Игорь Бестужев-Лада - Отвага Страница 50

В небольшой палатке жарко пылала маленькая печка-буржуйка, тоненько посвистывал закипающий чайник. Ежиков скинул бушлат, протянул к теплу покрасневшие руки.

— Ты лицо, лицо ототри поначалу, — громыхнул басом Нефедыч.

— Ничего-о, это мы мигом. — Сенька начал яростно растирать щеки, искоса посматривая на необъятного в плечах взрывника. — Ты-то чего здесь?

Нефедыч безнадежно махнул рукой, кивнул на ноги.

— Подморозился малость. Тут надо было новую прорубь выбить, ну я и начал. Поначалу даже не заметил, как пальцы прихватило, потом чувствую… что-то не то. Думал, пробегусь малость — они и отойдут, а оно хренушки. Вот зараза! — скривился Нефедыч. — Никогда не думал, что так больно может быть.

— Так поехали сейчас со мной. Прямо к докторше доставлю.

— Не, — отмахнулся взрывник. — Мне тут надо быть. Пареньки-то еще, можно оказать, сопливые, без меня не справятся. Да ты пей чай-то, помогает.

— Ага. Спасибо. — Ежиков ухватил ручку чайника, тоненькой струйкой, так чтобы «купеческая» пенка была, наполнил эмалированную кружку. Захрумкал сахаром, отхлебнул глоток.

На какое-то время в палатке воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в печурке да громким хрустом сахара. Наконец Нефедыч не выдержал, попросил хмуро:

— Слушай, Еж, потрави чего-нибудь, а? А то, знаешь, сил нету терпеть.

— Потравить, говоришь? — Сенька подул на исходящий паром чай, отхлебнул из кружки, задумался. — Во! Слушай. Проводим мы однажды учения, а рядом американский флот пасется. Жарища дикая — эскадра наша в ту пору в теплых краях была, и эти гады империалисты так и старались нам какую-нибудь пакость подстроить. А я вестовым был на флагмане. Тут, значит, посовещался наш адмирал со старшими командирами и вызывает меня: надо, мол, товарищ старшина второй статьи, срочно доставить секретный пакет на большой противолодочный корабль, БПК значит. Ну, я чемоданчик с приказом к руке специальным захватом прикрепил так, что только с кистью оторвать можно, прыгнул в мотобот — и айда.

— Ну-ну, — Нефедыч даже пальцы перестал растирать, заинтересовавшись рассказом.

— Вот тебе и ну, пехота. В пехоте небось служил? — пренебрежительно спросил Сенька.

— Ну.

— Я так и подумал, — снисходительно констатировал он и, отхлебнув чаю, добавил: — Пехоту сразу видно. Нету в ней того полета, что в моряках.

— А кто войну на себе вытащил? — обиделся Нефедыч.

— Ладно, ладно, — уступил Ежиков, — слушай же дальше. Отошел я, значит, от посудины, а тут откуда ни возьмись американский эсминец. С другой стороны наш БПК форштевнем волну режет, но эсминец-то ближе. Ну, думаю, старшина второй статьи товарищ Ежиков, вот и настал твой звездный час — приказ ни в коем случае не должен попасть в руки врага. Хотел было ключиком запястье отомкнуть, да не тут-то было: волна ка-ак шибанет — ключ и того… на дно океанское пошел. А эсминец уже совсем близко, команда его на палубу высыпала, смотрит, радуется добыче. Ну я и принял решение.

Сенька замолчал на минуту, выцедил остатки чая из кружки, похрумкал сахаром, искоса посмотрел на притихшего Нефедыча, проверяя эффект своего рассказа.

— Простился я, значит, мысленно со своими родителями, с друзьями, матросами — и… на глазах изумленных америкашек — камнем в воду. Чтоб, значит, секретный приказ им в руки не попал…

— Хе! — неожиданно выдохнул Нефедыч. — Ну и даешь ты, парень! — Его добродушное лицо расплылось в улыбке, и вдруг он громко расхохотался, вытирая выступившие слезы. — Дае-ешь! Да ты ж мне кино рассказываешь, которое я этим годом в отпуске смотрел. Во дает!

— Да? — как ни в чем не бывало удивился Сенька. — Смотри-ка, уже и кино вышло. — Он поднялся с коряги, на которой сидел, наглухо застегнул бушлат, натянул на голову ушанку. — Ну я пошел. Некогда мне тут греться.

И уже через какую-то секунду из-за полога палатки донесся его звонкий голос:

— Ну что, пехота, наполнили бочку? Смотрите, чтобы доверху было, а то поувольняю всех, как говорил наш мичман, без выходного пособия.

Надрывно урча, водовозка медленно карабкалась в подъем, изредка пробуксовывая в скользких местах. За те рейсы, что Ежиков наездил к этой проруби туда и обратно, дорога стала ухабистой, появились накатанные ветром сугробы, а кое-где вода расплескалась, тут же схватываясь на морозе разводами ледяных блюдец. Надо было продрать еще раз дорогу бульдозером, но каждый из них был сейчас на счету, растаскивая трубы, подвозя доски, дрова и прочий материал на трассу трубопровода. Днем еще куда ни шло: хоть дорога была видна, но сейчас…

Ежиков, осторожно выжимая педаль газа, медленно, но упрямо вел машину вверх по склону, выкручивая то вправо, то влево обмотанную изоляционной лентой баранку, объезжая особо опасные места, которые тускло блестели в свете фар. Сейчас он боялся именно этих ледяных блюдец, на которых старенький «газон» пробуксовывал до основания истертыми шинами, и приходилось выжимать из себя и машины буквально все силы, чтобы проскочить еще один опасный участок.

Дорога вильнула в сторону, объезжая огромный котлован, из которого на стройку брали дробленый скальник, и круто поползла на сопку. Пожалуй, это было, самое опасное место, и Ежиков, цепко сжав зубы, упрямо вел машину в крутолобый подъем, в который уж раз проклиная в душе бульдозеристов, которые не могли пробить более пологой дороги. А впрочем, и их можно понять: все это делалось в спешке, когда отсчет шел на секунды, а старую прорубь, из которой качали для водовозки воду, выморозило стужей и ветром до самого дна.

Полоса размытого света выхватила из темноты матово блеснувшее ледяное блюдце. Сенька вывернул баранку влево и вдруг почувствовал, как начинают пробуксовывать колеса и непомерной тяжестью потянула назад до краев наполненная бочка. Он крутанул баранку вправо, машинально выжал газ, машина взревела, и Ежиков скорее ощутил, чем увидел, как она медленно поползла по склону вниз. Пытаясь остановить водовозку, он рванул тормоз. Что-то крякнуло под днищем, на мгновение машина остановилась и вдруг, набирая скорость, покатилась назад.

Ежиков остервенело выжимал педаль тормоза, но, видимо, случилось то, чего он так боялся: поношенные тормозные колодки из-за сильного мороза отказали, и машину теперь несло назад к обрыву, в карьер.

Продолжая выжимать тормоз и выкручивать баранку, чтобы не налететь на валун, Сенька посмотрел в зеркальце, пытаясь найти подходящий сугроб, в который можно было бы «воткнуть» водовозку. Но, кроме темноты, в которой летела дорожная лента, ничего больше не было видно.