Кеннет Оппель - Небесный охотник Страница 6

— Кто-нибудь… займитесь этим, — невнятно пробурчал капитан Тритус, не отрывавший глаз от «Гипериона» за окнами рубки.

Никто не шевельнулся. Мистер Беатти перестал кашлять и повис на штурвале, и я не был уверен, что он в сознании. Мистер Шульц едва стоял на ногах. Я взглянул на воду, плещущуюся на полу, и увидел, что её поверхность уже подергивается корочкой льда.

— Капитан! — закричал я. — Мы слишком высоко! Вы погубите корабль!

Капитан уже ничего не слышал. Он что-то довольно гудел себе под нос, уставившись на «Гиперион». Его пальцы неловко попытались вытащить сигарету из пачки, но не смогли. Вся пачка рассыпалась по полу рубки, и он засмеялся. Смех был похож на всхлипы. Капитан попытался нагнуться, чтобы собрать сигареты, и упал на колени. Как и у всей команды, его легкие были ослаблены годами курения. Перед глазами у меня всё плыло и качалось, но я ещё держался на ногах и достаточно соображал, чтобы понимать, что мы все умрем, если будем продолжать подниматься.

Я знал, что времени у меня почти нет. Ногти на пальцах рук посинели. По коже бегали мурашки, как бывает, когда отсидишь ногу. Ощущение было такое, словно я быстро куда-то погружаюсь, и я боялся, что скоро отключусь.

Я с трудом добрёл до руля высоты и отпихнул от него мистера Шульца. Он слабо заворчал, протестуя, но осел на пол, слишком ослабевший, чтобы стоять. Я круто повернул руль, направляя корабль вниз.

— Ах ты, щенок! — прохрипел Тритус.

Затуманенными глазами я следил, как «Гиперион» скрывается из виду, по мере того как мы начинаем снижаться.

— Я тебя за это в тюрьму упеку! — шипел Тритус, но не попытался остановить меня. Да и никто не шевельнулся, они все были слишком слабы.

Потом я дотащился до пульта управления газовыми отсеками и стравил ещё немного гидрия, ровно столько, чтобы нормально выровнять корабль и обеспечить плавный спуск. На грудь навалилась огромная тяжесть, выдавливая воздух из легких. Небо не хотело, чтобы я дышал.

Встав к штурвалу, я развернул нас на прежний курс, на запад, и уставился на альтиметр, чтобы удостовериться, что мы действительно снижаемся, потому что не доверял больше своим чувствам. Мы остались с двумя двигателями, минимумом гидрия и совсем без балласта, но, если повезет, всё это можно исправить в ближайшем порту.

2

«ЖЮЛЬ ВЕРН»

Персональный лифт, сверкающий зеркалами и медью, стремительно вознес меня к юго-восточному причалу Эйфелевой башни. Лифт завис над первой платформой и в следующую секунду грациозно скользнул вниз и замер. Хмурый служитель в черном со щелчком откинул сетчатый защитный экран, и я шагнул в водоворот и ароматы шумного ресторана. Болтали посетители, сновали вокруг официанты, словно исполняя замысловатый танец, лязгали ножи, звенели бокалы. Глаза мои сразу же обратились к окнам от пола до потолка. Отсюда, с высоты шестисот футов, из ресторана «Жюль Верн» открывалась панорама города, словно из иллюминатора воздушного корабля — картина, доступная обычно лишь богатым и знаменитым.

Положитесь на Кейт де Ври в выборе самого модного ресторана во всём Париже.

Наверное, она подумала, что мне будет приятно находиться на такой высоте.

Я глядел на всех этих изящных леди и джентльменов, на их экстравагантные шляпки, наряды и меха, и словно с легкостью перенесся назад на «Аврору», прислуживать в обеденном салоне первого класса. Безусловно, там я чувствовал бы себя увереннее. Но сегодня я посетитель. По крайней мере, мне хватило ума надеть униформу Академии, пусть и поношенную. Я чувствовал себя слишком молодым и бедным, словом, самозванцем.

Ко мне подскочил метрдотель. Он скользнул по мне оценивающим взглядом, сразу отметив и потертые обшлага куртки, и следы выведенных пятен на лацкане. Шесть месяцев назад, когда я покупал форму, в тусклом свете магазина она выглядела достаточно прилично. Но здесь, среди великолепия ресторана «Жюль Верн», я с тем же успехом мог бы появиться в лохмотьях. Жаль, не разорился тогда и не купил себе хорошую новую форму, как все остальные. Но с тех пор как привык считать каждую монету, каждую трату воспринимал как излишнее расточительство. И я всегда знал, что маме и сестренкам эти деньги нужнее. Хоть я и плачу сам за обучение и жилье здесь, в Париже, всё равно чувствую себя виноватым, что больше не могу посылать своим в Северную Америку жалованье юнги.

— У мсье заказан столик? — осведомился метрдотель, сверяясь с огромной книгой в кожаном переплете, лежащей на пюпитре из орехового дерева.

— Полагаю, на имя де Ври.

— Прошу сюда.

Он посмотрел на меня едва ли не с обидой и быстро повел к самому дальнему столику, какой только смог найти. Сердце у меня оборвалось не потому, что столик оказался рядом с кухонной дверью и у окна с видом на огромное колесо и тросы лифта, но потому, что Кейт ещё не было.

Я нарочно опоздал на двадцать минут, надеясь прийти позже её. Кейт всегда опаздывала. И некоторое время тому назад я решил опаздывать тоже. Посмотрим, как ей это понравится. Но если я опаздывал на пять минут, то она — на десять. Если я — на двадцать, то она — на сорок. Не знаю, как ей это удается. Все мои усилия пошли насмарку. Сегодня это было особенно возмутительно, поскольку в присланной ею утром записке речь шла об особой точности. «Ровно в двенадцать тридцать», — написала она, подчеркнув слово «ровно», словно я был из тех, кому нужно об этом напоминать.

— Угодно ли мсье заказать что-нибудь из бара? — поинтересовался метрдотель, придвигая мне стул.

— Думаю, я подожду, пока придет мисс де Ври, — ответил я.

— Разумеется.

Не прошло ещё и сорока восьми часов, как я вернулся в Париж. После аварийной посадки «Бродяги» на Цейлоне корабль был не в том состоянии, чтобы лететь дальше. Мистера Домвиля, всё ещё лежавшего без сознания, отправили в госпиталь. Я хотел остаться и удостовериться, что с ним всё будет в порядке; я даже предлагал помочь в ремонте «Бродяги», но капитан Тритус ясно дал понять, что не желает больше меня видеть. Он велел мне держать рот на замке и выставил за дверь. Ничего не оставалось, как отправляться обратно в Париж.

Хоть бы Кейт поторопилась. Нам было непросто встречаться в промежутках между её и моими занятиями. Она приехала летом, три месяца назад, со своей ужасной компаньонкой, чтобы подыскать квартиру на время учебы в университете. Я знал, что мисс Симпкинс не одобряет нашей дружбы. Хоть я и был теперь курсантом престижной Воздушной Академии, она всё ещё помнила меня юнгой и полагала, что у меня нет ни малейшего права общаться с юной мисс де Ври. Но мы всё равно встречались, по меньшей мере раз или два в неделю, обычно в квартире Кейт, а мисс Симпкинс сидела в уголке, делая вид, что читает. Интересно, заявится ли она сегодня на ленч? Надеюсь, что нет. Мне надо столько рассказать Кейт.