Иван Головня - Следы ведут в прошлое Страница 7

Да и ведет себя молодой человек несколько странно для мешочника. Если ему отказывают в обмене, он нисколько не огорчается, а сразу же идет к следующей хате. Если же кто и соглашается дать за кусок мыла буханку ржаного хлеба или несколько пригоршен пшена, то меняется он без особой охоты, словно этого хлеба или пшена дома у него навалом.

Вот и сейчас, подойдя к убогой хате и увидев во дворе старичка в одной нательной рубахе и латаных-перелатаных портках, строгающего скобелем черенок для лопаты, молодой человек спрашивает безразличным голосом:

– Хозяин, кожа на подметки нужна? Есть мыло.

Старичок выпрямляет спину, смотрит на прохожего подслеповатыми глазами из-под белых козырьков бровей и дребезжащим голосом отвечает:

– Все нужно, добрый человек. Отчего же не нужно? В обмен вот только дать нечего. Сами не знаем, как дотянуть до нового урожая.

– Жаль, – без особого, впрочем, сожаления произносит молодой человек и идет дальше.

– Парень! – кричит вдогонку старичок, заставив мешочника остановиться и обернуться. – Ты вот что… Зря ты ходишь по всему селу… Ты заходи в хаты, которые побогаче. А еще лучше иди прямиком к Козлюкам. Вон их хата виднеется в большом саду, – старик тычет недоструганным черенком в сторону стоящей особняком богатой усадьбы. – Им тоже все нужно, но в отличие от нас, бедняков, у них есть что дать в обмен. А тут ты только зря собак дразнишь…

– Пожалуй, вы правы, – поразмыслив малость, говорит парень. – Спасибо, дедуля, за умный совет. Так и быть – пойду прямо к Козлюкам.

Первым откликается на стук мешочника в калитку Козлюкова двора огромный пес, выбежавший из-за дома. Пока пес, брызгая слюной, методично и глухо, словно ухая в большой барабан, лает на гостя, тот осматривается.

Дом хоть и деревянный, зато большой, с крыльцом и крышей, крытой жестью. Окна в отличие от прочих хат двойные, со ставнями. Чуть поодаль большое строение, служащее, по-видимому, сараем и хлевом для скотины. Рядом, словно вырастая из-под земли, виднеется кирпичный погреб. Невдалеке от крыльца – колодец. Его сруб аккуратно обшит строгаными досками и выкрашен в голубой цвет. Двор чистый, старательно подметенный.

Минуты через две на крыльце показывается высокий сутулый мужчина лет пятидесяти с длинными, висящими чуть ли не до колен руками. По случаю воскресенья одет он по-праздничному: высокие хромовые сапоги, коричневые шерстяные штаны, из кармашка которых свисает серебряная цепочка от часов, белая с вышивкой рубаха и черная шелковая жилетка. На глаза надвинута коричневая касторовая шляпа.

Настороженно рассматривая очередного мешочника, мужчина медленно подходит к калитке и без лишних церемоний спрашивает:

– Чего надо?

Его голос под стать глухо ухающему лаю собаки, которая никак не может угомониться.

– День добрый, хозяин! – словно не расслышав далеко не дружелюбного вопроса, здоровается молодой человек. – Не разживусь ли я у вас чем-нибудь из харчей? У меня тут имеется кое-что для обмена…

Один мешочек – в нем фунта четыре муки – он бережно кладет на траву под забором, а другой ставит на калитку и раскрывает, показывая свое скудное богатство. Мужчина с брезгливой миной на бритом морщинистом лице бесцеремонно роется в мешке и небрежно цедит сквозь зубы:

– Кому такое барахло нужно?

– Может, кому и нужно! – отзывается уязвленный парень, но вспомнив, вероятно, зачем он сюда пришел, уже более миролюбиво добавляет: – Чем же плох товар? Кожа вот хорошая… Век подметкам не будет износу. Да и…

– Ладно! Будет расхваливать! – прерывает его хозяин. – За все это «добро» могу дать две буханки хлеба и фунт сала.

Не дожидаясь ответа, он оборачивается, чтобы позвать кого-нибудь из домашних, но его опережает мешочник.

– Мирон Гордеевич, – говорит он тихо, – а я ведь к вам по делу.

Услышав свое имя-отчество, Козлюк уставляется на молодого человека цепким взглядом глубоко сидящих глаз. Убедившись, что среди его знакомых никого похожего нет, начинает заметно нервничать: раздраженно цыкает на все еще продолжающего неистово лаять пса и пинает его в бок ногой. Собака умолкает и, не дожидаясь второго пинка, семенит за хату. Проследив взглядом за псом и выждав, пока тот не скроется с глаз, Козлюк с деланым равнодушием интересуется:

– Какое еще там дело?

– Одного человека надо увидеть.

– Так иди и смотри, – окончательно взяв себя в руки, равнодушно пожимает плечами Козлюк.

– Это не разговор, пан Козлюк, – недовольно морщится молодой человек и уточняет: – Не деловой разговор…

Польщенный обращением «пан», Козлюк вытягивает губы в едва заметной усмешке:

– Что-то я не припоминаю тебя, хлопец. Ты-то откуда меня знаешь?

– Там… – мотает куда-то в сторону головой мешочник и после многозначительной паузы продолжает: – Там знают всех, кто остался верным нашему делу.

На дороге показывается расхлябанная подвода, которую покорно тащит невзрачная мышастая лошаденка. На подводе сидит на охапке сена заросший реденькой белой щетиной мужик в мятом соломенном брыле. Поравнявшись со стоящими у калитки людьми, мужик снимает брыля и наклоняет голову.

– Доброго здоровьица, Мирон Гордеевич!

В ответ Козлюк молча кивает головой. Подождав, когда отъедет подвода, он испытующе смотрит в глаза мешочника и осторожно произносит:

– По-моему, тут ошибка вышла какая-то, парень. Похоже, что ты напутал…

– Ваша осторожность, Мирон Гордеевич, крайне похвальна. – В голосе молодого человека слышится нетерпение. – Однако ближе к делу: у меня мало времени. Словом, так… Мне нужно свидеться с одним моим дальним родственником… С Романом Щуром. У меня к нему важное дело. Очень важное.

Молодой человек закрывает свой мешок и внимательно, не мигая, смотрит на Козлюка.

– А вас как зовут, разрешите полюбопытствовать? – вместо ответа спрашивает Козлюк.

– Можете звать меня Грицком.

– Так вот, товарищ Грицко… – ехидно усмехается Козлюк. – Или как у вас там теперь обращаются… Своего родственника придется вам поискать самому – я никакого Щура не знаю и сроду не знал.

– Ну что ж, – пожимает плечами Грицко, – не знаете Щура, так, может, знаете Ветра. Сведите меня с Ветром.

– Ветра ищи в поле, – щерится Козлюк. – Есть такая присказка. Слыхал небось?

– Мне нужен тот Ветер, который гуляет по селам и бьет большевиков, – будто не расслышав или не поняв издевки Козлюка, уточняет Грицко.

– Ищи по селам… – делает безразличную мину Козлюк.

– Вы несерьезный человек, Мирон Гордеевич, – силясь сдержать раздражение, рассудительно произносит мешочник. – Я с риском для жизни пробирался сюда вовсе не для того, чтобы упражняться с вами в пустословии. Я пришел к вам по важному делу. Мне нужна ваша помощь. И не только мне. Вы понимаете меня?

«И откуда этот бугай свалился на мою голову? – почувствовав себя не совсем уютно под пристальным взглядом Грицка, думает Козлюк. – А вдруг и вправду какая-нибудь важная птица. Ишь, как уставился! Такому прикончить человека, что раз плюнуть».

– А почему вы пришли именно ко мне? – снова перейдя на «вы», уже другим тоном спрашивает Козлюк.

– Я уже говорил вам, – терпеливо и вместе с тем напористо объясняет Грицко, – что там… в губернском комитете… знают вас как преданного нашему делу человека. А привело меня к вам вот что. Мы потеряли связь с нашими людьми в Сосницком уезде и не знаем, что здесь произошло. А связь крайне необходима. И немедленно. Так что, давайте не будем разводить антимонию, а перейдем к делу.

– Ну что ж… – старательно рассматривая носки своих сапог, отзывается после продолжительной паузы Козлюк. – Я хоть и слыхом не слыхивал о каких-то там Щурах и Ветрах, но все же попробую помочь вам. Грех не помочь хорошему человеку. Сделаем так. Вы наведаетесь ко мне через пару деньков, скажем… в следующее воскресенье, часов этак в… десять-одиннадцать, а я за это время порасспрошу людей и, может, узнаю, где можно найти вашего родственника. И вот что… В следующий раз вам необязательно идти через все село. Вы лучше вон там… – указывает рукой на запад Козлюк, – подле той сосны со сломанной верхушкой сверните с дороги – там есть тропинка – и идите прямиком через поле. Я буду ждать с той стороны двора у копны с соломой.

– Договорились.

– Тогда – всего хорошего! – говорит Козлюк, собираясь уходить.

– А как же насчет обмена? – напоминает Грицко.

– Ах, да! – спохватывается Козлюк. – Давай все прямо с мешком. Сейчас старуха или дочка вынесут тебе в нем хлеб и сало.

Грицко берет Козлюка за рукав и скорее приказывает, чем просит:

– Три буханки хлеба и четыре фунта сала. В городе люди тоже есть хотят. А ставить нас на довольствие большевики пока не собираются. Сами с голоду пухнут.

– И что же это за родственник объявился у меня? Да еще среди мешочников? – едва поздоровавшись, спрашивает Ветер. Спрашивает с деланым равнодушием, как бы между прочим. Можно подумать, что все это интересует его постольку-поскольку, и вовсе не за этим явился он на эту встречу.