Владимир Мазур - Граница у трапа Страница 52

В кают-компании Никитин занялся составлением протокола.

Лысый, с бакенбардами, оказавшись на своем судне, повеселел и, явно забавляясь произошедшим, со смешочками повествовал чифу о своем злоключении.

Чиф откровенно скучал и посматривал на часы. Несколько раз он вставал, выглядывал в иллюминатор.

Вошел стивидор. Он поздоровался со всеми, понимающе кивнул, увидев, чем мы занимаемся, попросил разрешения переговорить со вторым насчет погрузки.

— Я за него, — кивнул чиф.

— Дождь перестал. Можно навешивать предохранительные сети?

— Да. Грузите в твиндек первого трюма.

Я с удивлением посмотрел на чифа. Ничего себе порядочки! Дифферент на нос, а он — в первый трюм!

Я подошел к иллюминатору, выходившему на грузовую палубу, и увидел, как выполняют распоряжения стивидора четыре грузчика. Медленно открылась, собираясь в гармошку, крышка носового трюма. Грузчики принялись навешивать у борта предохранительную сеть, загрузили с помощью крана несколько рулонов сепарационной бумаги.

Никитин тщательно вписывал в протокол названия орденов и медалей.

Я посмотрел на чифа. Он поспешно отвел глаза.

Внезапно чиф поднял голову, улыбнулся:

— Тяжелая у вас служба. Ни днем, ни ночью нет покоя.

— Володя, — сказал я Никитину, — ты заканчивай, а я на минутку.

— Угу, — промычал Никитин, поглощенный протоколом. — Только недолго.

Под внимательным взглядом чифа я вышел в коридор, еще толком не зная, что делать дальше. Что-то беспокоило меня. Я миновал гальюн, вошел в умывальник. Отчего психовал второй? Температурил? Кто избил матроса? За какие-то финансовые недоразумения? Каргоплан с пометкой... А в бумагах показано, что судно в балласте. Мне снова пришли в голову слова матроса. В первое наше посещение судна он хотел что-то рассказать, но ему помешали. Успел только произнести: «Сэр, на нашем судне груз. В ящиках...»

Я двинулся по коридору, вышел из надстройки, остановился.

Может, у меня просто развивается комплекс подозрительности?

Юркий катеришка, подрабатывая винтом, разворачивался неподалеку от «Сансета». Его три разноцветных ходовых огня менялись местами. Издалека чуть слышно ветерок донес ритмичную мелодию. Танцы в парке. В любую погоду!

— Сэр! — шепнул кто-то мне в спину.

Я оглянулся. Никого.

— Сэр! — опять донесся шепот, и теперь я понял, откуда он доносится — кто-то находился за занавеской открытого иллюминатора жилой каюты.

— Сэр, не смотрите в мою сторону. Я еще в прошлый раз хотел сказать... Нам помешали. А сейчас запретили выходить из кают. Дело в том, что в первом трюме — груз без...

В каюте вспыхнул свет, и человек за занавеской отпрянул от иллюминатора.

Тут же иллюминатор захлопнулся. Я подождал немного, потом спустился на грузовую палубу.

Хосе едва успел закрыть иллюминатор, как за его спиной вырос лысый с бакенбардами. Он с подозрением уставился на Хосе.

— С кем это ты тут шепчешься, обезьяна? Заговариваться стал?

Лысый подошел к иллюминатору, увидел удалявшуюся спину в форменном кителе, обернулся, схватил Хосе за отвороты рубашки, слегка придушил.

— Ну, ты! Желтомордая образина! Признавайся, ублюдок, какие у тебя шашни с таможней! Что ты ему шептал?

Хосе понял, что еще немного — и он потеряет сознание. Он ударил лысого ногой в пах, потом ребром ладони по кадыку, ладонью с зажатыми пальцами в челюсть.

Лысый впечатался спиной в переборку и стал медленно оседать на палубу.

Хосе подошел, перевернул лысого, связал ему руки за спиной, сунул в рот кляп из грязного полотенца.

Рассчитывал, что все будет развиваться несколько иначе, но теперь приходилось менять план.

Наступала пора решительных действий.

Стоявший у борта грузчик не обратил на меня внимания.

Он подтягивал трос, и мышцы его рельефно перекатывались в свете, падавшем с верхушки мачты. Я подошел поближе к носовому трюму.

В твиндеке два грузчика разматывали рулон сепарационной бумаги. Двое на палубе, подтянув концы тросов, прошли мимо меня к трапу.

— Начинаете грузить?

— Не мы. Для другой смены готовим.

Нахлобучив фуражку, я спустился к работавшим в твиндеке, проверил, как настелена бумага, убедился, что борта сухи, без ржавчины.

— Все в порядке, таможня, — хмыкнул один из грузчиков. — Не первый день замужем, Юрка!

Я узнал в нем бывшего напарника по бригаде, хотел поговорить, но они как-то разом закончили и поднялись наверх.

В это время мое внимание привлек лаз, ведущий ниже.

— Разве уже сюда грузили, Валера? — спросил я поднимающегося по трапу.

— Сказали в твиндек, — ответил мой старый знакомый и исчез за коммингсом.

Меня слегка задело нежелание бывшего знакомого общаться, но вскоре стало не до него.

Я присел на корточки у лаза. Значит, есть груз?

Посмотрел на часы. Скоро пересменка. Пойти в таможню, рассказать о своих подозрениях Тарасову и Никитину, потом вернуться? Но за это время фанера уже будет в твиндеке. Не станут же ее выгружать! Остановить погрузку? На каком основании? Сколько стоит час простоя? А что, если сейчас самому посмотреть?

Я поправил фуражку.

Сверху послышался шорох. Я поднял голову. Показалось, что над коммингсом на секунду показалась чья-то голова.

— Эй!

Ответа не было.

Я унял неприятное чувство, похожее на страх, и наперекор здравому рассудку, вопреки всем инструкциям, стал отвинчивать заскрипевшие винты.

Шли они туго, я пыхтел, но все же справился быстро. Откинул крышку. Черный зев, ничего не видно. Тут я вспомнил о висевшем на связке фонарике-брелоке. Зыбкий свет вырвал из темноты ряд каких-то ящиков. С чем ящики?

Тут-то меня и ударили.

Лежал внизу на ящиках и не слышал, как крышка носового трюма с легким шумом наползает и наглухо закрывает зияющее отверстие.

Никитин, сидевший в одиночестве в кают-компании, встал, стал прохаживаться взад и вперед у стола, посматривать на часы, поглядывать на двери. Решившись, взял рации, портфель, вышел в коридор, заглянул в гальюн, в умывальник.

Хорунжего нигде не было.

Никитин постучал в двери каюты, где жил чиф.

Ни звука в ответ.

Судно казалось вымершим. Никто не разгуливал по коридорам, не слышались разговоры.

Даже у трапа не было вахтенного.

— Часовой! — позвал Никитин. — Таможенник не сходил?

— Только стивидор и грузчики.

Никитин вернулся в кают-компанию. Он был вне себя от злости. Надо же! Пошел на минутку, а отсутствует добрых четверть часа.

— Ты с ума сошел! — прошипел чиф. — Ну, Раджа, это уж!..

Он уставился на стюарда, стоявшего у двери.

Кто-то постучал. Чиф и стюард замерли. Услышали удалявшиеся шаги.