Иосиф Ликстанов - Зелен камень Страница 58

Старенький пасечник едва поспевал за грозным судьей.

Уже второй месяц горнозаводский житель Никомед Иванович Халузев отдыхал в баженовских местах, где так обильны ягодами и грибами леса, где так красива извилистая, быстрая река Карпушиха. Остановился он на жилье у пасечника заречного гилевского колхоза Саввы Корякова, снял у него пристроечку к избе и жил тихо: бродил в лесу и возвращался с хорошей взяткой грибов и ягоды, сидел с удочкой на бережку Карпушихи, а то просто лежал на травке и дремал под гудение пчелок процветающей колхозной пасеки, где хозяйничал старенький Савва.

Как видно, он в эту ночь и не ложился спать — сидел на завалинке в полудремоте, подставив лицо первым лучам солнца. Услышал ли он или почувствовал приближение грозы, но встрепенулся. Увидев Георгия Модестовича, он сделал всем телом заметное движение, но тут же сдержался и встал, спокойный, улыбающийся; он стоял, заложив обе руки ладонями внутрь за шелковый поясок на сатиновой косоворотке.

— Нашел я вас! — задыхаясь, начал еще на ходу Георгий Модестович. — Вот, оказывается, где вы притаились, Никомед Иванович! Не ждали, поди, не рассчитывали! — и он окончательно задохнулся.

— Слушаю вас, товарищ Семухин… — начал Халузев.

— Нет уж, я вас послушаю, Никомед Иванович! Я вас послушаю, про ваши дела с Павлом Петровичем Расковаловым! — вскричал гранильщик.

— Позвольте, дорогой! — проговорил Халузев, изменившись в лице, побледнев и укоризненно покачивая головой. — Здесь неудобно, вся улица слышит. Будьте добры, пройдите ко мне…

— Это вам, конечно, неудобно, а мне — хоть весь мир слушай! — продолжал Георгий Модестович, то хватаясь рукой за сердце, то потрясая ею в воздухе. — Пускай слушают, пускай знают, какие дела творятся!

Медленно повернувшись спиной к неожиданному, шумливому гостю, Никомед Иванович вошел во двор. За ним ринулся Георгий Модестович.

2

Братьев пришлось расталкивать. Худенькая чернявая Мариша сначала взялась за Василия, дергала его за руку, тянула за ухо, но тот только мычал, бормотал: «Мишка, аперкотом дам! Брось!» Тогда Мариша принялась будить Мишу, но она толкала и дергала его осторожненько, жалеючи, потом шепнула на ухо: «Мишенька, слышь, Мишутка», и он тотчас же открыл глаза, счастливо улыбнулся.

Мариша откачнулась от него.

— Вставай, буди брата! — сурово проговорила она. — Спите, как чурки, а старик ушел…

При словах «старик ушел» открыл глаза и сразу сел Василий.

— Куда? — спросил он хрипло. — Куда ушел?

— С приезжим стариком повздорил и ушел.

С пятого на десятое, спеша, она рассказала, как именно вздорили два старика во дворе соседа-пасечника, как приезжий обзывал Халузева всякими словами, грозился сообщить «куда надо» о потаенной торговле зелен камнем, требовал, чтобы старик оставил в покое Расковалова, и наконец ушел, плюнув под ноги Халузеву, а Халузев через малое время взял пестерек и задами побежал из дому.

— В какую сторону? — спросил Василий; он уже натянул сапоги и взял ружье за плечо.

— Подался до погоста, а потом у ямы свернул к каменоломне.

— К каменоломне? Смотри — ошибка! Чего ему делать на каменоломне?

— Вот несуразный! Я же с нашего огорода смотрела.

— Мишка, готов? Берданка заряжена?

— В порядке… Да постой, молока хоть похлебаем.

— Айда, айда! Не прокиснет молоко, успеешь нахлебаться!

— Ой, масенький, молочка захотел! — засмеялась Мариша, глядя на младшего Первухина с нежностью. — Придешь — матушка шанежку даст, агусеньки!

— Прощай, Марусино сердце! — продекламировал Миша, скатился по приставной лестнице и присоединился к брату, когда тот уже бежал через огород; он ничего не спросил у Василия, он понял, что задумал брат. — Будет нам утренняя зарядка, — сказал он, втягивая воздух. — Вот натощак и карабкайся.

— Живот пустой — ногам легче…

План Василия заключался в том, чтобы пройти напрямик за огородами через поймы Карпушихи, а потом на гору Лежалую, с которой должен был открыться вид на подходы к карьерам каменоломни.

Гора взгромоздилась перед ними серым гранитом, скатами и спадами, тут и там охваченная леском. В дни ранней юности и во время комсомольских военных игр братья с деревенскими своими товарищами не раз штурмовали гору и знали, что с какой стороны ни подступись, все трудно, все круто. Решили взять гору вкось, с тем чтобы выйти поближе к карьерам, и принялись за свой труд. А это, действительно, был труд, и как ни спешили братья, им пришлось и колесить и отступать там, где начинался лишний риск, и продираться через заросли шиповника, и помогать друг другу.

— Пока плутать будем, он не знай куда убежит! — яростно цедил сквозь зубы Василий.

Тяжело дыша, они все же довольно быстро достигли сосновой гривы, разросшейся на длинном хребте Лежалой, и очутились на узком плато, шедшем по хребту. Под соснами было прохладно, обвевало свежим ветерком. Перебежав плато, братья бросили взгляд вниз, на широкую террасу, поросшую сосняком. По этой террасе вилась дорога каменоломни. Широко разъезженная, она уходила вправо и влево. Братья увидели бы любое пятнышко на светло-желтом полотне дороги, но все было пустынно.

— Теперь куда? — спросил Миша, облизывая пересохшие губы.

— По бровке к каменоломне пройдем, покуда можно…

Бровка становилась все уже, как и обрывистая терраса внизу. За острым краем террасы ярко голубело небо. Еще немного — и должен был открыться взгляду первый, самый большой карьер каменоломни.

Миша схватил брата за локоть.

Почти одновременно они увидели двух человек, которые показались со стороны каменоломни и быстро приближались по дороге. Не старик с пестерком привлек их внимание, а его спутник. Посмотрев друг на друга с испугом, братья снова впились глазами в высокого человека в бушлате, в кожаном картузе.

— Он! — проговорил Василий и скрежетнул зубами.

— Спятил! — шепнул Миша и прерывисто вздохнул. — Откуда он мог тут взяться! Сам видел, что он в Конской Голове не в сапогах был.

— Правда, — сообразил Василий. — А похож!

— «Обличье фигуры», — шепнул Миша.

Двое шли медленно, разговаривали тихо, но угадывалось по их движениям, что разговор был горячий. Потом эти двое остановились на краю террасы. Братья видели их четкие силуэты на фоне неба.

Все последующее разыгралось почти молниеносно.

Высокий сделал сбоку резкий выпад. Послышался тонкий крик. Старик, брошенный на землю, извиваясь по-змеиному, схватил высокого обеими руками за ногу, но высокий высвободился, ударил старика ногой, сунул руку в карман, выхватил ее, и в руке что-то заблестело.