Луи Буссенар - Ледяной ад Страница 7

Репортер торжествовал. В его руках находилась уже руководящая нить, правда, очень непрочная и предположительная, но все-таки нить к разгадке тайны преступления.

— Ну, — говорил он, потирая руки, — ошибка ясна… это англичанин… и я найду его! Искать можно только в Сен-Жермене… Итак, живее туда!

Не теряя времени, он направился к извозчику за каретой, а пока запрягали, стряхнул пыль и постарался привести в порядок свой туалет. Заботливо отчистив известку, он нашел еще минуту сочинить следующую записку товарищу прокурора:

«Не имею возможности присутствовать при допросе. Я напал на след, совершенно чуждый вашему. Завтра подробности к вашим услугам. Берегитесь ловушки!

Ваш Редон».

Затем он крупною рысью мчится в Сен-Жермен. По прибытии туда наш следователь первым делом обходит все отели, начиная с самого шикарного, Павильона Генриха IV.

Его появление в знаменитом отеле, как человека известного директору и части служебного персонала, вызывает только любопытство.

Он отводит директора в сторону и, дружески пожимая его руку, спрашивает нетерпеливо:

— Не остановился ли у вас джентльмен приблизительно такого же роста, как я, с длинною темной бородой и ногами поистине английского размера?

— У нас был только один англичанин, подходящий под ваше описание, довольно-таки неопределенное, но…

— Он уехал?

— Да, три часа тому назад!

— А, черт возьми!.. И не оставил адреса?

— Он отправился, насколько я мог догадаться, в Лондон!

— Не можете ли вы по крайней мере назвать его?

— Охотно: его зовут Френсис Бернетт. Он прибыл из Индии и останавливался здесь только на две недели.

— Благодарю! Как досадно… мне крайне необходимо было видеть его по одному делу. Но… может быть, я могу видеть человека, обслуживавшего его?

Такому важному клиенту, как Поль Редон, неловко было отказать. Директор велел позвать лакея Феликса и предоставил его в распоряжение репортера. Когда они остались одни, Редон вынул из кармана два луидора, опустил их в руку слуги и сказал:

— Вы знаете, Феликс, что у меня иногда являются странные фантазии?

— О, барин волен иметь фантазии, какие ему заблагорассудится!

Репортер продолжал легкомысленным тоном, хотя сердце со страшною силою билось у него в груди.

— Сегодня утром мне попалась пуговица в таком месте, где она не должна быть… Я подозреваю, что владелец ее — господин Бернетт, и это глубоко интересует меня.

Лакей улыбнулся и наклонил голову, как человек, привыкший понимать все с полуслова.

— И мне думается, Феликс, — прибавил Редон, — что профессиональная тайна не помешает вам сообщить мне, насколько основательны мои подозрения? Впрочем, вот и само доказательство преступления!

Он развязал уголок своего платка, вынул оттуда пуговицу и показал ее слуге, который тотчас же ответил:

— Вы правы: эта пуговица от одежды господина Бернетта. Я видел у него такие же, с такой же точно надписью «Барров Т. Лондон». Я утверждаю это с тем большей уверенностью, что сегодня утром господин Бернетт, заметив, что не достает у панталон одной пуговицы, просил меня пришить ему другую на ее место, которое, впрочем, было вырвано вместе с пуговицей.

Эти слова чуть не свели с ума Редона, но он сдержался и произнес, не то смеясь, не то сердясь:

— Вот видите, какой плут этот англичанин. И выглядит, верно, хуже меня?

— Еще бы! Ему около сорока лет, он высок, напоминает боксера и носит дымчатые очки…

— Так он уехал?

— Да, сударь!

— И забрал свои сундуки, чемоданы?

— Чемодан и три английские ивовые корзины, покрытые просмоленным полотном.

— Хорошо, благодарю!.. Держите, Феликс! — сказал Редон, вручая третий луидор слуге, рассыпавшемуся в благодарностях.

Узнав все, что ему было нужно, Редон вышел из Павильона, заплатил за карету и помчался на станцию. Поезд только что отошел, пришлось около получаса дожидаться другого. Кстати, репортер вспомнил, что, кроме чашки чая, у него ничего не было во рту целый день, а время близилось к четырем часам. Он съел два сандвича, выпил стакан малаги, выкурил сигару и вскоре покатил в Париж. Пятьдесят минут спустя поезд остановился на станции Сен-Лазар. Справедливо полагая, что путешественники, едущие из Сен-Жермена, редко сами заботятся о багаже, он опросил сейчас же всех носильщиков, не принимали ли они вещей у господина, похожего на Бернетта, владельца трех ивовых корзин. Никто такого не видал. Редон, однако, не потерял мужества, памятуя, что терпение — необходимая черта всякого следователя, и продолжал расспрашивать, щедро давал на чай и в конце концов добился признания, что господин высокого роста, с бородой, похожий на англичанина, вышел на станции, но только с двумя корзинами.

— Это он! — сказал себе Редон. — Но где же третья корзина?.. А!.. В кладовую!

При помощи денег, открывающих все двери, он проник в кладовую и сейчас же узнал корзину. Сомневаться было невозможно, так как на ней значился адрес: Френсису Бернетту, Лондон.

— Однако я играю сегодня счастливо, — подумал репортер. — Теперь — к телефону!

Он вошел в телефонную будочку и позвонил.

— Прошу соединить с Версальским судом!

Прошло несколько минут.

— Кто вы?

— Поль Редон, журналист. А вы?

— А! Это Редон! Я прибыл из Мезон-Лафита с нашим пленником… Он упорствует… но он виновен… не пытайтесь что-либо сделать в его пользу…

— Убийца, мой дорогой прокурор, англичанин по имени Френсис Бернетт, и завтра я докажу вам это. А пока прикажите задержать сундук, принадлежащий сэру Бернетту и находящийся в кладовой на станции Сен-Лазар. А затем, кроме того, необходимо навести справки во всех отелях и арестовать этого Бернетта, приметы которого сообщаю. Наконец, вы должны еще приказать охранять станционные двери. Ответственность за все эти меры я беру на себя; а что касается моего бедного друга Фортена, то не пройдет и трех суток, как вы первый заявите о его невиновности. До завтра! В девять часов я буду в Версале.

— Но, Редон, вы с ума сошли!

— Сделайте то, что я вам сказал, и будете благодарить меня на коленях… Слышите ли: на коленях. Прощайте! Я собираюсь заявить во всех журналах о юридической ошибке, но спасая в вас лицо, как говорят китайцы.

После этого Редон возвратился к себе, наскоро почистил костюм и с аппетитом пообедал.

Вечером он побывал в нескольких редакциях и к часу вернулся на улицу Рошфуко, где занимал домик, расположенный в саду. Отослав кучера, он позвонил, вошел, произнес свое имя перед сторожкой и направился к своему жилищу.