Анна Горяинова - 8 лет без кокоса Страница 6

Проводив солнце, я отправилась дальше. До Блю Лагун, если верить моей «карте», оставалось всего ничего. По пустыне я шла, ориентируясь на колею, оставленную колесами джипов. Колея уводила меня все ближе и ближе к горам. Вдруг откуда-то возник человек, быстрым шагом идущий мне навстречу. Местный, бородатый бедуин, в рваной майке и трениках.

– Салям Алейкум. Куда идешь?

– В Блю Лагун.

– Ты сюда не ходи. Это дорога не на Блю Лагун. Правее ходи, ближе к морю!

– Спасибо…

Хуши, черневшие на фоне звездного неба, напоминали затаившихся невиданных зверей. «Звери» похрапывали, значит, какой-то народ в Лагуне был. По тлевшему в десятке метров от меня огоньку и характерному запаху травы я догадалась, где искать Салима.

Через пятнадцать минут я уже поедала свежую рыбу с рисом и запивала ее ароматным, очень сладким бедуинским чаем, который разливается из закопченного котелка и пахнет костром. Самая вкусная еда на свете – ужин в конце долгого похода, который ешь руками. О существовании такой вещи, как вилка, в Дахабе быстро забудет даже самая манерная светская девица. Кстати я, ко всему прочему, искренне считала себя вегетарианкой. До того момента, пока Тишина прилюдно не накормил меня бараньим шашлыком… По словам Салима, белого народу набежало много, и свободной осталась лишь одна хуша, самая дальняя, в конце длинной песчаной косы, уходящей в море. Зато там уж точно никто не будет беспокоить… Я до последнего оттягиваю момент похода на ночлег – для того, чтобы попасть к хуше, мне придется преодолеть метров сто абсолютно пустой и темной косы. Без фонаря, ибо его у меня, конечно же, нет. А я, между прочим, лет до пятнадцати засыпала только со включенным ночником и приоткрытой дверью. Один из бедуинов, готовивших еду, предлагает проводить. Нет уж, спасибо. Если выбирать между просто темнотой и темнотой в сочетании с малознакомым бедуином, однозначно выберу первый вариант…

К тому моменту, когда я добираюсь до середины косы, сердце мое оказывается где-то в пятках, страх парализует дыхание. «Все, не дойду на хрен» – стучит в висках единственная мысль. Сбылись все мои ночные кошмары – с двух сторон бушует штормящее черное море, позади раздается вой ветра и постанывания верблюдов, впереди ничего не видно, одна кромешная тьма. Поднимаю взгляд, дабы послать небу немой укор и застываю. Небо доброжелательно улыбается мне огромными звездами. Все темные ночные демоны под его успокаивающим взглядом замирают, съеживаются и исчезают. Я уже знаю, что навсегда.

Оставшиеся пятьдесят метров только что не пою и не скачу вприсядку – на место страха приходит бешеная эйфория.

Добравшись, наконец, до пятачка на конце косы, бросаю спальник прямо на пляже. Море у берега мерцает, как электрическая гирлянда – это светится планктон и особый вид водорослей. Полночи провожу в молчаливой беседе «за жизнь» с ночным морем и звездами, которые понимающе подмигивают.

Просыпаюсь оттого, что меня кто-то вылизывает. Первое, что приходит в голову спросонья – жуткая мысль о вчерашнем бедуине, напрашивающемся в провожатые. Открываю глаза – ну Слава Богу, это огромная рыжая псина решила меня умыть и причесать. «Баги, Баги!» – раздалось откуда-то сбоку. Хозяин зверюги извинительно помахал мне с другого конца пляжа.

Кроме веселого Баги оставшиеся три дня мне никто не досаждал своим обществом. Если Абсолютный Вселенский Покой можно было бы нарисовать, больше всего он был бы похож на Голубую Лагуну. Бирюзового цвета залив глубиной по щиколотку совершенно непригоден для дайвинга, да и для винд-серфинга тоже, а потому большинству дахабских туристосов и спортсменов здесь просто нечего делать. На берегу Лагуны живет семья, состоящая из Салима, его жен и нескольких взрослых сыновей. Семейство рыбачит в заливе, пасет стадо худосочных разбойных коз и нескольких меланхоличных верблюдов и в общем-то, этим их деятельность ограничивается.

В последние годы, правда, здесь часто стали появляться какие-то иностранные чудаки. Им Салим сдает несколько тростниковых навесов за пару долларов в сутки, а его родственники готовят для них еду. Белые чудаки же через пару дней пребывания в Лагуне становятся совсем чудными оттого, что забыли, в каком веке живут. Время остановилось здесь передохнуть еще во времена Моисея, и с тех пор так и застыло в этом красивом месте. Вот и белым чудакам тоже хочется застыть здесь навсегда, чтобы не возвращаться к стрессам, Интернету, карьере, гламуру, дорожным пробкам, мобильникам, начальникам и прочему мусору, которым они так успешно загадили себе жизнь.

Послушавшись совета, я не взяла в Лагуну ни книг, ни плеера. И в первый день очень об этом пожалела. Мозг, привыкший все время пережевывать какую-нибудь информацию, поступающую извне, никак не мог смириться с тем, что отвлекающих факторов больше нет. И вот тут в голову полезли все те самые мысли, от которых человек в большом городе успешно может спрятаться и отвлечься. Очень неприятное и болезненное ощущение, когда все твои страхи, стрессы и сомнения разом вылезают из потаенных углов, берут за горло и требуют разобраться. Тараканы в моей голове затеяли бешеный хоровод, который чуть не свел меня с ума. Я не заметила, как вырубилась и проспала полдня. А когда проснулась, обнаружила, что окружающий пейзаж совершенно изменился. Вечернее солнце окрасило древние горы в лиловый, небо в золотой, а море – в ярко-зеленый цвет. По мере того, как оно садилось, оттенки менялись, и это было бесконечно увлекательное зрелище. Я обнаружила, что вот уже сколько времени ни о чем не думаю, а просто пропускаю через себя поток ощущений. Тот самый эффект, которого я безуспешно пыталась достичь в зале йоги, лениво подумалось мне. Год корячилась, а тут оно само… Хотя – какая разница… Следующие два дня прошли в состоянии стопроцентного покоя, как внешнего, так и внутреннего. Позавтракав принесенными с собой соком и печеньем, я отправлялась плавать. А потом весь день либо созерцала, лежа на берегу, лазурный пейзаж, либо бродила вдоль косы и разглядывала маленьких осьминожек и каракатиц, которых отлив оставил на ослепительно белом коралловом песке.

Иногда поблизости появлялись сыновья Салима, они ловили рыбу и собирали мидий во время отлива. Наше общение ограничивалось приветственными взмахами рукой. Вечером я по косе добредала до поселения, где ужинала рыбой с овощами и бедуинским чаем. Ко мне подсаживался Салим с неизменным косяком, и гостеприимно предлагал присоединиться. Я отказывалась и предлагала ему джина, предусмотрительно захваченного с собой. Салим, в отличие от меня, от угощения не отказывался никогда. Мы практически не разговаривали, и это никого не напрягало. Так и сидели над стаканами, в клубах дыма, некоторое время, в молчании созерцая звезды, пока я не прощалась, отправляясь спать. Через три дня я попрощалась окончательно и отправилась в обратный путь. Я удивлялась на каждом шагу красоте тех мест, через которые прохожу, и поражалась, как же этого можно было не заметить по дороге в Лагуну. Сколько же еще всего я не заметила, пока носилась по жизни, как оглашенная? Сколько всего пропустила? И по каким причинам? Автоматическая отмазка городского человека: «нет времени» здесь не работает. На что нет времени? Остановиться, сделать вдох и оглянутся вокруг? Заметить, наконец, что сегодня прекрасный солнечный день, а облако над головой удивительно похоже на сказочного единорога… Да куда уж там, когда жизнь несется мимо с такой скоростью, что к концу рабочего дня ты плохо помнишь, какой на дворе месяц и как тебя зовут. Да и зачем – первое не важно, пока в офисе и машине исправен климат-контроль, а имя-отчество рано или поздно напомнят подчиненные. Ну какие к дьяволу красоты природы, когда жителю мегаполиса и дышать-то толком некогда? Будильник – вдох – кофе – пробка – черт, опаздываю! – уф, успел – посмотри электронную почту срочно – дорогая, все изменилось: на выходные лечу в Шанхай по работе – бутерброд съеден на бегу между этажами – приступ гастрита заеден но-шпой, надо все же дойти наконец до врача – куда смотрели эти идиоты, отправив коносамент вместо Владивостока в Гондурас! – ура, домой, как хорошо, что хоть в десять вечера нет пробок – черт подери, опять президентский картеж Садовое перекрыл! – любимая, я умер, поговорим завтра – выдох – будильник… Эй, человечество, сбавь обороты! Так ведь и до вымирания вида недалеко. А в учебниках для киборгов потом напишут: «Предположительно, люди вымерли в результате всеобщего кислородного голодания»…

Уже перед самым Блю Холом тропинка ушла резко вверх, и пришлось лезть в гору, пыхтя и тихо матерясь. Зато когда я выползла на ровную площадку, передо мной открылась просто фантастическая картина. Далеко внизу было море, совершенно прозрачное и спокойное. И я, стоя на скале метрах в пятнадцати над ним, увидела на воде собственную тень. Постояв так некоторое время, с сожалением вспомнила, что пора идти, ведь завтра я улетаю, а надо еще успеть со всеми попрощаться и поблагодарить.