Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход Страница 5

– Но как без Нью?

– Нью-Слюняев! Хорошо!

– Ну что, девчонки? Мистер Джекил в вашей душе победил мистера Хайда! Или наоборот!

– Они съели друг друга! Как змея съела свой хвост! И с тех пор у женщины нет души! Осталось тело! Мы можем осмотреть!

– Тело которое главнее души!

– Согласен!

– Ввести Твидалда и Твидалди! Свидетели! К барьеру!

– Они в бегах и в смуте повседневной!

– Всех разыскать! Подонков на колени! Кормить бамбуком!

– Всем трескать головою друг об друга! Чтоб знали!

– Чтоб искры пониманья и любви посыпались из глаз, как фейерверки!

– Пусть древний Йорк чудит подобно улью! Сегодня свадьба лучших из прекрасных!

– Внести дары – жемчужины сюда!

– Молнией кидается – на б. называется!

– Бог!

– Хи-хи-хи! Вы угадали, ваша светлость и…

– Есть слово и получше! Бог мужского пола, а эти особи женские!

– Час от часу не легче!

Глава 5

Эффект «Ярсогумбы»

А между тем я его Грёбаным Флиппером прозвал, за то, что он на самом деле классно волну рассекал, когда плавал, и откуда это у него взялось, ведь пришпиленный он городской житель? Но то, что это у него классно получалось – спорить не буду! Нет, вру, был ещё один несусветный талант, выпивал он классно, выпивал, что там спорить, как бог! Выпить он мог много, разного и нельзя сказать, чтобы при этом он не пьянел! Я как выпью, так потихоньку смирным становлюсь, а этот нет, наоборот становился. Он был такой немощный, пока не накатит, а как накатит, он такие брёвна в окна забрасывал! Людей швырял от себя! Любо-дорого было смотреть!

Это здорово, когда люди и без «Ярсогумбы» с рельсов слетают!

Пьянел, пьянел, конечно, страшно пьянел, и нельзя сказать, что до конца сохранял человеческий облик, нет, не сохранял! Однако, сколько бы он не выпивал, одно в нём оставалось неизменным, одно не подводило – амбивалентность его вкупе с толерантностью!!! Я бы добавил сюда пан-амбициозность! Дух времени, как сказал бы халтурщик Тукитукич вместе со своей зообнистской кодлой, стучал в его паруса и наполнял его ворота!

И видно было, что при этом он себя эдаким несусветным героем чувствовал, Биллом из Бунгало, и хотелось ему, чтобы девушки на него смотрели с улыбкой, ох, хотелось! А какое мне, собственно говоря, дело, кто чего чувствует, ведь от этого в мире ничего не меняется! Какое мне дело, как смотрит на себя со стороны какой-нибудь психоделический козёл!? Ну, какое? А он и был козёл! Коз-зёл!

– Амбивалентный. Архивалентный. Гипервалентный. Супервалентный. Моноволентность. Микровалент. Архимутация.

– Ампутация! Это я понимаю! Тяп – и всё! А архимутация тут при чём?

– Как при чём?

– При чём?

– Не мешай творческому процессу!

Вдали послышались удары в барабан и неясное горловое пение.

Я его смешил здорово, когда пересказывал своими словами какую-нибудь чудную дэвид-копперфильдовскую… ню, какую Бусч в своих речугах наговорил! Мне это ведь страшно нравилось! А ещё был иой комментарийс сугубо научных литературоведческих позиций, тут уж ноги выноси! Узнав, что он вплотную занимается фольклором и даже интересуется народной речью, включая мат, мы так погрузили его в стихию мата, которую знали в совершенстве, так глубоко погрузили, что когда он потом весь пьяный, заросший патлами и с огромным фингалом под глазом вернулся домой, жена отогнала его от детей. Очень креативный был тип! Восприимчивый, как чистый лист бумаги! Вот такие колотушки!

Он слушал и заводился с полоборота, и хохотал этаким идиотским детским смехом, что на него страшно было смотреть с медицинских позиций! С петушком даже! Соловей или даже колокольчик! Не знаю!.. Девушки не любят мужчин, которые могут смеяться таким педерастическим смехом! Его как-то описать даже трудно! Они судят о мужчине по тембру его голоса, и если тембр какой-то не такой, никакими деньгами их после не приманишь! Девки на самом деле очень сильные существа, они только кажутся слабыми, а на самом деле это волки в овечьей шкуре! Когда он заводился, то потом не было никакой возможности его остановить-он смеялся до полного изнеможения. Ржёт и ржёт себе! Ну, худой он был, это понятно, жил где-то на улице, и мне его иногда жалко становилось, и я тогда отводил глаза от его бледного лица.

«Карабкайся, лось! Мы здесь! Ждём-с!»

– Вот смотри, – говорил я ему, – Бусч, к примеру, вырвался из Белого Дома, вышел на улицу, разделся в Центральном Парке догола, и взял в руки дубину. И стал буянить, оскорблять АфроАрмериканский флаг и герб, а потом блеванул в Пиплию прямо в месте нагорной проповеди! Как ты думаешь, что по такому поводу скажет «Ивнин Ойл» или «Стандарт Пост»?

Он только мычал в ответ, так ему нравились эти романтические названия, типа Пикадилли, бля, Нью-йорк там стрит, …..его в …, Бродвей. Он бы даже в Гарлеме согласился жить, потому что название тоже неплохое! Неважно, что там негров полно и жизнь там в принципе невозможна! Нашёл бы там в какой-нибудь лавочке Дульцинею Биробиджанскую и зажил бы с ней новой замечательной жизнью. Люди не понимают своего счастья! Не знают, куда им идти и податься!

Читатель знает, как нужно обращаться с женщиной. Галантное, вежливое обращение никто ещё не отменял! Хоть все подзабыли, что это такое!

– Видел вот ту толстушку! Закадыка и чмошанка! Я скулю и падаю в обморок! Женись на ней! Будете вместе овсянку есть! Поставишь её раком! Поймёшь, что такое твоё счастье! Смотри, какие формы! У-ух! Алюля!

Он заржал, как мустанг с Дикого Запада и бросился бороться и обнимать меня. И по плечу хлопать, как пингвин! Дружески конечно! Мы были как дети, честное слово, как дети!

А девка была в точности, как Дульцинея у Сервантеса! Хотя я его и не читал толком!

В это время я стал учиться играть на пластмассовой дудке и достиг в этом немалых успехов. Лежу на пляжу и свищю себе!

Нищие любят философов и шутов, я это знаю. Тут метрах в десяти от нас через некоторое время случилась лихая драка, и двое типов не на шутку сисястую бабу никак поделить не могли, я уливался, пока комедия не стала уж слишком напоминать трагедию и тот, который поменьше здоровяка палкой по голове что было сил треснул. А тот успокоился сразу и сел на горячие камни, закрыв голову руками. И обмяк. А потом я вижу, мать честная, что-то не так! Я подумал сначала, что его полили кетчупом, но у него была пробита голова. Его перебинтовали, пока ждали скорую помощь, какой-то тряпкой от матраса, наверное. А потом он вдруг упал и стал метаться и корчи у него пошли, как у трупа, у меня сердце от этой картины упало. Все были в шоке, как дело заканчивается, никто не ожидал такого. Все были пьяные, как черти, и вдруг стали резко трезветь! А он стал ещё больше бредить, орать про какого-то Белого ангела в Пустные Смерти и про мормонские трусы какую-то чушь лепетать. Похоже, у него последние глюки начались, какие перед смертью у людей наблюдаются. Харон наверно уже для него лодку готовил там, на Стиксе! Наверно этого парня жахнули очень сильно, и наверно он к полудню не жилец будет. В море мы уже не лазили, а только над этим бедолагой стояли, да жену его утешали, как могли! Скорая помощь, появившаяся как нельзя кстати чаов через пять после случившегося, долго не могла на камни въехать, и пока они там шлялись с носилками, да с мешками, он затих. Гляжу – баба его на корточках плачет, тот, который палкой жахнул, тоже сидит белый весь под зонтиком. Перед ним уже нарисовались перекрещивающиеся решётки! Правда, когда его на носилки два санитара бросили, стало видно, что не весь дух из него вышибли, жив курилка, шевелится кое-как! Я потом слышал, что, несмотря на мои прогнозы, врачи его спасли, но умным от этого он явно не стал.

А когда его с пляжа волокли, в моём мозгу совсем не к месту зазвучала прелестная немецкая весёлая песенка о любви, не о такой любви, как сейчас, а о настоящей – «Comme Zurukh». И дивный голос полетел вослед этому бедолаге. Только он уже ничего не соображал!

Глядя на всё это зло, всегда творившееся вокруг, я всегда ощущал глухое отчаянье. Что люди делают с собой и окружающими, что делают! Ничего после них не остаётся, ни высоких чувств, ни изумительных произведений искусства, ни заводных песен!

Вот о чём я подумал. И настроение моё испортилось. Я был зол. Нашёл способ и позвонил сыну, который огорчил меня своей индифферентностью по отношению к преступным родственникам, которые ограбили меня, а потом разговаривал с бывшей женой, которая тоже оказалась преступницей, склонной не к наказанию преступников, а к их укрыванию. А тут ещё Фрич подвернулся. Он прекратил продавать свои страусиные хвосты и притащился ко мне, видя издалека и драку и её последствия.

Я посмотрел на него мутным взором и говорю: «Глистианин, а глистианин, а ты знаешь, что у кого раздавлены яйца, по научному – янтра и отрезан детородный член, тот не войдёт в царство небесное?»