Олег Азарьев - Искатель. 2013. Выпуск №5 Страница 7

— Это мои работы, Федя. Мо-и.

Мобильник просигнализировал: разговор окончен. Что ж, твои так твои! Сам в себе копайся.

Так я позабыл про те рисунки. Прошел месяц. Два. Три. Лиза вернулась со «старшинства», зима с костяной ногой прохромала мимо. Вновь ширящиеся небесные прогалины настолько кружили всем головы, что даже моя бывшая звонила дважды по каким-то никчемным поводам. А к апрелю окончательно оклемался лещ — и мы с приятелем устроили волжский выезд. На обратном пути его пропахшая рыбой машина вдруг стала саботировать приказы. Проезжий доброхот вынес вердикт: «Мозги накрылись. Ищите тягач…» И неопределенно махнул в сторону группки плоскокрыших домов мышиного цвета, сгрудившихся по ту сторону дороги: «В Озерный Край суньтесь». Та самая белая коробка вдруг выплыла у меня из памяти, как подлодка из морской пучины. Вот он какой, стало быть, край этот!

Поселок состоял из трех улиц, самая длинная из которых — кто бы мог предположить! — звалась Центральной. А вот озер поблизости не наблюдалось. В семь утра здесь было так покойно и тихо, что несчастье с машиной уже через минуту стало казаться чем-то далеким — почти позавчерашним. Сколь долго ни бродили мы по этой благословенной глуши, ничего похожего на тягач найти так и не удалось. Зато на окраине поселка, у самой трассы, нежданно отыскался автосервис. Его работники, преисполненные утренней неги, поначалу открещивались от любых квалификаций, но пара солидных купюр выявила в них мастеров мирового уровня. Захворавшее авто загнали в бокс, а нам велели ждать до обеда. Блукая по улицам, мы подошли к местной почте. И поскольку прочие достопримечательности Озерного Края — магазин и музыкальная школа, также исполнявшая роль Дома культуры, — были уже осмотрены, у нас не нашлось оправданий, чтобы исключить почтовое отделение из экскурсионного плана. Правительница его, тучная женщина с длинными седыми волосами, собранными в пучок, полистывала книгу у раскрытого окна — фрагмента умиротворяющей сельской панорамы с полуразрушенным коровником в центре. Где-то за батареей лениво водил пилой сверчок. Рядом с почтовой королевой в полудреме склонила голову юная девушка-помощница. Концлагерный скелет с химической завивкой. Вместе они составляли идеальную комическую пару. Налетавший со стороны коровника пахучий ветерок трепал книжные страницы. Солнце веселилось на стеклах конторок. Хотелось сесть и остаться в этом провинциальном спокойствии навсегда — да стульев не было.

— Эх, — выдохнул я в мирную тишину почты. — И кто у вас тут только депутатам жалобы тачает?

Начальница повернулась к окну задом, и я увидел черное родимое пятнышко, которое всемогущая природа — или с высшей целью, или из праздного куража — с математической точностью разместила на самом кончике ее носа. Скелет устремил на мега рыбий, тупой спросонья взгляд.

— А? — почти хором спросили обе.

— Депутатам, говорю, кто у вас тут пишет? И жалуется на такую райскую жизнь…

Скелет уронил ручку. Лицо начальницы вспыхнуло большезубой улыбкой.

— Жалуется? Ни на что мы не жалуемся. А вам чего, молодые люди? Отправить что хотите или так — свататься к Ленусе моей пришли?

Но скелет не подхватывал эстафету веселья. Спицеподобными руками он шарил под столом, а потом вдруг так резко и неосмотрительно выпрямился, что треснулся плечом о выдвинутый ящик.

— Тише, тише! — все еще прихихикивая, тетка погладила скелета по ушибленному месту. — Не покалечься мне тут!

Сквозь обжигающий блеск стекла я разглядывал Ленусю. Выкарабкиваясь из-под стола, девушка отводила глаза так старательно, что этого невозможно было не заметить. Я подошел поближе к конторке и пальнул в сторону Ленуси как можно более едким и подозрительным взглядом. И вдруг скелет вскочил и проворно ретировался в подсобку. Начальница только плечами пожала:

— Смущаете мне девочку!

Мое любопытство в мгновение ока переросло в изумление. Но тут мобильный приятеля возвестил: машина излечена. Уже на крыльце мы столкнулись со странным существом неопределенного пола. Низкорослый кругловатый человек, едва завидев нас, отшатнулся и поспешил отойти на безопасное расстояние. Лицо его полностью скрывали меховая шапка, непроницаемые черные очки и шарф, намотанный до самого носа, — и это в середине апреля! «Да тут просто цирк уродцев!» — подумалось мне.

Но все-таки на обратном пути я не выдержал.

— Тормозни у почты…

— У-у-у! Не слишком ли юна?

— Не знаю пока…

— Вот это, друг мой, как раз надо знать прежде всего! Побрился бы хоть для начала!

Я вновь взбежал по ступеням солнечного домика. И вновь вдохнул эту ни с чем не сравнимую смесь запахов клея, бумаги и разлуки. Скелет был на месте. Но, едва завидев мою физиономию, опять нырнул в подсобку. Я был раздосадован и заинтригован одновременно. Конечно, это могло вообще ничего не значить. Она думала совсем о другом: о другой истории, других письмах или посылках. Ее могли засмущать мы — наши разухабистость и ленивая глумливость, с которыми мы все вокруг оглядывали. В конце концов, не исключалось, что она просто дура и… Да никаких «и»! Дура, а дальше — точка. Не тайная воздыхательница, не активистка молодежной своры, а обыкновенная дура со всеми вытекающими.

Но только вопреки расхожим представлениям будни столичного терапевта — пусть и не самого неудачливого! — немногим уступают в монотонности быту чеховских провинциалов. Просто за калейдоскоп лиц и престижность животов здесь принято расплачиваться дополнительными порциями суеты и раздражения, а слова в анамнезе так же мертвы. Наверное, поэтому я и решился поиграть. В детектива или в недоумка-романтика — не знаю. Только мне захотелось, чтобы этот хромой казус вдруг расправил плащ таинственности.

Через неделю я снова напросился в рыбари — но на этот раз поехали на двух машинах. А по дороге назад я провозгласил автономию: мол, делишки еще есть неподалеку. И, нечувствительный к шпилькам, сбавил ход перед Озерным Кра…

…ем глаза посматриваю: нет ли их рядом? Делаю вид, что отсчитываю монеты бабульке у метро, а сам посматриваю. Мятый плащ и вязаная шапчонка — они все шли и шли за мной, еще на Дмитровке я их заприметил. Наверняка менты! Или хуже! Как же я бежал от них, как бежал! Дмитровка, Садовое, Тверская, Пушкинская… Брюки разодраны, на куртке липкое пятно. Бульвар, Есенин, Тимирязев, чебуречно-пивной смрад перехода. В одной кроссовке похлюпывает: она явно затоплена. Снова бульвар, пара бомжей на лавке — я уже ничем их не респектабельней, да и не лучше, наверное…

Отскакиваю от бабульки и соскальзываю вниз по ступеням «Кропоткинской». В чреве червя, бурящего подземелье, не считаю ни остановок, ни ударов колес по рельсовым стыкам. Я сам — подземелье, которое бурят черви. И в каждом из них — тоже человечек, буримый червями с еще более мелкими человечками. Соберись, соберись! Хоть кто-то из человечков да должен знать, куда и как ему ехать! Так сразу, напрямик, наверное, нельзя. Сперва до конца, до «Юго-Западной», а оттуда — обратно.