Иван Коновалов - Сержант и капитан Страница 6

— Да, нервы ты себе там основательно расшатал, но на будущее старайся держать себя в руках и не хамить старшим по званию. — Митя оставался спокойным. — Помни, здесь твои военные заслуги признаю только я, на остальных они впечатления не произведут. И сейчас я один раз, всего один раз, попрошу, заметь, попрошу дать мне слово не пререкаться со мной ни при людях, ни без людей, и не показывать всем своим видом, что мы друзья. Когда надо будет, я сам это покажу. Давить на тебя не буду. Даешь слово?

— Даю. Что я должен буду делать? Я в строительстве ни бельмеса не понимаю. Так, покрасить чего-нибудь или поштукатурить, хотя второе у меня хуже получается.

Митя нахмурился и постучал себя по виску:

— Видишь, седею, криминала в нашем бизнесе сейчас много. И нам угрожают, и мы иной раз… Я тебе доверяю, и ты вернулся с войны с дубленой кожей. Вот твои козыри. Все остальное ерунда. Начнешь с общего ознакомления, будешь контролировать наши объекты строительства, входить в курс дела. Но старайся все это делать с умным видом. Должность назовем незамысловато — советник по вопросам безопасности. Платить буду хорошо. При случае дашь совет или поможешь в какой-нибудь щепетильной ситуации. Ну, как тебе расклад?

Никита поморщился, но тут же улыбнулся:

— В целом неплохой расклад. Не очень нравится понятие «щепетильная ситуация». Но в наше время они случаются сплошь и рядом, так что будем пытаться их решать. Деньги нужны. Я тебе благодарен.

Митя удовлетворенно хмыкнул и потер руки:

— Здравый смысл и здоровый цинизм тебе не отстрелили. Рассуждаешь верно. Итак… — Он посмотрел на часы. — Мне пора. Сегодня пятница. У тебя почти три дня на разграбление города. Так что в понедельник жду тебя здесь же в девять утра. Машину не пришлю. Извини, свои могут неправильно понять.

Они встали, пожали руки. Затем Митя сел снова в свое кресло, а Никита пошел к двери.

— Когда-нибудь расскажешь, как там было? — спросил осторожно новый начальник в спину. Никита, не ответив ни слова, вышел. Он намеренно оставил между ними небольшую дистанцию. Дмитрий остался хорошим другом, это он понял, но без этой небольшой дистанции он может начать зарываться.

Выйдя на улицу, Никита решил напиться. Напиться основательно, потому что с понедельника он намерен пить, только подчиняясь обстоятельствам. И с понедельника — новая жизнь, в черном костюме и белой рубашке.

Начал Никита с текилы. Но ее пришлось отставить и перейти на пиво «Корона». Текила как и водка требует быстрых рывков и быстрых глотков. С пивом есть время подумать и рассудить правильно. Но, перемешав текилу с пивом, Никита вообще временно утратил способность мыслить и не заметил, как оказался на улице. Быстро вдохнув на Тверской несколько бензиновых выхлопов и чуть-чуть свежего воздуха, Никита немного пришел в себя. Он решил немного пройтись и успокоиться. Свернул в Газетный переулок и пошел какими-то дворами, не разбирая дороги, по направлению к Новому Арбату.

По пути попалась детская площадка. Захотелось покачаться на качелях. Никита удобно расположился в сидушке, взялся руками за холодные железные поручни и оттолкнулся ногами от земли. Москва бодро закачалась. Кремлевские звезды то падали вниз, то взлетали вверх. В полете качались деревья и дома, а через несколько минут к ним присоединились несколько темных фигур. Они стояли, перекосившись в разные стороны, как раскачанные ветром столбы, и беззастенчиво глазели на Никитины взлеты и падения. Пришлось остановиться и спросить, что им, собственно, надо.

— Слышь, Карандыч, — сказала одна фигура другой, — По-моему, ты не прав, у этого парня с настроением все нормально.

— Заткнись, — ответила другая фигура, — я меланхолию за километр чую. Что, парень, прав я или нет?

На фоне деревьев и полуослепшего фонаря виднелись еще два персонажа, но они безмолвствовали, пытаясь удержаться на ногах. Итого четверо.

— Не прав. У меня не меланхолия, а временная депрессия, вызванная алкоголем и одиночеством. И я ее сейчас разгоняю.

— Одна хреновня, — констатировала главная фигура и спросила: — Мож, нальешь от щедрот душевных, раз сам мучаешься?

— А вы кто?

— А мы — павшие дальше некуда и всеми презираемые.

— За такое изложение просьбы вы заслуживаете удовле — творения ваших чаяний. — Никита спрыгнул с качелей, подошел к боязливо отпрянувшим фигурам и протянул главному деньги. — Только, чур, уговор. Пить будем вместе и не на улице. Вы здесь все знаете, ищите двор или подвал. Расскажете, как жизнь московская протекала без меня.

— Идет. — Главный бомж с достоинством принял деньги и передал их своей шестерке:

— Тырич, ждем здесь. На все бери, и закуски не забудь человеческой, денег, чай, дали нормально. Не одни употреблять будем, с уважительным человеком. И хоть рубль попробуй затырить, тут я тебе твою кличку не прощу.

— Обижаешь, Карандыч, что я, без понятий совсем, что ли. Ждите ровно пять секунд.

Невысокий, похожий на разжалованного товароведа Тырич снял порванный твидовый пиджак, остался в довольно приличной синей джинсовой рубашке, достал из кармана аккуратно сложенный пластиковый пакет, стряхнул слишком заметную нищету и принял вид среднестатистического покупателя.

Никита в слабом фонарном свете попробовал рассмотреть бомжовского атамана. Ростом выше среднего, не старый еще, на удивление, относительно чисто выбритый. Мутные глаза хитро блестят из-под натянутой ниже бровей бейсболки с надписью CNN international. Атаман тоже рассматривал Никиту, потом спросил:

— Где ж ты, парень, время проводил? На казенных харчах?

— Промахнулся.

— О! Понял! Ветеран! Был на той стороне добра и зла. Воевал и горд собой!

Никита взял главного за шкирку:

— Закрой свой рот и делай, что обещал, а не то я разозлюсь.

Атаман присмирел и сказал рассудительно, четко и красиво выговаривая слова:

— Вы, молодой человек, меня неправильно поняли, я вовсе не хотел вас обидеть. Необходимость по ряду обстоятельств общаться с людьми низкого положения испортила мои манеры совершенно непростительнейшим образом. Когда-то я был совсем другим человеком, многие из нас были другими.

Он многозначительно поднял палец к темному небу. Никита и раньше общался с подобной публикой, и сейчас ему как раз захотелось послушать псевдоумные сермяжные разговоры этих опустившихся, вечно пьяных и немытых философов. К тому же, вдруг отчаянно захотелось позвонить Даше.

— Нет, — почти крикнул Никита.

— Что нет? — Карандыч и его соплеменники отпрянули от неожиданности.

— Ничего, это я про себя, случайное воспоминание. — Никита ткнул пальцем мимо Карандыча. — Ага! Вон, Пырич ваш бежит, спотыкается, увешанный добычей.