Анатолий Марченко - Звездочеты Страница 53

Он впервые вблизи, при свете уличного фонаря, взглянул на девушку и онемел от изумления. Лицо ее было отмечено той самой красотой, какая лишь в мечтах рисовалась Киму. Особенно его поразили ее глаза — глубокие и манящие, как лесные озера.

— Какая вы!.. — вырвалось у Кима, и он, будто зачарованный, смотрел и смотрел на нее.

Девушка нахмурилась и отвернулась.

— Ну и мальчишки! — с внезапно закипевшим раздражением сказала она. — Чуть что: «Какая вы!» Ну, какая, какая? Знаю, сейчас скажешь «глаза», — она неожиданно перешла на «ты». — Да, может, у меня и всего-то стоящего — глаза одни. Да и те, чтобы таких, как ты, заманивать да обманывать…

— Зачем вы так? Вы же совсем другое думаете, — опешив от ее грубоватого тона, сказал Ким.

— «Зачем, зачем», — немного успокаиваясь, виновато ответила она. — Затем, что из-за этих дурацких глаз покоя не знаю. Ты же сам видел — привязался ко мне этот… Глеб его зовут… — Она вдруг съежилась, словно ей стало холодно. — Ты не сердись на меня, пожалуйста. Дура я неблагодарная, даже спасибо тебе не сказала. — Девушка помолчала и добавила с едва уловимым лукавством: — Рыцарь ты…

Ким смущенно опустил голову, хотя ему хотелось смотреть и смотреть на эту странную красивую девушку.

— А твоя часть далеко? — осторожно спросила она.

Ким ответил, что должен ехать в лагеря.

— Так далеко?! — воскликнула девушка. — Ты же опоздаешь на последний трамвай!

Ким взглянул на часы, и сердце его захолонуло. Теперь, даже если бежать, как на спортивных соревнованиях, плачевный исход неминуем: к двадцати трем ноль-ноль ему в часть не успеть.

— Да, действительно я, кажется, опоздал, — попытался сказать он как можно спокойнее и все же не двигался с места, будто ожидая разрешения девушки.

— Идите же скорее, — заволновалась она, снова переходя на «вы». — Надо же, сколько несчастий из-за одной дрянной девчонки!

— Нет-нет, не наговаривайте на себя, — поспешно, все больше смущаясь от каждого слова, оказал Ким.

— Ну, ладно, ладно, — вдруг с какой-то обреченностью в голосе согласилась она. — Скорее бегите на трамвай, еще успеете. Дорогу-то найдете?

— Конечно найду! — заверил Ким.

— Ну, прощайте. — Она смело протянула ему худенькую руку.

— Почему же «прощайте»? — испуганно спросил Ким, содрогаясь от одной мысли, что больше никогда ее не увидит. — Лучше «до свидания».

Она невесело усмехнулась, прощально взмахнула рукой и скрылась в подъезде дома. Это произошло так стремительно, словно всего лишь миг назад перед Кимом стояла не реальная, живая девушка, а сказочное, волшебное создание.

«Я же не спросил, как ее зовут», — вспомнил Ким. Он подбежал к двери, но было уже поздно.

Ким бросился к трамвайной остановке. Вскоре он понял, что слишком переоценил свои способности ориентироваться и промчался мимо переулка, в который нужно было повернуть. Пришлось догонять одиноко бредущего прохожего, чтобы спросить дорогу. Тот, видимо, был под градусом, долго тер лоб, мучительно соображая, чего от него хотят, наконец махнул рукой вправо. Ким устремился в этом направлении, но оказалось, что бежит в противоположную сторону. Выручила его повстречавшаяся на пути женщина.

Трамвай уже отходил от остановки, и Ким едва успел вспрыгнуть на подножку заднего вагона. Пассажиров было совсем мало, они постепенно выходили на остановках, и скоро Ким остался в вагоне один.

По мере того как пустой трамвай, подпрыгивая на стыках, тащился по темным городским окраинам, Ким все отчетливее ощущал непоправимость происшедшего. Он, курсант Макухин, которому младший лейтенант Жердев оказал полное доверие и в точности которого не посмел даже усомниться, оказался человеком, не только грубо нарушившим воинскую дисциплину, но и не сдержавшим слова. Как же он посмотрит в глаза командиру, чем объяснит опоздание?

Ким прислонился к оконному стеклу и, увидев свое отражение, ужаснулся: подбородок, губы, вся нижняя часть лица были рассечены, сильно вспухли, а на правой щеке красовался огромный синяк. Да, этот Глеб постарался, и разукрашенной физиономии теперь не спрячешь ни от Жердева, ни от ребят своего взвода. Предчувствие неминуемых вопросов повергло Кима в уныние. Он сник и растерялся. «А еще отцу два раза, надо же, два раза повторил, что не подведу», — с горькой укоризной подумал Ким.

Трамвай катил быстро, — видимо, вагоновожатая торопилась поскорее закончить этот последний рейс. И все же, когда Ким выскочил на конечной остановке, он понял, что опоздает в лагерь на целых два с половиной часа. Он ошалело помчался по той самой полевой дороге, по которой шагал совсем недавно, направляясь в город.

В штабном домике, где находился дежурный, Ким сразу увидел Жердева. Командир взвода был не на шутку встревожен отсутствием Макухина и поэтому не уходил спать.

Ким в растерянности переминался с ноги на ногу, не зная, кому рапортовать — Жердеву или дежурному, но Жердев кивнул в сторону дежурного, и запыхавшийся, ненавидевший сейчас самого себя Ким выпалил:

— Товарищ старший лейтенант… курсант Макухин… прибыл… из городского отпуска!

— С опозданием на три часа, — чеканя, добавил Жердев, вставая. От его высоченной худой фигуры на стену падала длинная причудливая тень.

— Виноват… товарищ младший лейтенант… не рассчитал… — едва слышно проговорил Ким.

— Детский лепет, — сурово подытожил Жердев. — Детский лепет, курсант Макухин! Вы и в высшей математике как рыба в воде, а здесь, — он постучал костлявым пальцем по циферблату часов, — здесь простейшая арифметика требуется, не более. — Он всмотрелся в Кима, поджав губы. — А изуродованное лицо? Тоже не рассчитали?

— Спешил… налетел на дерево, — попытался объяснить Ким.

— Небось хватанули стаканчик? — с усмешкой осведомился дежурный.

— Что вы! — Усмешка дежурного вдруг вызвала в Киме озлобление, и он осмелел. — К вашему сведению, товарищ старший лейтенант, — уже почти спокойно сказал Ким, — я водки еще и в рот не брал, ни разу в жизни.

— Басни Ивана Андреевича Крылова, — хохотнул дежурный. — Шпарит по школьной программе.

— Я правду говорю! — с обидой воскликнул Ким. Его оскорбила несправедливость дежурного. — Только после выпуска, на вечеринке, рюмку кагора… Первый раз…

— Нам сейчас, курсант Макухин, ваше подробное жизнеописание ни к чему, — жестко прервал его Жердев. — Может, вы и впрямь святым числились, с иконы в наш грешный мир сошли. А только все это уже история. Сейчас же мы видим, что почти святой курсант Макухин грубо нарушил дисциплину. И не известно, чем занимался в городском отпуске.