Юрий Ясько - Загадка Скалистого плато Страница 5

— Спасибо. Больше ничего?

— Ничего, ничего, товарищ Туриев.

— Так вот, если вспомните еще что-нибудь, — позвоните мне по этому телефону, — Борис набросал цифры на листке бумаги, — я буду дома после шестнадцати часов.

Вазиева взяла листок бумаги, поджала губы, нахмурилась…

Директор дома быта приветливо встретил Туриева. На вопрос, где Смолин и Чарыев, развел руками и виновато сказал:

— Нет их на работе. Наверное, опять того… Золотые руки у ребят, но тяга к зеленому змию губит… Сейчас, одну минутку, — директор вышел из кабинета и вскоре вернулся. — Отдал распоряжение, чтобы Смолина и Чарыева вызвали. Вы подождете?

— Да. Все знают — пьют, а меры-то не принимаются, что ли. Соответствующая лечебница, кстати, расположена в трех километрах от Рудничного.

— На каждом собрании клянутся-божатся, что бросят. Примем самые жесткие меры… Вон, идут, — обрадовался директор, выглянув в окно.

В кабинет вошли двое молодых мужчин — и воздух в тесной комнате потяжелел от запаха перегара. Директор поморщился.

— Вот… Следователь хочет поговорить с вами, — обратился он к вошедшим. И к Туриеву: — Мне выйти?

— Нет, нет, почему же? Меня зовут Туриев Борис Семенович, а вас?

— Смолин.

— Чарыев.

— Уже заправились?

— Со вчерашнего не отошли, товарищ следователь, но клянусь — в последний раз, — воскликнул Чарыев, прижав ладони к груди, — сын проходчика Гусарова из армии вернулся, вот мы и отмечали событие.

— Вы этого мужчину вчера видели? — Борис положил на стол фотографию.

— А как же! В магазине встренулись, — сказал Смолин, — он папиросы покупал, «Нашу марку», десять пачек сразу купил.

— А вы — бутылку «зе-зе»?

— Зарема сказала? Ох, какая она все-таки.

— Мужчина с вами не разговаривал, когда вы вышли из магазина?

— Как же? Разговаривал. Он спросил, как ему добраться до тропы, что ведет на Скалистое плато. Смолин ответил, что мы туда не ходим, не знаем, тогда мужчина еще спросил: «А как на участок Ид попасть?» Я, Чарыев, ему сказал, что надо сесть на попутную машину, она и довезет. Мужчина улыбнулся и говорит: «Так тропа на Скалистое плато начинается в трех километрах от Рудничного — прямо с дороги на участок «Ид». Смолин предложил ему помощь — рюкзак донести до клуба горняков — там можно всегда попутную машину поймать, мужчина согласился, отдал Смолину рюкзак, сам закурил, мы и пошли к клубу.

— Рюкзак тяжелый был, вроде камнями набит, — заметил Смолин, — я сказал об этом мужчине, а он в ответ: «Примус там да канистра с бензином, вот и тяжелый». Подошли мы к клубу, мужчина поблагодарил нас, дал мне пять рублей и сказал: «Выпейте за мое здоровье, за мое счастливое восхождение на Скалистое плато». Потом аккуратно поставил рюкзак на землю у скамейки, подошел к памятнику, что в сквере стоит. Букет положил на могилу.

— Что за памятник?

— Одному геологу. Он в сороковом году в горах пропал. Зубрицкий Алексей Георгиевич. Мы с Чарыевым ушли к себе в общежитие.

— Значит, второй день прогуливаете?

— Да у нас отгулы, товарищ Туриев. Законные отгулы.

— Обычно туристы легко знакомятся с людьми. Мужчина не назвал своего имени?

— Нет, товарищ следователь. Я, правда, обратил внимание, что у него акцент какой-то, вроде — прибалтийский. Я в Риге работал, у латышей такой акцент.

— Вот еще что… Когда папиросы он покупал, цельную сотню Зареме протянул, — вмешался в разговор Чарыев, — я аж ахнул: впервые сто рублей одной бумажкой увидел.

В кабинет без стука вошла Вазиева.

— Извините, товарищ Туриев. Я к вам…

— Что-то вспомнили?

— Вчера тот мужчина…

— Расплачиваясь, протянул вам сто рублей одной бумажкой?

— Уже сказали? — разочарованно спросила Зарема.

— Хорошо, что пришли, — Борис протянул руку, — принесли деньги?

— Да, вот они, — Вазиева достала из сумочки ассигнацию, — возьмите. Только дайте расписку. Мой племянник собирается жениться, так я ему хотела подарить эти деньги.

— Подарите десятками. Или же пойдите в банк, попросите, вам укрупнят до сотни одной бумажкой. Спасибо, что пришли и принесли деньги. Вот вам расписка. До свидания.

Вазиева величаво вышла из кабинета.

— Будем честными и мы до конца, — Чарыев сцепил пальцы так, что они побелели. — Дал тот мужчина Смолину пять рублей, сбегал Леша в магазин, принес еще две бутылки «зе-зе», мы их в скверике и придавили… за упокой души бедного Зубрицкого… Мужчина сел в кабину машины горноспасателей, водителем был Митька Селезнев, хороший парень, он в Иде живет. Жена у него, трое детей.

— Митька — ударник, недавно орденом награжден, — пробормотал Смолин. — Ну, а если все до конца, то почему о рюкзаке молчишь?

— Да, да, — встрепенулся Чарыев, — проснулся я сегодня рано, еще пяти не было. Солнце только-только встало. Смотрю — на полу, под окном, рюкзак лежит, новенький совсем. Я его поднял, осмотрел. Ни пятнышка, ремни свежестью пахнут… Ну, я подумал, подумал и решил отдать рюкзак супруге проходчика Фарниева — они через дверь от нашей комнаты живут.

— Чуть свет уже побежал предлагать рюкзак? — усмехнулся Туриев.

— Нет, зачем? — обиделся Чарыев. — В семь утра я его отдал, за пятерку. Сима, жена Фарниева, часто нас выручает. Я тогда не подумал, а сейчас думаю: рюкзак тот самый, что за плечами у убитого был.

— Идемте немедленно к Фарниевым!

Сима Фарниева, худенькая, порывистая в движениях женщина, походила на подростка. Когда она разговаривала, ее подбородок решительно выдвигался вперед, глаза бегали с предмета на предмет.

Выслушав Туриева, она стремительно вышла из комнаты и через минуту вернулась с рюкзаком.

— Постирала я его. Еще не высох. — Укоризненно посмотрела на Чарыева. — Если бы я знала, что рюкзак не тебе принадлежит…