Джакомо Казанова - Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 2 Страница 48

По дороге я посетил Магдебург и его крепость. Генерал Бек снабдил меня рекомендательными письмами к губернатору, достигшему уже шестидесятилетнего возраста, но, несмотря на это, сохранявшего вкус к беспечной жизни. Благодаря его стараниям, крепость превратилась в игорный дом и бордель одновременно. Повсюду были расставлены карточные столы, кровати и буфеты. Одна из тамошних дам делала мне авансы, но урок, полученный в Лондоне, превратил меня в целомудренного Иосифа.

Я ухитрился сохранить здоровье и наполнить кошелёк, так что приехал в столицу Пруссии в отменнейшем самочувствии и экипированный как нельзя лучше. Остановился я в гостинице “Город Париж”. Сие заведение, пользовавшееся тогда большой известностью, содержала француженка мадам Рюфэн. Кроме табльдота она каждый вечер устраивала ужины, на которые приглашались лишь знатные особы. Мадам Рюфэн оказала мне честь, включив и меня в их число. Среди этого общества я увидел барона Триделя, родственника курляндского герцога; маркиза де Бирона, отличавшегося галантностью обхождения, и некого Ноэля, весьма меня заинтересовавшего. Он был фаворитом прусского короля и его поваром. Удерживаемый во дворце этими обязанностями, он редко обедал у мадам Рюфэн, своей близкой приятельницы — Великий Фридрих не притрагивался ни к каким другим блюдам, кроме приготовленных Ноэлем.

Прежде всех остальных я посетил Кальсабиги. Это был младший брат того самого, с коим в 1757 году я учредил лотерею Военной Школы. Кальсабиги покинул столицу Франции и сначала приехал в Брюссель, дабы устроить там такую же лотерею. Несмотря на покровительство графа Кобениля, он разорился, и было объявлено о его банкротстве. Вынужденный бежать, он появился в Берлине вместе со своей женой, которую называли генеральшей Ламот, и представился Фридриху. Король одобрил его проекты, учредил в своём государстве лотерею и назначил Кальсабиги государственным советником. Королю был обещан годовой доход в двести тысяч талеров, а сам распорядитель получал десять процентов со сбора, причём вся администрация содержалась за счёт правительства. В течение двух лет всё шло хорошо, и Кальсабиги был удачлив в своих тиражах. Но король, знавший о возможности катастрофы, неожиданно объявил распорядителю, что оставляет лотерею на его счёт. Это произошло как раз в день моего приезда.

— Я в величайшем затруднении, — обратился ко мне Кальсабиги, — Его Величество приказал уведомить публику об этом решении через правительственные объявления, но для меня это равносильно тому, чтобы оповестить о своём банкротстве.

— А вы не сможете продолжать лотерею без королевской дотации?

— Для сего надобно изыскать два миллиона талеров.

— Но может быть, король изменит решение?

— Мне известна ваша ловкость, господин Казанова, не возьмётесь ли вы за это щекотливое дело:

— Я не могу льстить себя надеждой на успех.

— Но я вспоминаю ваши подвиги семь лет назад. Ведь сумели же вы убедить весь совет Военной Школы.

— Я предпочту иметь дело с двадцатью другими персонами, чем с одной, подобной Его Величеству.

— Если вы преуспеете, обещаю вам двенадцать тысяч талеров в год.

Предложение показалось мне соблазнительным, и я обещал Кальсабиги заняться его делами. Последний королевский тираж был назначен на следующий день, и я рассчитывал использовать его в качестве доказательства перед королём своей теории. К несчастью, лотерея принесла убыток в двадцать тысяч талеров. Мне рассказали, что Фридрих, узнав об этом, выразил удовлетворение незначительностью потери. Кальсабиги чувствовал себя окончательно уничтоженным и, дабы подбодрить его, я сообщил ему, что лорд Кейт, фаворит короля, даёт мне аудиенцию этим же вечером. Милорд встретил меня с распростёртыми объятиями и сразу же спросил, не собираюсь ли я обосноваться в Берлине.

— Я был бы несказанно счастлив служить столь великому государю и надеюсь на покровительство Вашего Сиятельства.

— Моё посредничество может оказаться для вас скорее помехой. Его Величество не полагается ни на чьи советы — он всегда хочет составить собственное мнение, и ему часто случалось обнаруживать достойные качества у людей, осуждённых обществом. Вам лучше просто написать королю и попросить аудиенции. А там уж, ежели захотите, можете сослаться на меня. Его Величество не преминет потом осведомиться о вас, и тут вы можете рассчитывать на мою дружбу.

— Но как же мне писать Его Величеству! Ведь я совершенно не известен ему, и он не удостоит меня ответом.

— Король отвечает последнему из своих подданных. Делайте, как я вам говорю.

Я последовал совету милорда, сочинил прошение об аудиенции и подписался своим именем, присовокупив “венецианец”. На следующий день я получил записку с подписью “Фридрих”, в которой сообщалось, что около четырёх часов король гуляет в садах Сан-Су си, и мне позволено предстать перед ним. Едва я успел явиться в назначенное место, как увидел в конце аллеи две фигуры: одну в партикулярном платье, другую — в униформе и высоких сапогах, но без эполет и знаков отличия. Это и был король. Впоследствии я узнал, что с ним находится его чтец. Монарх играл с левреткой, но как только заметил меня, быстро пошёл навстречу, выкрикивая:

— Вы господин Казанова? Что вам угодно? Поражённый подобным приёмом, я не нашёлся, как ответить.

— Ну, говорите же, ведь вы тот самый венецианец, который писал ко мне?

— Сударь, простите моё замешательство. Я не предполагал, что Ваше Величество... Милорд маршал говорил мне...

— Ах, так он вас знает? Хорошо. Пойдёмте на прогулку.

Я силился принять более уверенный вид и уже собирался заговорить о своём деле, как вдруг, резко сняв шляпу, он спросил, энергически жестикулируя:

— Нравится ли вам сад?

— Он великолепен.

— Я вижу, вы льстец. Версальские сады лучше.

— Несомненно, но лишь благодаря фонтанам.

— Вы правы. Я попусту истратил триста тысяч талеров, чтобы устроить здесь такие же.

— И ни одной струи? Это невероятно!

— Так значит вы, господин Казанова, ещё и гидравлический инженер?

Смущённый сим внушением, я опустил голову, не отвечая ни да, ни нет.

— Может быть, вы были и в морской службе? Сколько у вашей Республики военных кораблей?

— Двадцать.

— А войск первой линии?

— Около семидесяти тысяч.

— Это неправильно. Вы, верно, хотите рассмешить меня. Кстати, вы понимаете в финансах?

Быстрота следовавших друг за другом вопросов, реплики короля, кои прерывали мои ответы, и все его выходки лишь увеличивали моё смущение. Я почувствовал нелепость своего положения и, вспомнив, что более всех бывает освистан тот актёр, который не способен произнести ни слова, принял важную мину глубокомысленного финансиста и предложил объяснить для Его Величества теорию налогообложения.