелистала настольный алфавитный блокнот, поставила телефонный аппарат себе на колени и набрала нужный номер — она любила говорить по телефону с комфортом и не считаясь с временем.

— Константин Иванович? — спросила она. — Говорит Нина Колыванова. Простите, что звоню на службу… Папа? Нет, папа еще не вернулся из Москвы. Ждем со дня на день. Но в данном случае я обращаюсь к вам как просительница. Разрешите начать? Прежде всего мне нужно сегодня возможно скорее поговорить с управляющим трестом в Новокаменске. Возможно это?.. Спасибо… Теперь второе дело. Передо мной лежит телеграмма, посланная из Горнозаводска в Новокаменск. Куда девается подлинник телеграммы?

Выслушав ответ, она удовлетворенно кивнула головой:

— Итак, ничто в природе не пропадает, и если на руках имеется телеграмма, то найти подлинник очень просто. Читаю: «Горнозаводск, тридцать семь…» Что это значит? Номер почтового отделения… Прекрасно! А это? Номер, за которым была принята телеграмма?.. Так вот, я прошу достать и показать мне подлинник. Кому адресована телеграмма? Инженеру Расковалову и подписана фамилией моего отца. Почему нельзя? Тайна переписки?..

Она долго слушала своего собеседника, сжав губы и наморщив лоб.

— Но, Константин Иванович, ведь я не требую от вас ничего противозаконного! Неудобно говорить об этом по телефону, но нужно уличить одну девчонку в хулиганском поступке. Да, да, чисто романическое происшествие. А мы не могли бы сделать так: первое — вы прикажете доставить вам подлинник; второе — мы с подругой придем к вам и все расскажем, все до последней черточки; третье — вы, в зависимости от того, что вам подскажет сердце, либо позволите мне взглянуть на подлинник, либо прогоните. Так как же?.. Спасибо, миллион раз спасибо! Значит, на переговорный пункт мы явимся в четыре тридцать, к вам, в управление связи, в пять часов. — Она положила трубку. — Милейший человек этот дядя Костя, старый друг моего папочки!

— Зачем ты попросила разговор с Новокаменском?

— Хочу узнать, что думает управляющий насчет исчезновения Павла.

— Удобно ли это? — встревожилась Валентина.

— Удобно, потому что я не верю в это исчезновение! Это не по-расковаловски.

Она увела Валентину в свою комнату, заставила ее прилечь и села рядом.

— Знаешь, нам с тобой повезло на женихов, — сказала она задумчиво. — Твой Павел и мой Федька стоят друг друга. Уморительный Федька! Как он хочет, чтобы я перебралась к нему! Ему дали квартиру из двух комнат, он купил мебель, все устроил, на днях приехал…

Ну да, в тот же день, когда приехал Павел Петрович, и — подумай! — стал пугать меня: там глубокая тайга, там мошкара. А там есть хороший клуб, кино, там множество инженеров, техников, там вырос новый громадный завод, на реках электрические драги, на местном руднике есть два проходчика-лауреата… Уверена, что найду там интересную, живую работу. А Федька меня пугает! Смешной, правда? Да если бы действительно была совершенная глушь, разве я не пошла бы за моим Федькой! И разве ты не пошла бы за Павлом!

— Да! Хоть на край света.

— Усни полчаса!

— Я не смогу, Ниночка…

Она посмотрела на часы: было около двух. Показалось, что ее отделяет от посещения почтамта целая вечность. Валентина подумала, что она приближается к самому страшному моменту в ее жизни.

4

На все вопросы Никита Федорович отвечал отрицательно: он решительно не верит, что Павел Петрович Расковалов знал об отношении его отца к Клятой шахте; он также не верит, что Расковалов виноват в истории с его вызовом в Горнозаводск. Когда же товарищ Параев, усмехнувшись, «в частном порядке», как он выразился, поставил вопрос, настолько ли Самотесов верит Расковалову, что сейчас же дал бы ему поручительство в партию, Никита Федорович побагровел.

— Ну уж коли разговор не под протокол пошел, так я могу сказать, что вы довольно странно вопрос ставите, — ответил он угрюмо. — Да, был у нас разговор с Расковаловым о рекомендации. Рекомендацию я, конечно, ему сейчас не дам. В партию веди человека без пятнышка, чтобы о нем никто плохого слова сказать не мог или посомневаться. А как только дело прояснится, поручусь с милой душой…

Молодой человек, покоробленный неожиданной резкостью его ответа, выслушал Никиту Федоровича с принужденной усмешкой и пожалел, что повел разговор «не под протокол». Самотесов, вместо того чтобы следить за выражением лица Параева, глядел в сторону, перекладывая с ладони на ладонь справочник по горным работам.

Молодой человек курил, внимательно рассматривая пепел на папироске.

В землянке наступило молчание, впрочем не надолго.

— Итак, вы, как и при первой нашей встрече в Кудельном, продолжаете считать, что возня, как вы это называете, вокруг Расковалова — дело вредное, — преувеличенно спокойно отметил Параев. — А не правильнее ли считать вредным то, что некоторые товарищи упорно продолжают закрывать глаза на вещи, заслуживающие пристального внимания?

Разговор опять пошел официальный. Никита Федорович переспросил:

— Простите, вы это о чем?

— Хотя бы о том, что вы упорно стараетесь обратить в шутку все разговоры людей, видевших в разное время инженера Расковалова в местах совершения вредительских актов. Вы пытались даже отучить вахтеров от этих разговоров. Чем все это объяснить? Не слишком ли далеко зашло ваше доверие?