Валерий Вайнин - Легенда о Рыжем герцоге Страница 6

Один из упавших, красивый черноглазый юноша, проворно вскочил на ноги и с перекошенным от злобы лицом повернулся к обидчику.

– Ты не выйдешь отсюда, ублюдок! Не выйдешь!

– Роберт?! – воскликнул в один голос горбун и Пилсборн.

– Искрошу на куски! Собаками затравлю! – Юноша потрясал кулаками и брызгал слюной.

Незнакомец озадаченно оглядел присутствующих.

– Что такое? Кто это?

– Это мой сын. А вот кто, собственно, вы? – Глаза горбуна сузились, голова втянулось в плечи, словно перед броском.

– Сын?! – У ночного гостя даже рот приоткрылся. – Вот так штука! Разберись-ка в этой путанице!.. Разумеется, я сожалею, сэр Вильям! И, разумеется, я извиняюсь.

– Извинениями ты у меня не отделаешься! – исступленно вопил юноша. – Я тебя раздавлю, как блоху!

– Но-но! Полегче! Я извинился – и баста! Почем мне было знать, что вы не из холопов? Когда на меня тут все навалились…

– Послушайте! – властно перебил горбун. – Спрашиваю в последний раз: кто вы такой и что вам нужно?

– Кому? Мне? – Незнакомец снова оглядел присутствующих и вдруг хлопнул себя по лбу. – Ах, черт! Я ж не сказал!.. Мне нужно срочно купить Блюкастл. Я герцог Эддинктон.

Горбун и барон Пилсборн ошарашено переглянулись.

– Все равно! Это ничего не меняет! – хорохорился Роберт. – Я вызываю вас…

– Боже, да замолчи ты! – оборвал его горбун. И учтиво обратился к герцогу: – Надеюсь, сэр, вы не станете брать в расчет опрометчивые слова моего сына?

– Разумеется, сэр Вильям. Он благородный юноша. Просто в толк не возьму, как я мог принять его за слугу. И если он меня вызывает, разумеется, я должен его удовлетворить.

Горбун в досаде прикусил губу.

– Но он… он вовсе вас не вызывает, герцог. Он пошутил. Можете вы принять все это как неудачную шутку?

Герцог чуть подумал.

– Что ж, если пошутил, тогда ладно. – Он одобрительно хохотнул. – Я и сам, ей-ей, порою такое отмочу – животы надорвете.

Барон звучно фыркнул и закашлялся.

– Вот и чудесно, – улыбнулся сэр Вильям. – Ступай спать, Роберт. – Его тон не предвещал для сына ничего хорошего. Метнув на отца затравленный взгляд, Роберт вышел. – А вы чего глазеете, олухи! Убирайтесь вон!

Пятясь и сталкиваясь в дверях, слуги покинули залу. Теперь лицо горбуна приняло выражение радушия и любезности.

– Я весьма рад, герцог, вашему приходу. В первый момент, признаться, я несколько растерялся. Вы были столь стремительны в столь поздний час… Однако позвольте вам представить моего друга, барона Пилсборна.

Барон церемонно поклонился. Ответив поклоном на поклон, герцог наморщил лоб.

– Пилсборн… Покойный отец, помнится, произносил это имя. Он говорил что-то… Черт, забыл! Послушайте, сэр Вильям, к чему тянуть кота за хвост?! Вы продаете замок – я покупаю. Ударим по рукам – и баста!

Потирая подбородок, горбун задумчиво прогуливался вокруг стола. Барон жадно хлебнул из кубка и с вызовом обратился к герцогу:

– А вам разве не известно, что Блюкастл покупает сэр Роджер?

– Что с того? Я плачу больше.

– Это не по-рыцарски, сэр!

– Это почему же? – Физиономия герцога вытянулась. – Вы меня оскорбляете, что ли?

– Как вы могли подумать, милорд? – поспешил вмешаться горбун. – Барон просто хотел сказать… – он бросил на Пилсборна такой взгляд, что тот счел за благо отвернуться, – хотел напомнить о моем согласии продать замок сэру Роджеру. Но ведь согласие не есть обещание. Никаких обязательств я никому не давал. Не так ли, барон?

– Вот именно! – просиял герцог Эддинктон. – Никаких обязательств, сэр Вильям, вы никому не давали. Поэтому сейчас я плачу вам половину, а послезавтра – остальное. Фредди! Где ты, черт тебя дери?! – Слуга с нечесаными седыми космами возник по-кошачьи бесшумно и сложился в подобострастном поклоне. – Деньги, живо!

– Нет-нет, – горбун протестующее вскинул руку. – Мне надо поразмыслить до утра.

– Бросьте, сэр Вильям! Почему бы нам не уладить дела теперь же?

– Потерпите до завтра, сэр. – В голосе горбуна прозвучала непреклонность. – Замок ведь не сбежит.

Герцог приоткрыл рот, подумал… и расхохотался.

– Ну, вы и сказанули: не сбежит! Это про замок-то! Будто про собаку на привязи!

Барон тоже рассмеялся и, взглянув на сэра Вильяма, украдкой покрутил пальцем возле виска. Горбун ответил ему едва заметной улыбкой. И любезно предложил:

– Не хотите ли закусить, милорд?

– Благодарю. Я неплохо закусил в трактире. Ну и порядки стали в Рэдлвуде. Какие-то оборванцы хотели отнять у меня деньги и даже говорили дерзости. Всех их тут надо перевешать.

Чуть склонив голову на бок, горбун с любопытством посмотрел на герцога.

– Нельзя ли узнать, сэр, где именно это произошло?

– Где именно? Гм… Фредди! Как назывался тот вертеп?

Слуга почтительно приблизился.

– «Гусиная печень», ваша милость. А тех оборванцев, если позволено мне будет напомнить, называли ребятами какого-то Длиннорукого Клема.

– Два черпака в ослиную глотку! – Барон даже кубок оставил. – Сколько людей с вами было, сэр?

Герцог высокомерно вздернул подбородок.

– Я сам. И вон – Фредди.

– Это значит, сэр, что ваш ангел-хранитель не дремал.

Герцог презрительно оттопырил нижнюю губу.

– Благородный лорд и в одиночку рассеет любую толпу этого сброда, – назидательно проговорил он. – Стало быть, сэр Вильям, сейчас вы – ни в какую? А то взяли бы задаток – и баста!

– Потерпите, милорд, до утра. Согласитесь, срок не велик. Я дам вам определенный ответ.

Вздохнув, герцог низко надвинул на лоб шляпу.

– Ладно, сэр Вильям. Завтра я у вас буду. И не сойду с места, пока не заполучу Блюкастл. – Широким шагом он направился к дверям. Но вдруг развернулся, подошел к столу и, взяв кусок холодной баранины, с жадностью вонзил в него зубы. – Приятных сновидений, рыцари! – прошамкал он набитым ртом, и в дверях мелькнул его победно развевающийся плащ.

А седовласый слуга, будто случайно, замешкался на выходе. Сэр Вильям поманил его пальцем.

– Вот что, приятель… Еще вчера ты пришелся мне по душе. – Он опустил золотой в ладонь старика. – Угождай своему господину, глаз с него не спускай. И забегай иногда ко мне за дружеским советом.

Мгновение горбун и старик пристально смотрели друг на друга.

– Я буду очень стараться, ваша милость, – сказал слуга, поклонившись. И с кошачьим проворством выскользнул за дверь.

– Ах, шельма! – глядя ему вслед, пробормотал барон.

– Для этакого богатого сиятельного дурня, – усмехнулся горбун, – всегда отыщется слуга-негодяй.

– А как же Блюкастл, Вилли? Ведь сэр Роджер…

– Оставьте, Пит! Заладили, как попугай: сэр Роджер, сэр Роджер! Я ничего еще не решил. Хотя, впрочем, свою выгоду упускать не намерен.

Пилсборн обиженно засопел и в сердцах хлебнул прямо из кувшина. Кося на барона внимательным черным глазом, горбун неторопливо прохаживался по зале.

Х Х Х

Отложив тетрадь, мистер Пайнсон налил себе коньяку и выпил. Затем он собрался было продолжить чтение, но, услышав многозначительное покашливание гостя, распахнул свои голубые глаза. Сэмюэль Бэрбидж не без интереса поглядывал на бутылку.

– О Господи, мистер Бэрбидж! – воскликнул нотариус, поспешно наполнив рюмку писателя. – Сам не знаю, что со мной происходит.

– Два черпака в ослиную глотку! – С комичной торжественностью писатель поднял рюмку. Осушив ее, он встал и подбросил в камин полено. – А разъясните-ка вы мне, милейший мистер Пайнсон, в какую же это эпоху произрастают ваши бароны, горбуны и разбойники?

– Ну, с большой точностью определить, конечно, нелегко…

– Хоть приблизительно.

– Приблизительно… это происходит в эпоху рыцарских турниров и крестовых походов.

Для Сэмюэля Бэрбиджа это было уже чересчур. Он подозрительно посмотрел на чудаковатого нотариуса, но честные глаза последнего исключали намек на розыгрыш.

– Ясно, – вздохнул писатель. – Время весьма размыто. Зато обвинения во всевозможных анахронизмах отпадают как бы сами собой.

– Вы, кажется, меня осуждаете? – Задетый за живое, Пайнсон взволнованно поглаживал свою кактусообразную лысину. – За что, сэр? Ведь в легендах точные приметы времени утрачиваются. Да они, по сути, вовсе и не обязательны.

– Вы полагаете? – с безупречной вежливостью поинтересовался Бэрбидж.

– О Господи! Но ведь все это не я придумал! То есть… не все придумал я. Ведь записи-то, – нотариус ткнул пальцем в сторону портрета, – записи-то он оставил!

Взгляд Бэрбиджа невольно задержался на портрете. От прихотливой пляски каминного пламени величественный старец сурово насупился и, казалось, готов был треснуть кулаком по золоченой раме: «Это я оставил записи! Черт побери, я!» Улыбнувшись своей фантазии, писатель прикрыл глаза ладонью.