Лев Линьков - Большой горизонт Страница 5

Крутой каменистой дорогой мы поднимались от морбазы к небольшому поселку стандартных, привезенных с материка домиков. Десятый час был на исходе, а солнце все еще не могло осилить толщу низких серых туч, отчего все вокруг тоже казалось серым, унылым.

Голые скалы в заплатах лишайников, нагро­мождения камней, напоминающие развалины древнего города, и вокруг ни единого деревца, ни кустика, ни даже травинки!..

Дорога свернула влево, и в прямоугольной ска­листой выемке, словно в громадной раме, выри­совался конус вулкана, спрятавшего в тучах, свою вершину. Под ногами похрустывали об­ломки застывшей лавы.

— Ты не устала, Мариша? — спросил Баулин.— Давай-ка я тебя понесу.

Маринка помотала головой;

— Не, я сама.— И побежала вперед.

— Николай Иванович, а почему бы вам не от­править Маришу на Большую землю, к родным? Уж больно сурово у вас тут на острове.

— На будущий год отправлю. Придется отпра­вить,— сказал Баулин.— На будущий год мы станем совсем взрослыми. Пойдем в первый класс.— Сквозь грусть на лице его промельк­нула улыбка.— А что до климата, так ведь Мариша здесь выросла, она у меня, можно сказать, коренная курильчанка: когда мы приехали сюда, ей не было и двух лет.

— Значит, Мариша не видела ни цветка, ни нашей русской березы?! — вырвалось у меня.

— Мама делала нам цветы из бумаги... Заме­чательные цветы, как живые!

— А вы не подавали рапорта о переводе? Куда-нибудь на Черное море либо на Каспий? Вас же переведут без звука.

— Здесь я нужнее,— нахмурился Баулин.

Я снова огляделся вокруг: скалистый остров представился мне еще более унылым и мрачным. Тучи немного развеяло, и вулкан показал свою усеченную главу. Из кратера поднимался желто­ватый дымок. Внизу, левее морбазы, виднелись остатки фундаментов никуда теперь не ведущей дороги.

«Моретрясение бед наделало»,— подумал я.

— Пришлось перебраться повыше,— перехва­тив мой взгляд, объяснил Баулин, показал на стройку: — А это мы строим свои судоремонтные мастерские. Новый народ скоро приедет.

На утесе, куда мы поднялись, стояли непода­леку друг от друга выщербленный временем и не­погодами каменный крест и скромный гранитный обелиск с пятиконечной звездой.

— Кто-то из казаков Ивана Козыревского,— сказал капитан 3 ранга, останавливаясь у креста, и скинул фуражку.

«1713...» — с трудом разобрал я высеченную на кресте дату. От имени отважного землепроходца осталось лишь несколько разрозненных букв ста­ринной славянской вязи.

Три века назад открыли русские люди Куриль­ские острова. Первые «скаски» о Курилах запи­сали в Москве еще со слов открывателя Кам­чатки Владимира Атласова. А в начале XVIII века, когда на Камчатке была подавлена ка­зачья смута, один из вожаков бунта Иван Козыревский, желая заслужить царево прощение, от­правился открывать для России новые острова.

— И получил в награду за курильские походы десять целковых,— с горечью заключил Баулин свой рассказ.— А сколько таких безымянных русских могил и на Камчатке, и на Командор­ских островах, и у нас, на Курилах.

Мы подошли к обелиску.

— И таких памятников теперь здесь немало,— сказал Баулин.

К красноватому граниту была прикреплена чугунная доска:

«Вечная слава героям, павшим в боях

за честь и победу нашей Родины!

Память о вас, вернувших Родине

Курильские острова,

переживет века.

Август 1945 г.»

— А вы говорите «уехать»! — с неожиданной горячностью сказал Баулин.— Как это можно! Здесь же первая пядь нашей земли...

С высоты утеса открывался вид на океанский простор, на соседние острова. Среди туч неуве­ренно проглянуло солнце. Далекий, далекий путь предстоит пройти ему над морями, над полями и лесами России.

— «Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика»,— продекламировал Бау­лин, будто угадав мои мысли.

А Маринка легко, словно горная козочка, взо­бралась на большой замшелый камень и зама­хала ручонками. Она махала «Дальстрою», похо­жему на черного жука, медленно ползущего по бескрайней, серо-свинцовой плите.

— Да разве увидит тебя так далеко дядя Алеша? Ты, как царевна на горошине,— пошу­тил я.

— Увидит! — убежденно сказала Маринка. — Дядя Алеша говорил, что попросит у штур­мана бинокль.

Чем же внешне грубоватый старшина 1-й статьи пробудил в девочке такую горячую любовь? Правда, я видел его мельком, не пере­кинулся с ним и парой слов, и первое впечат­ление могло быть обманчивым. Снова вспом­нилось: «Не забудьте расспросить Баулина о Кирьянове...»

Я решил при случае завести с капитаном 3 ранга этот разговор, но вечером он сам загово­рил о Кирьянове.

Стрелки висящих на стене корабельных часов подходили к полуночи. Маринка давно уже спала. Мы напились чаю с привезенным мной ли­моном, и Баулин достал из книжного шкафа фо­тоальбом.

— Поглядите, есть любопытные снимки. Альбом и впрямь оказался интересным: рас­сматривая его, я как бы заново проделывал путь вдоль Курильской гряды, с юга на север.

Один за другим возникали острова с крутыми берегами самых причудливых, непривычных очертаний. Гранитные колонны и арки и пещеры фантастических форм — следы разрушительных при­боев и ураганов. Непроходимые заросли бамбука, рощи клена и тиса на южных островах, затем цепляющиеся в расселинах кедры-стланцы и низ­корослые кустарники, наконец, просто голые скалы, как на острове Н. Огромные «птичьи ба­зары», лежбища котика и тюленя. Фонтаны, вы­брасываемые стадом китов, и ворота, сооружен­ные из ребер кита. Лов сельди гигантскими став­ными сетями, новые рыбные и консервные заводы и новые добротные поселки недавних переселен­цев с материка...

Особенно заинтересовали меня снимки извер­жения вулкана: на одном из них — поток рас­плавленной лавы, на другом — колоссальный «гриб» из дыма и пара над кратером.

Однако самой поразительной оказалась послед­няя фотография: острая одинокая скала среди вспененных волн, и на ней уцепившийся за вы­ступ человек с ребенком на руках. Я узнал в ре­бенке Маринку. Держащий ее человек был сфо­тографирован со спины. По тельняшке можно было определить, что это моряк.

Баулин ушел на кухню и не возвращался уже с полчаса. Мне захотелось узнать подробности происшествия, запечатленного на фотографии, и, прихватив альбом, я тоже направился на кухню. Увиденное заставило меня приостановиться в две­рях: капитан 3 ранга развешивал на веревке только что выстиранные детские рубашонки, чулочки, штанишки.