Федор Шахмагонов - Хранить вечно Страница 6

Артемьев оглядел пустые комнаты и приказал:

— Одевайтесь!

Курбатов надел шинель, солдатскую шапку.

Артемьев даже присвистнул.

— Ничему-то вы, господа, не научились! — сказал он.

— Что такое? — Курбатов испугался, что этот мрачный посланец вдруг все отменит.

— В таком наряде? Хм! — Артемьев вздохнул. — Со мной сойдет. У вас есть оружие?

— Оружие? Есть!

Курбатов вынул из кармана брюк наган.

Артемьев взял наган Курбатова. Секунду, казалось, над чем-то раздумывал.

— Да… Оружие, прямо скажем, игрушечное… Но с оружием по улицам ходить сейчас опасно. Пусть пока ваша пушка полежит у меня в кармане. Так надежнее… Больше ничего нет?

— Нет! Зачем же? — Курбатов с удивлением взглянул на Артемьева.

— Вы знаете, Курбатов, что вам предстоит?

— Что?

— А разве Шевров не дал указания?

— Я его не видел три дня…

Артемьев вздохнул. Под усами скользнуло что-то похожее на улыбку.

— Я вас повезу к человеку, который вам все объяснит, — сказал Артемьев.

Они вышли в переулок. Артемьев осмотрелся. Могла быть и слежка, налаженная Шевровым. Свернули в подворотню, прошли двумя проходными дворами, вышли к автомобилю. Работал на малых оборотах мотор. Артемьев посторонился, пропуская Курбатова.

На хромированных колпаках колес Курбатов прочитал марку автомобиля. За рулем сидел шофер в кожаной куртке. Курбатов попятился. Артемьев уверенно подтолкнул его под локоть и тихо сказал:

— Садитесь! Я сейчас вас доставлю к человеку, который все устроит…

Автомобиль выскочил на Тверскую, спустился вниз, повернул с Охотного ряда и остановился у гостиницы «Метрополь».

На третьем этаже Артемьев постучал в дверь номера. Дверь открылась. Артемьев пропустил Курбатова и сказал:

— Знакомьтесь, Курбатов! Это и есть самый нужный вам теперь человек.

Курбатов стремительно шагнул вперед… и остановился.

— Я арестован?

— Нет! — резко ответил Дзержинский. — Я хотел с вами поговорить…

Курбатов оглянулся на Артемьева. Он спокойно выдержал его взгляд.

Дзержинский с любопытством смотрел на Курбатова и обернулся к Артемьеву.

— Феликс Эдмундович, мне нужно было удостовериться, не оговорили ли господина Курбатова. А он так торопился, что не потребовал каких-либо объяснений. Он слышал и видел только то, что хотел слышать и хотел видеть.

— Что здесь происходит? — воскликнул Курбатов.

Дзержинский спокойно разъяснил:

— Садитесь, Курбатов, я хотел бы с вами поговорить…

— Я вам все равно ничего не скажу!

Курбатов кинулся к окну, Артемьев удержал его за руку:

— Что с вами?

— Я прошу вас о милости, господин Дзержинский! Дайте мне оружие! Я застрелюсь!

— Вы боитесь отвечать за свои поступки? Или, может быть, вам стыдно, что вы бессильны доказать необходимость своих действий?

— О нет! Напротив! Шевров арестован?

— Нет, Шевров не арестован. Пока не арестован… Он выдал вас, надеясь этим купить снисхождение.

— Это неправда!

Дзержинский поморщился:

— Правда, Курбатов!

Курбатов махнул рукой:

— Мне все равно… На ваши вопросы я отвечать не буду. Следствию ничем не помогу. Верните мне оружие, я застрелюсь… Если вам неудобно, чтобы это случилось здесь, в гостинице, отвезите меня за город, заведите в подвал, куда угодно! Я прошу у вас милосердия!

Дзержинский покачал головой.

— Где и когда мы обещали нашим врагам милосердие?

— Может быть, и не обещали… Неужели вам необходим суд? Мне нестерпимо разбирательство! Результат тот же. Я сам…

Курбатову могло показаться, что Дзержинский задумался. Он прошелся по комнате, остановился возле Артемьева.

— Василий Михайлович, у вас патроны?

Артемьев вынул из кармана горсть патронов.

— Когда мы ехали в машине, я разрядил наган.

Дзержинский расставил патроны на столе.

— Мы должны проверить, какие это патроны.

— Пули отравлены! Можете не проверять!

— Верю, Курбатов! — гневно воскликнул Дзержинский. — Подлость за подлостью! И вы еще требуете милосердия!

— Тогда арестуйте меня и обходитесь как с арестованным!

— Может быть, придется прибегнуть к этой акции. Пока она преждевременна. Я хотел с вами говорить.

— Я не хочу! Это допрос? Я не буду отвечать на ваши вопросы.

— Нет, это еще не допрос! Я хотел бы спросить вас… Вопрос чисто эстетический…

— Большевики — и эстетика! — усмехнулся Курбатов.

Дзержинский не обратил внимания на усмешку.

— Мне докладывали, — начал он, — что вы дворянин, Курбатов…

— Дворянин! И этим горжусь!

Дзержинский остановил его предупреждающим жестом руки.

— Я тоже дворянин, но не вижу в этом предмета для гордости. Вы дворянин, офицер… Скажите, Курбатов, как вы относитесь к жандармам?

Курбатов не ожидал такого вопроса.

— К жандармам? Как можно относиться к жандармам? Жандарм — это несчастье России…

Дзержинский улыбнулся.

— Я рад, что у нас с вами совпадает отношение к жандармам. Хотя бы на один из вопросов у нас с вами одна точка зрения…

— Неужели вам так важно мое отношение к жандармам?

— Очень важно, Курбатов! Мне очень интересно, почему вы, дворянин, попали в компанию жандармов?

— При чем тут жандармы?

— Шевров — жандарм. Даже хуже. Тайный жандармский осведомитель. Провокатор, убийца…

— Но он всего лишь мой связной. Лицо подчиненное. Дзержинский отрицательно покачал головой.

— Это далеко не так! Он главная скрипка в вашем оркестре. А вас держали взаперти для какого-то темного дела. Какого? Вы знали, для какого дела?

— Вы можете мне доказать, что Шевров жандармский осведомитель?

— Это очень легко сделать! — ответил Дзержинский.

Он выдвинул ящик в столе, на стекло легла папка из архива жандармского управления.

Фотографии Шеврова анфас, в профиль, его обязательство доносить в жандармское управление о всех неблагонадежных, потом приказ о зачислении тайным платным агентом.

Курбатов брезгливо захлопнул папку.

— Вы можете, Курбатов, — предложил Артемьев, — ознакомиться с содержанием его донесений.

— Не надо…

— Курбатов… — тихо, как бы в раздумье, произнес Дзержинский. — Владислав Павлович, не так ли?

— Так.

— Вы не состоите в родстве с генералом Павлом Алексеевичем Курбатовым?

— Я его сын.

— Сын? Сын героя Порт-Артура? Павел Алексеевич Курбатов из славной семьи. Это же всем известно! Он внук декабриста Курбатова! Вы правнук декабриста Алексея Курбатова! Я не ошибаюсь?