Андрей Цаплиенко - Империя Четырех Сторон Страница 7

Этот охранник посреди площади, очевидно, был одним из тех десяти или двенадцати воинов, которых оставили во дворце. Но почему он не на своем месте? Чинча подошел поближе. Человек с копьем на плече сидел на краю большого валуна, обтесанного и подготовленного для того, чтобы установить его в одной из стен дворца. Перед охранником на песке лежали несколько небольших круглых камешков примерно одного размера. Воин глядел на них, потом целился и, взвесив на ладони такие же камни, бросал их навесом в лежащих у ног собратьев. Они падали на песок и, несколько раз перевернувшись, останавливались, ударившись о цель. Похоже, вооруженный человек играл, и эта игра всецело занимала его. Взгляд охранника был напряжен, копье на плече только мешало, левая рука шевелила пальцами, напряженно перекатывая готовые к метанию снаряды, а потом перекладывала их в правую. Когда камешек проходил мимо цели, воин ничем не выказывал свою досаду, а когда попадал, напряженное выражение на его лице не сменялось радостной мимикой триумфа. Казалось, он был вполне доволен самим процессом игры, и только ему одному был понятен ее смысл.

Иногда траектория движения камней была довольно причудливой, и Чинча мог сделать вывод, что чем более круглыми были бока снаряда, тем точнее он попадал в цель. Растратив все камни, воин, не торопясь, поднимался с места, подбирал их, оставляя лишь некоторые лежать на земле, а потом снова усаживался на край валуна и принимался за свое, казалось бы, бесцельное занятие.

Чинча тихо подошел еще ближе. Но остаться незамеченным ему не удалось.

– Интересно у меня получается, – сказал охранник Чинче таким тоном, будто бы продолжал прерванный разговор. – Если камни сталкиваются, тот, который я бросаю, останавливается. А тот, о который мой камень ударяется, начинает катиться.

– И что тут интересного? – спросил Чинча.

– Интересно то, что чем сильнее я бросаю первый камень, тем дальше катится второй. Но как бы сильно и далеко я его не бросал, первый в любом случае останавливается, – пояснил воин.

– И так всякий раз без исключений?

– Похоже, что так.

– Ану-ка, дай попробую, – Чинча уселся на каменное сиденье рядом с охранником. Тот протянул ему горсть мелких камней.

Строитель взвесил снаряды в ладони. Они приятно чиркнули друг о друга, словно отозвались. Чинча точно так же, как и воин, с которым он говорил, переложил камни из левой руки в правую, а потом с легкостью, навесом, бросил свой снаряд в сторону уже лежавших на земле. Первый камень, подкатившись ко второму, сталкивал его и словно становился на его место. Сначала Чинча подкатывал камни легко и аккуратно, потом все сильнее и сильнее. И ничего не менялось. Один сбивал другой и оставался лежать примерно в точке соприкосновения.

– Никогда не замечал подобного, – удивился Чинча вслух.

– Мы вообще многого не замечаем, – саркастически заметил воин. Непонятно было только, кому он адресовал свой сарказм.

– Ты о чем, солдат? – немного высокомерно спросил Чинча.

– Да так, ни о чем, – с вызовом ответил воин, смерив архитектора взглядом с ног до головы. Потом замолчал ненадолго и сказал:

– У нас все так. Мы разучились думать. Живем по правилам, установленным сотни лет назад. Неизвестно кем и неизвестно когда. Делаем то, что предписано. А почему так поступаем, непонятно. И если закон не может объяснить те удивительные вещи, которые происходят вокруг, то мы их не замечаем. Словно их нет. Но они ведь есть. Легче жить не думая и знать, что порядок превыше всего. А я думаю, мир больше, чем империя.

– Конечно же больше, – согласился Чинча, чтобы не разозлить солдата: все-таки у него в руках было копье.

– Я и так понимаю, что размерами он больше. Но я не о размерах. Я о том, что мы не хотим знать, насколько он велик. Вот, например, люди Солнца.

«О! – подумал Чинча. – Наконец-то ты заговорил о том, что на самом деле тебя волнует».

– Люди Солнца, – продолжал солдат. – Они нас разгромили не потому, что были сильнее нас, а потому, что знали, как играть в сражение, как нагнать на нас страх и как обвести вокруг пальца.

Чинча хмыкнул. Его раздражали люди, побеждающие других с помощью обмана.

– А ты не смейся, человек, – сощурил глаза солдат. – Они умные и знающие люди. А мы? Мы предпочитаем не замечать очевидные явления вместо того, чтобы двигаться вперед.

И воин сплюнул, а потом снова запустил шар. Он покатился, ударив своего более массивного товарища, и занял его место. «Это нужно использовать», – задумался строитель. Твердый шар стал центром мира. На одно бесконечно долгое мгновение.

А потом, разобравшись в своих чувствах, Чинча вдруг обнаружил, что солдат его раздражает своими рассуждениями. «У каждого свое место, у каждого свой цвет накидки, каждый подчиняется порядку и тем, кто его олицетворяет», – говорил Чинча сам себе. Другая половина его сознания робко спорила с этим, напоминая строителю, что сам он низкого рода, а ведь пробился же наверх, – ну, не на самый, конечно, а так, подобрался к вершине, – и вот сегодня его принимал сам Великий Ума в священном храме под сенью золотых деревьев. Строитель хотел было одним произнесенным словом поставить много воображавшего о себе воина на место, но осекся. Почувствовал, видно, что не то наступило время в Тавантинсуйу, чтобы напоминать друг другу о незыблемой иерархической пирамиде. К тому же она оказалась не такой уж и незыблемой, если простой копьеносец может поносить империю на центральной площади Куско. И он, Чинча, тоже хорош. Заявил под сенью золотых деревьев (впрочем, сень деревьев уже появлялась в мыслях строителя), что природа устроена совсем не так, как думали Великие Инки, начиная с древних времен и заканчивая современностью. Так что же, архитекторам можно сомневаться и делать открытия, а солдатам нельзя? Да, нельзя, спорил Чинча сам с собой, и однажды все вернется на свои места. А значит, я сделаю это.

– Встать, – произнес Чинча вполголоса.

Мачу-Пикчу, затерянный город инков, был обнаружен в 1911 году археологом Хирамом Бингхемом. Настоящее его название неизвестно. Мачу-Пикчу (то есть Старая вершина на кечуа) – это название горы, под которой и стоят эти удивительные строения. По их архитектуре можно понять, каков был первозданный вид зданий в столице империи Куско

Солдат поморщился от непонимания. Послышалось, что ли?

– Встать! – сказал архитектор тверже.

На этот раз воин встал. Но не для того, чтобы выполнить унизительный приказ. Его ладонь сомкнулась на копье. Одним резким движением солдат рванул оружие на себя и направил его на этого наглого прохожего. Чинча сделал ответное движение, и в руке у него оказалось – нет, не копье, и даже не нож. Из-за перевязи, которая сжимала легкую накидку на поясе, Чинча достал нечто, что произвело на солдата гораздо большее впечатление, чем любое оружие. Увидев этот предмет в руках Чинчи, воин бросил копье и упал на колени, закрыв ладонями лицо.

– Я же приказал тебе встать, а не падать, – почти примирительно промолвил архитектор.

Солдат убрал ладони от лица и испуганно переводил взгляд то вниз, то вверх. Вот оно, лицо прохожего, а вот и то, что у него в руке. Но так быть не должно. Или это знак меняющихся времен? Предмет в руке у Чинчи, словно каменный шар, нанес удар по сознанию слишком мудрого солдата, и он в одночасье отупел. Не иначе.

– Встань, – начал злиться Чинча.

Воин встал.

– Возьми в руки копье.

Солдат выполнил приказание.

– А теперь идем со мной. Ты нужен Тавантинсуйу. И ты нужен мне.

В самом центре огромной площади остались причудливые узоры траекторий, сплетенные каменными шарами на вулканическом песке.

Пять. Любимый город

«Буэнос-Айрес – это лучший город на земле. Впрочем, так говорить некорректно. У каждого человека есть своя урбанистическая любовь. Кто-то любит Нью-Йорк. Его бешеный темп и страстный пульс деловой жизни. Я, например, его не очень люблю. Среди его параллелей и перпендикуляров чувствуешь себя, словно муравей, заблудившийся в электронной плате какого-то очень мощного гигантского компьютера. Эффект усиливается, когда поднимаешь голову вверх и видишь бесконечные этажи одинаковых – так кажется оттуда, где стоит наблюдатель, – строений. Но это дело вкуса. Один мой приятель, например, утверждает, что, покурив гашиш на закате, можно наблюдать, как солнце теряется в гигантских зданиях и открывает истинное устройство мира, но я думаю, в его случае давно и явно зависимого от травы человека совсем необязательно для этого отправляться в Город Большого Яблока.

Некоторые любят Париж. Я говорю не о снобах, слишком часто вставляющих к месту и не к месту нечто вроде «Вот я однажды в Париже…» и рассказывающих далее о том, насколько велики цены и насколько малы порции в парижских ресторанах (как будто бы в других мировых столицах все наоборот). А кроме Буэнос-Айреса я люблю еще и Киев. На мой взгляд, самый демократичный город, обнимающий своими зелено-мохнатыми днепровскими берегами любого, кто хочет предложить ему еще один роман с вновь прибывшим завоевателем места под солнцем».